Замечательное утро - Саша Чекалов

и билось в когтях моих гибкое тело, —

и клочьями шёрстка по небу летела.

…Я спал, сыто чавкая.

Видел во сне,

как роботы рая подкрались ко мне,

и – взяли меня на поруки,

и в тайне

устроили зверю перевоспитанье, —

и вот я на привязи…

Ешь – и потей!

Работай в охотку – и делай детей!

…Щенятки, помилуйте:

здесь – не играйте!

Я – вою в раю социальных гарантий

и… прочную связь разрывая, бегу! —

и – радостным псом озираюсь в кругу

своих ипостасей,

их пластик собольих, —

и счастлив

возможностью

чувствовать

боль их.

Про тебя

«…он лицемерно корчит из себя святого, на самом же деле верен Афродите.»

(«Мазарис»)

Был я некогда назначен

роль такую исполнять:

визгом режущим щенячьим

мудрость будней оттенять.

Был я тем, кого знакомят

с удовольствием простым.

Подвизался там, где кормят.

Подрабатывал святым.

Эскапистом искушённым

выбирался из возни!

…Дело – виделось решённым:

Лишь отважься и возьми.

Был – ну всем, чего хотелось

для себя и для тепла!

В вихре ливней и метелиц

ждал тебя…

А ты не шла.

Синий и бурый

Все элементы долговечны,

А вещи сложные увечны,

Их элементы ненадёжны,

Поскольку противоположны.

(«Фламенка»)

Два цвета весь мир составляют.

На них и разложится он

в тот день, когда звери залают,

войдя в кабинеты ООН.

Пройдутся по улицам бурей,

по белому свету сохой

два окрика: синий и бурый…

И – воздух взметнётся сухой,

ворвавшись в гортань лепестками

двух по ветру пущенных воль.

Смешаются тающий камень

и вод застывающих вой, —

чтоб тут же распасться на блики

и небо заполнить собой!

…Гляди! – симметричные лики:

коричневый и голубой.

Два цвета…

Да полно вам биться

во взоре моём – за меня!

Слежу отстранённо, как Бидструп*,

они же, – пугая, маня, —

на помыслы флёром ложатся!

пятнают иные цвета!

И гибнет, как сон, красота,

пытаясь за явь удержаться.

* великий датский карикатурист (цветом почти не пользовался)

Подробнее

Мы актёры.

Играем пред несуществующим залом.

И – не будучи —

зал никогда не бывает пустым.

…Я тебе не ответил на то,

что ты мне никогда не сказала;

ты ко мне не простёрла

истёртые стиркой персты.

Не начавшись, не может закончиться вечная драма,

вся антрактами смазана,

ни хороша, ни плоха.

Сцена – рынок, но в зале таится безмолвие храма:

нет ладоней у зрителей —

и не дождаться хлопка.

Откровения

Ну что тебе сказать про сахарин! —

его я бездне вкуса уподоблю:

он в утро вносит язвенную долю

сияния всех жёлтых субмарин.

Ты просишь рассказать про кодеин?

Не пробовал… И вряд ли помогает…

Сквозь чакры все эффекты вытекают

мелодиями нежных мандолин.

Тут за любовь уместно прояснить:

базара нет, занятие крутое,

но – чуешь: «Что-то делаю не то я», —

а ничего не в силах изменить.

Не в силос мордой, но – того же типа…

который нас застал за стеллажом

с братанием…

порезами…

ножом…

а в КПЗ, поверь уж, не мастика,

а мистика: пока отковырял,

пытаясь с табуретки не упасть, я

натёр о прутья ржавые запястья! —

и тут же уронил… и потерял…

Ну что, земляк, ещё тебе сболтнуть?

…Рекомендую лучше витамины:

кругом многоэтажные домины, —

без витаминов в них не протянуть.

Сказать об ЛТОшной* целине?

о клубах сельских?.. Цели нет. И тянет

куда-то в Подмосковье…

Под ногтями

болит воспоминание о дне,

в котором был я молод, зелен, шал.

…Сидели, пели… Чудились свирели.

И – горизонты яркие серели.

И говорить – никто не приглашал…

* лагерь труда и отдыха

Временная подработка

Всё суетно: вопросы и умения.

Да здравствует беспамятный кретин,

кладущий на обочину каменья

вдоль выстроенных кем-то в ряд картин!

Вынослив он, щадит его усталость,

сомнения обходят за версту, —

и мысли вроде «сколько нам осталось?»

не нарушают чувства чистоту.

…Так аккуратно складывает глыбы,

как мать за стол сажала б ребятню!

как вы, быть может, ранее смогли бы…

как я, возможно, позже применю

свои универсальные приёмы…

Да, выскочу внезапно рядом с ним —

и славно поработаем вдвоём мы!

…И сложный мир друг другу объясним.

Кто-то

Бабочкой неразборчивой

бьюсь о преграду незримую,

привлечённый всё тем же бессмысленным светом,

слепящим и опьяняющим.

Между тем как усталые пальцы, —

властные, неумолимые, —

раз за разом берут осторожно за крылья,

чтоб вынести на свободу…

а я – каждый раз вырываюсь.

Ущербность

День разваливается на жесты,

на наконечники стрел.

Непонятно, куда подевалось блаженство, —

пламя, которым горел…

плавился… растекался…

завтракал и дышал…

Счастье, приторное лекарство, —

притерпелась к тебе душа.

Я курю. Надвигается дождик, —

хоть и солнце пока палит.

Я – уже принимаю как должное

тот факт, что внутри – не болит.

И от сознания факта: как раньше,

не вылечит снадобье впредь,

зреет день – ещё трепетнее, чем вчерашний

…чтоб ещё ярче гореть.

Растерянное поколение

Я не видел рождения нового мира:

читал, сидя в детской на собственном стуле…

взрослея, —

какой-то особенно милый

(особенно если смотреть с верхотуры), —

пока вы меня бескорыстно любили…

везя в одноразовом автомобиле

по кочкам вовсю уходящей натуры.

Безумие

То утро толчёт содержимое в ступе,

то вечер утрату лицом развернёт…

Мы ждём, пока нужное время наступит

и нужное слово навстречу мелькнёт.

Мы ждём – без надежды дождаться чего-то,

любого… да что там, – всех лЮбых любей!

Ссыхаясь, весну цементирует рвота, —

и ласково шепчет погода: «Убей».

И ты надеваешь ботинки с натугой;

у зеркала морщишься, всё рассмотрев…

Сверяешь часы… и выходишь без стука, —

заранее в тёплой одежде сопрев.

…Вернёшься. Усядешься тихо на стуле…

Сверкнёт одиночество, словно броня…

Ты – маяться будешь…

пока не наступит

безумное утро безумного дня.

Слишком поздняя готика

Грозя течению дуэлью,

мой паж и робок, и суров, —

он обречёт твою дуэнью

сопротивлению дворов.

А мы с тобой, душой моею,

себе устроим полный лад! —

придумав лунную аллею

во тьме дворовых анфилад.

Гигиена

Провести этот день с тобой, —

мне готовящей сытный завтрак,

отражающейся всей гурьбой

в моих самоварах пузатых…

Говорить с тобой обо всём:

о победах, – о пире в честь их…

и о тех, кто на этом пиру обнесён

против шерсти…

Проводить тебя на урок, —

не успевшую и обуться…

Целлофаном укрыть пирог.

Подобрать забытые бусы.

Время мастерски обойти ль —

отразиться в его изгибе ль…

Не пойму, на каком затерялась пути

моя гибель!

…Отвернуться… Вползти в постель.

Поворочаться… провалиться…

Разыскать каталог потерь —

и новые вставить лица.

Убедиться, что ты – нигде.

Заблудиться в тоске-разлуке.

(Будет день – будет завтрак…)

И в новой воде

Вымыть руки.

Аутотренинг

к N

Господи, дева! Да разве ж тя

люблю я (по мере сил)?

…Празднично-солнечный день!

и дитя —

которую не просил

плавиться, взгляда не отводя,

слово ловить, не дыша…

Поле, и сосны, и шум дождя.

И неба воздушный шар.

…Фотки развесил я на стене?

Разве ж они твои! —

это всё оклики общих дней, —

ты-то уж отвали:

воспоминания не для тебя,

ибо – не о тебе.

…Спущена, ноет струна-тетива, —

зарылась стрела в листве.

Снова, видать, предстоит дураку

жизнью покрыть порыв,

что не укладывается в строку.

…В пути разводя костры —

виться беспамятным мотыльком…

высматривать в угольках

очи, сочащиеся молоком,