Святое дело - Михаил Серегин

Но главное, пожалуй, было в другом. Отлежав в областной психиатрической больнице почти три месяца, Бугров вышел оттуда посвежевшим и помолодевшим, и даже его вечно беспокойные, панически бегающие в поисках тайных агентов Моссада и чеченских террористов глаза стали неожиданно спокойны и мудры.

Как говорили соседи, после курса лечения Виктор Сергеевич остепенился. Он совсем перестал заставлять постаревшую до срока жену передвигаться по собственному двору исключительно короткими перебежками. А главное, более не нагружал обожающих его подростков жуткими и путаными рассказами о пронизывающей страну сети заговорщиков и занялся тем, что у него получалось лучше всего – физической и психологической подготовкой местной молодежи к предстоящей им нелегкой службе в рядах Российской армии.

Пацанве это нравилось. Где еще они могли набрать мышечную массу, научиться приемам рукопашного боя и подготовиться к грядущим схваткам с настоящим, отнюдь не условным, противником? Только у Бугрова.

– Левой! Левой! Раз! Два! Три! – слышался позади бодрый голос Виктора Сергеевича. – Выше ножку, Хохлов!

Они уже вошли на узкую улицу, покрытую горячей, остро пахнущей сухим навозом и угольным шлаком пылью, когда Мария Петровна резко затормозила.

– Вот ее дом, – мстительно усмехнулась она, ткнулась в калитку и, обнаружив, что та закрыта, рассвирепела. – Открывай, шлюха! Нечего от меня прятаться!

За батюшкой она чувствовала себя, как за каменной стеной.

– Так, Мария Петровна... вы мне что обещали? – напомнил отец Василий женщине ее клятвенные заверения в переговорный процесс не вмешиваться.

– Открывай, змея подколодная! – совершенно не слыша его, стукнула в ворота мощным, широким бедром Мария Петровна. – Открывай, дрянь ты эдакая!

Ворота неожиданно легко поддались и со скрипом распахнулись.

– Где ты, тварь?! – помчалась по двору мстительница.

– Рота-а! Стой! Раз! Два! – остановил своих подопечных Виктор Сергеевич и подошел к священнику. – Что случилось, батюшка? Помощь не нужна?

Отец Василий виновато оглянулся. Бугров ничем не мог ему помочь; разве что удержать Марию Петровну от немедленной расправы над своей соседкой. Но той что-то не было видно...

– Команды «вольно» не было! – напомнил загорелым и до чертиков пропыленным пацанам Бугров и тронул священника за плечо. – А что, батюшка, правду говорят, что у вас из-за меня неприятности были? Вы, говорят, даже жаловались на меня...

«Шел бы ты, Виктор Сергеевич, своей дорогой! – подумал отец Василий. – Нашел время разборки чинить!» Но произнести этого вслух не успел, за воротами раздался дикий, нечеловеческий вопль.

– Йо-пэ-рэ-сэ-тэ! – охнул священник и наперегонки с Бугровым кинулся во двор – спасать соседку от разъяренной Марии Петровны.

Но никакой соседки во дворе не оказалось. А напротив остолбеневшей Марии Петровны стоял, наклонив голову, рослый, трехгодовалый, наверное, бычок. Некоторое время бычок еще разглядывал тихо поскуливающую бабу, а потом повернул голову и решил, что те двое, что торчат в воротах, подходят для его молодецкой забавы куда как лучше. И тогда он наклонил голову и, выставив острые короткие рожки вперед и поднимая тучи мелкой белой пыли, помчался на них.

– Рота! Бегом! – заорал Бугров. – Марш! Всем в укрытие! В укрытие, я сказал!

Они вылетели со двора и, обгоняя друг друга, помчались вслед за прыснувшими вдоль узкой улочки пацанами.

– Всем в укрытие! – громоподобно орал Бугров, но где он здесь видел укрытие, было неясно, вдоль дороги с обеих сторон шли глухие двухметровой высоты заборы.

Бычок мощно, протяжно взревел, и пацаны истошно завопили и наподдали ходу, падая, подымаясь и снова падая в дорожную пыль. А вслед за ними бежали и так же идиотски орали и они – два взрослых, степенных мужика.

Метров через пятьдесят заборы пошли пониже, и пацанва посыпалась через черные от времени доски в чужие огороды, и тогда Бугров последовал их примеру и, уцепившись руками за забор, подтянулся и сиганул на крышу примыкающего к улочке сарая.

– Давай, батюшка, сюда! – крикнул он.

Священник попытался повторить спортивный подвиг отставного капитана, и в тот самый миг, когда он с горечью осознал, что ему с его солидным весом этого ни за что не проделать, сзади словно наподдали огромным, шестьдесят второго размера сапогом, что-то ужасно захрустело, и он вмиг оказался на истекающей раскаленным гудроном рубероидной крыше.

– Что, выкусил?! – торжествующе крикнул Бугров и погрозил вниз белым от напряжения кулаком.

Священник скосил глаза. Прямо под ними задумчиво стоял виновник происшествия, и на одном из его небольших, но острых рогов колыхался изрядный кусок черной материи. Отец Василий испуганно ощупал поясницу и понял, что она совершенно голая, и лишь чудом уцелевшие просторные сатиновые трусы защищают его от полного позора. Но крови, слава всевышнему, на тщательно осмотренной ладони не было – значит, не зацепил.

Надрывно, в десятки глоток лаяли донельзя возмущенные нарушением огородного суверенитета дворовые собаки; трещали под камуфлированной пацанвой чужие заборы, но стало ясно: все кончилось. Бычок повернулся к забору боком, с минуту постоял и, ритмично размахивая повисшим на одном из рогов черным пиратским полотном, бодро двинулся назад.

– Во, скотина какая! – восхищенно ругнулся Бугров. – Характер показал и домой!

На улочку высыпали немногочисленные обитатели здешних домишек, но никто чудеса бесстрашия демонстрировать не торопился: что скотину понапрасну пугать? Вон она уже сама во двор заходит...

– Так вы что, батюшка, к Вовчику зайти решили? – Отставной капитан аккуратно спрыгнул с крыши. – Осторожнее, здесь стекло битое.

Похоже, он знал и этот двор, и его хозяев.

– Ага, – кивнул священник и тоже спрыгнул вниз. – Мария Петровна попросила.

Бугров как-то сразу помрачнел.

– А-а... вы поэтому...

– А что? – насторожился отец Василий. – Что-нибудь не так?

– Да нет, все так, – печально признал Бугров. – И баба у него на двадцать пять лет старше, и мать, конечно, этим недовольна, но только... – он сглотнул. – Не трогали бы вы парнишку.

– Почему? – удивился священник.

– Пусть живет пацан, как умеет. Да вы и сами все увидите, – отмахнулся Бугров и повернулся к своим подопечным. – Рота! Стройся!

Мальчишки кинулись в центр улицы, на ходу отряхивая пыль с камуфляжных брюк и с гоготом вспоминая, кто, как и куда сиганул, и Бугров решительно отошел от священника и целиком переключился на них.

– Отставить смефуечки! Хохлов! Тебе что, два раза повторять?!

Отец Василий пожал плечами, развернулся и пошел назад, к открытым настежь воротам соседки Марии Петровны. Судя по гомону, доносящемуся оттуда, хозяйка дома уже объявилась и теперь выясняет отношения с матерью Вовки. Или Вовчика, как назвал его Бугров.

Так оно и было на самом деле. Когда священник подошел, бычка уже загнали в сарай, а женщины стояли одна напротив другой руки в боки. Отец Василий тщательно замотал оборванными полами рясы свои тылы и поймал настороженный взгляд довольно моложавой, несмотря на свой изрядный возраст, хозяйки.

– Володя на заднем дворе, – внезапно прекратив орать, спокойно сказала она и снова повернулась к своей бывшей лучшей подруге – продолжать.

Священник прошел на задний двор и почти сразу же увидел его. Молодой парень сидел на березовой чурке и курил сигарету без фильтра.

– Здравствуй, Володя, – шагнул вперед отец Василий.

– Здравствуйте, – приподнялся, опершись о стену, парень, и по тому, как деревянно, одним махом качнулась вперед его нога, священник сразу понял: ноги там и нет – протез.

– Где это тебя? – нахмурился отец Василий.

– Чечня, – коротко ответил Вовчик и посмотрел на попа своими светло-голубыми, словно выцветшими на беспощадном южном солнце глазами.

«Не трогайте вы его, – пронеслись в голове священника слова Бугрова. – Пусть живет пацан, как умеет...» Он вдруг вспомнил что-то свое, казалось, давным-давно позабытое: оседланные пехотой «коробочки», слепящее горное солнце, подорвавшийся на «итальянке» Васек – от него мало что осталось, по кускам собирали... В глотке у священника сразу пересохло.

– Ладно, братуха, – хрипло выдохнул он. – Если надумаешь, заходи; я здесь недалеко живу, у оврага. Найдешь?

– Найду, – кивнул Вовчик.

Они пожали друг другу руки, отец Василий вернулся во двор и, подойдя к Марии Петровне, положил ей руку на плечо. Только что извергавшая потоки грязных ругательств прихожанка испуганно смолкла.

– На исповеди давно была? – тихо поинтересовался священник.

Мария Петровна отчаянно заморгала глазами, но вспомнить, когда в последний раз ходила на исповедь, так и не смогла. И тогда отец Василий сокрушенно покачал головой и, подняв с земли сброшенный бычком кусок своей рясы, вышел со двора вон.