Дедушка - КниГАзета .

- А в чем там дело-то? - Игорь откинул за плечи длинные волосы и привычно подкатил к компьютеру.

- Заказчица думает, она хочет женить на себе ее деда и завладеть имуществом. Семья у них богатая — дед бывший совладелец крупной торговой компании, а его сын в банке работает. Есть, за что опасаться.

- Да, негусто, - в тон своим мыслям ответил парень и, коснувшись переносицы (не так-то просто забыть эту привычку, поменяв очки на контактные линзы), доложил, чуть повысив голос. - Татьяна Ивановна Селиверстова, 47 лет, не замужем, телефон бла-бла-бла, адрес ля-ля-ля, улица Маршала Бирюзова, дом 40, сорок пятая квартира. Работает в детской школе искусств номер четыре, это тут же, на Сосновой, преподавателем, то есть, художница. Вот есть ее страничка в социалке... Та-ак... Вот можно картинки посмотреть. Путешествует, да не за границу, а по нашим каким-то старинным городам. Участвует в городских выставках, репетиторством подрабатывает. В общем, ничего особенного.

- Да, ничего, - машинально повторила Людмила и резко поднялась со стула. - Я в душ. Все так и липнет, - и она брезгливо посмотрела на пальцы Игоря в оранжевом соку, которые он еще продолжал облизывать, выискивая в пакете последние комочки съестного.

Тот торопливо обернулся, будто что-то прослушав, и проводил взглядом изящную фигурку Людмилы. Такая шикарная женщина в душе! Капли воды на стройном загорелом теле. А ты сидишь тут у компа, гоняешь эльфиек и ищешь, чем занимается на досуге немолодая художница... Игорь вздохнул — гнать надо такие мысли, Серега ж убьет за свою даму.

Но что-то звякнуло в голове, и скучны стали и виртуал, и неоновый перемигивающийся мир. Сквозь щелочку в жалюзи виден был край лазуритового неба, оранжевый отблеск в окне напротив. Парень тряхнул длинной гривой, вздохнул и принялся за работу.

Красивое место Сосновая улица — тихо, уютно, зелено, из близлежащего парка тянет смолой и нагретыми шишками. Людмила остановила свою «Черри» недалеко от остановки и, войдя на школьный двор, притворилась одной из мамочек, пришедшей встречать ребенка из школы.

Долго ждать ей не пришлось. Со своего места она увидела, как подкатил «Фольксваген Туарег» Варламова. Припарковавшись, Степан Николаевич вошел во двор и, скромно прислонившись к ограде, спрятал за широкой спиной небольшой изысканный букет. Людмила с удовольствием оглядела его с ног до головы. Действительно, весьма интересный мужчина — высокий, хорошо сложенный, не грузный и не высохший, как большинство пожилых людей. Выглядел он моложе своих лет, можно было бы дать ему не больше пятидесяти - пятидесяти пяти. Седые волосы аккуратно зачесаны, морщины придают лицу зрелой мудрости, и все оно светится каким-то внутренним благородством. Он не первый раз встречает свою подругу здесь — выходящие из школы преподаватели здороваются с ним, он кивками отвечает на их приветствия. Детишки с любопытством рассматривают его — в памяти Люды всплыло, как некогда она сама так же выбегала из школы, и каждое новое лицо, каждая мелочь становились Событием с большой буквы, началом удивительного приключения. А Варламова сложно не заметить — он как-то сразу притягивает взгляд.

А вот и она — выходит из дверей, окруженная стайкой малышни. На сгибе локтя держит несколько альбомов, чуть склонив голову, ласково улыбается и что-то объясняет одному из ребят, которые восторженно ее слушают. "Она приятная", - подумала Людмила, оценивая внешность учительницы. - "Миниатюрная, тонкая, как балерина". Легкое ниспадающее бежевое платье без пояса, несколько старомодное, будто из двадцатых годов прошлого века, делает ее фигуру еще более  вытянутой, удлиняет лебяжью шею. Даже ее шаг, когда она спускается по школьной лестнице, как-то по-танцевальному легок и грациозен. Лицо немолодое, но тоже какое-то вдохновленное, глаза светятся, а улыбка, пусть и обрамлена морщинками, на удивление обаятельна. Чуть миндалевидные глаза, зачесанные в пучок с японской заколкой подкрашенные светло-каштановые волосы. Какая-то осенняя, будто вот-вот улетит. Не очень-то похожа на прожженную стерву.

Людмила заранее заготовила подслушивающую аппаратуру — в руках у нее незаметно появилась брошюрка, в которой был спрятан маленький, похожий на пистолет, приборчик с круглой чашечкой антенны. Но использовать чудо техники не пришлось — женщина, попрощавшись с детьми, которые с неохотой удалились, подошла к Варламову. Тот протянул ей букет и легонько, в рамках приличия, прикоснулся губами к ее щеке. Они тепло поздоровались. Степан Николаевич взял у нее альбомы, хоть они и были тонкими и легкими, и предложил:

- Пойдем в машину сядем. Ты говорила, в магазин хочешь сходить — я тебя повезу. Мне тебе есть, что сказать.

Они двинулись к машине. Людмила последовала за ними на расстоянии, тоже села в свою машину и незаметно направила микрофон дальнего действия на «Туарег» Варламова. Жара все усиливалась, небо набухало кобальтовой глубиной. Ни облачка, и над ослепительной полосой дороги на кочках плавали дрожащие миражи. Хорошо еще, что Сосновая — довольно тенистая улица. Все окна были открыты, что не препятствовало принятию сигнала. Вдев крошечный наушник, со стороны казавшийся гарнитурой от сотового телефона, Людмила, не вызывая подозрений, слушала разговор.

- Танюшка, я так по тебе соскучился, - с чувством говорил Степан Николаевич, по-театральному целуя руку учительницы. - Никогда я еще не был так счастлив. Всем кажется — я только жить начинаю. Никогда раньше такого не было, ведь рассказывал тебе все... Олечка — как все горело, как рвалось, а высохло, измелочилось. Где? Кто? Лица не вспомню. Таша — ну, тут воля родителей, расчет, дети, обязанности, дружба. Иногда вспоминаю ее, но никогда мы особенно близки не были. И только с тобой я чувствую — наконец-то могу быть самим собой... Как много нужно было времени, чтобы это понять, ощутить...

Люде было уже неловко выслушивать эти искренние, доверительные слова. Уже червячком внутри копошилось — убрать все! Не имею права слышать то, что не для моих ушей. Но другой червячок шептал: а что, если художница и впрямь одурачить его хочет? И Люда, скрепя сердце, слушала.

- Зачем ты так говоришь, Степа? - у учительницы был приятный грудной голос, напоминавший об Анне Шатиловой. - Мы уже давно не дети...

-В том-то и дело, что уже не дети, и наконец-то можем поступать так, как считаем нужным! Не считаясь с кем-то, кто выше, старше, опытнее, не оглядываясь на обязательства и долги перед всеми — работой, обществом, семьей, детьми... Идем сегодня на «Мастера и Маргариту» на Таганке? Пусть это будет моим тебе свадебным подарком.

- Степа! Я уже говорила тебе — не стоит так быстро... - заволновалась Татьяна, но Варламов властно перебил ее:

- Танюш, я уже обо всем позаботился. Мне все равно, кто что подумает, я просто хочу... хочу, чтобы было так, понимаешь? В субботу в Хорошевском ЗАГСе, распишемся и сразу улетим. В Венецию, как и мечтали!

- Степа, я не знаю, что тебе...

- Перестань, ты для меня все, весь смысл моей жизни. Нам уже не так много осталось, так давай проживем, как нам хочется.

- Мы кого-то пригласим? - робко осведомилась Татьяна.

- Я бы хотел видеть только самых любимых и близких. Но Паша сможет приехать лишь в конце лета. С Дмитрием Анатольевичем я, как тебе известно, предпочитаю не общаться после того, что случилось с Лизонькой. Я бы хотел видеть Аленку, но не знаю, как она к этому отнесется.

Последовала короткая пауза.

- Тебе нужно ехать? - у Татьяны немного дрожит голос, в горле пересыхает. Она заметно взволнована, да и удушающая жара обволакивает тело, как наэлектризованный пакет.

- Да, еще есть дела, которые нужно уладить... Не хочу, чтобы нам что-то помешало отдыхать. Поехали вместе, я подкину тебя к магазину, - отвечает Варламов.

Окна плавно поднимаются, мощная машина тихо, но угрожающе порыкивает и трогается с места.

Люда сложила оборудование в сумку и неспешно двинулась за ними. Варламов подвез Селиверстову к торговому комплексу, где они нежно распрощались, договорившись встретиться в нужное время перед театром. Когда машина отъехала, Татьяна еще немного постояла, провожая ее взглядом, и только после этого вошла в здание, источавшее кондиционированный холодок. Людмила, без особых усилий слившаяся с толпой, последовала за ней.

Татьяна направилась к камерам хранения, чтобы оставить сумку и цветы, и Люда решила подождать ее чуть поодаль, у какой-то случайно подвернувшейся витрины. Но вдруг, видимо, почувствовав вибрацию или услышав звонок, Селиверстова начала торопливо рыться в сумке, отыскивая телефон. Людмиле не оставалось ничего другого, кроме как приблизиться и, притворившись, что тоже намеревается оставить сумку, прислушаться.

- Да, это я, - быстро говорила Татьяна. Лицо ее изменилось, улыбка покинула лицо, и напряженная складочка стрелочкой порхнула над бровями. - Да, мы только что... Ах.. Д-да... Сказал, мы распишемся в субботу и... Сейчас? Я в магазине... - она растерянно оглянулась. - Хорошо, я скоро подъеду.