Только один выход - Эрл Гарднер

— Что ж, пусть стреляет.

Губы ее плотно сжались. Она нажала на переключатель скоростей, я согнул правую ногу в колене и резко рванул вниз ручной тормоз. Последовал толчок, ее с силой бросило на руль. Воспользовавшись этим, одной рукой я схватил ее за горло, другой вывернул запястье.

Вышвырнув пистолет за окно, я отпустил ручной тормоз, выправил руль, так как машину бросало из стороны в сторону, посмотрел на нее и усмехнулся:

— Ну как? Продолжим?

Она побледнела как мел, глаза сверкали в темноте яростным огнем, губы сжались в тонкую нить.

— Хам! Животное!

Я снова зевнул:

— Вы, женщины, всегда так. Сначала тычете человеку в ребра пистолетом, а стоит ему отобрать его, так он уже и хам. Ну ладно, давай вези, пока я не отшлепал тебя по попке.

Остановив машину, она согнула колени, выскользнула из-за руля и, как дикая кошка, бросилась на меня, кусаясь и царапаясь. Я с трудом удерживал ее. Платье соскользнуло у нее с плеча, острый каблук-шпилька впился в мою ногу, а сверкающие белизной зубы яростно щелкали, пытаясь укусить меня. Да, ничего не скажешь.

Вдруг она застыла, расслабилась и… заплакала — типичный трюк, который обычно пускают в ход представительницы слабого пола. Потерпев поражение, она буквально выла у меня на плече. Чулки ее спустились, обнажив сверкающие белизной ноги. Растрепанные волосы свешивались на лицо, платье было разорвано, и я вдруг заметил, что моя рука покоится на ее голом плече и, что самое интересное, слегка похлопывает по нему, как будто пытаясь ее успокоить. Уж не знаю, почему моя рука это делала, думаю, чисто механически. Видит Бог, я вовсе не собирался утешать эту разъяренную кошку только потому, что ей не удалось пристрелить меня.

Я оттолкнул ее.

— Господи, как я ненавижу тебя! — гневно выдохнула она.

— Это заметно, — проговорил я. — В следующий раз, когда сломается такси и какая-нибудь девушка предложит подвезти меня до города, я возьму с собой роликовые коньки.

Тут она снова прильнула ко мне, склонив голову мне на плечо, и опять горестно зарыдала. Я дал ей выплакаться. Ярость и разочарование довели ее почти до истерики, и я ждал, пока она успокоится. Нужно было выяснить, что все это значит и чего хочет эта женщина с родинкой на левой руке.

Некоторое время спустя она выпрямилась, подтянула чулки, припудрила носик и поправила волосы, снова приняв нормальный вид. Приведя, насколько это было возможно, в порядок платье, она посмотрела на меня и усмехнулась.

— Ты победил, — заявила она.

— Куда ты собиралась меня везти? — спросил я.

Улыбка на мгновение исчезла с ее лица, и я уж было подумал, что она снова расплачется.

— Для меня это так важно, — сказала она. — Мне даже в голову не приходило, что все может сорваться… — Посмотрев на ручные часики, она вздохнула: — Я должна была отвезти тебя в одно место. Это в двадцати минутах езды отсюда… Я думала, что смогу соблазнить тебя, а когда у меня не получилось, решила действовать силой… Господи! Для меня это так много значит!

Я посмотрел на нее с любопытством:

— Ну и где же это место? Тебе что, приказали привезти меня?

— Я не могу сказать где, Эд. Да, мне приказали.

Я откинулся на сиденье:

— Ну что ж, тогда хватит хлюпать, поехали.

Если кому-то надо, чтобы я был в определенном месте в определенное время, у меня хватит смелости отправиться туда и даже устроить там маленький праздник. Я уже порядком устал от того, что какие-то дешевые жулики вмешиваются в мою жизнь. Хотел бы я взглянуть на человека, который натравил на меня эту дикую женщину.

Она широко улыбнулась.

— Я знала, что ты поедешь, — проворковала она, явно заигрывая со мной. (Ох уж эти женщины! Дай им волю, и они съедят тебя с потрохами.) — Да-да, я знала, Эд, что ты храбрый и не побоишься поехать. Я никогда не забуду этого и, может быть, тоже сделаю для тебя чтонибудь, когда придет время.

С этими словами она обвила мою шею руками, поцеловала и, юркнув за руль, завела машину, и мы поехали.

Да, эта барышня машину вела умело, и к тому же ужасно гнала.

Мы приехали в китайский квартал. Я старался запомнить дорогу. Я хорошо знаю китайцев, их привычки и даже немного говорю на их языке. И если пьеса, в которой мне тоже была отведена роль, собиралась разыграться в китайском квартале, тем лучше для меня.

Мы остановились перед небольшим грязноватым магазинчиком, в витрине его размещались антикварные безделушки из слоновой кости, засиженные мухами, а перед входом сидели два китайца охранника. Ничего необычного в этом не было. Китайцы, вечно сидящие на тротуаре с безразличным видом, ссутулив плечи и задумчиво попыхивая трубками, вовсе не пребывают в философских раздумьях и не просто наслаждаются пейзажем, они охраняют место, перед которым сидят.

— Эд, — сказала она, — за то, что произойдет там, я не отвечаю. Все, что от меня требовалось, — это доставить тебя сюда, в определенную комнату, где ты должен побеседовать с определенным человеком. Мне бы хотелось, чтобы это выглядело так, словно я отлично выполнила свою работу. Поэтому не мог бы ты притвориться, будто ты клюнул на меня, ну… в общем запал на меня… Понимаешь?

Я вылез из машины.

— Давай веди, — сказал я.

Когда мы вошли в магазин, она взяла меня за руку, и мы стали пробираться сквозь толпу без умолку тараторивших китайцев, мимо охранника, следившего за входом, и вскоре погрузились в полумрак бесконечных извивающихся коридоров с дубовыми дверьми и пустыми комнатами.

Я обвил рукой ее талию и крепко прижал к себе. Не потому, что хотел сделать вид, будто, как она сказала, запал на нее, а просто потому, что доверял ей не больше, чем доверяют гремучей змее.

Наконец мы повернули налево, дважды постучали в тяжелую дверь, услышали щелчок в замке, и уже через мгновение я оказался в просторной комнате, обставленной массивной мебелью тикового дерева, украшенной дорогими гобеленами и восточными коврами. Здесь царили богатство, роскошь и покой.

Посреди комнаты стоял тяжелый письменный стол, за которым сидел грузный мужчина. Его ледяные глаза сверкали в полумраке комнаты как два больших холодных алмаза.

Я застыл на месте. Уже многие месяцы по городу носились слухи о преступном синдикате и о большом человеке, который, сидя в конторе, управляет преступным миром, приводя в систему вымогательство, подпольную торговлю спиртным и кражи драгоценностей. Никто не знал его в лицо, и в то же время его знали все — город полнился слухами, смутными догадками и самыми немыслимыми предположениями. Дошел этот слух и до меня, но я принял его за одну из тех невероятных историй, которые время от времени якобы потрясают преступный мир. Теперь же у меня появилось какое-то неуютное ощущение, что слухи имели под собой нечто определенное.

Он заговорил безо всякого вступления. Его голос удивил меня. Глядя на это грузное, массивное тело, я приготовился услышать густой бас, но он говорил таким тонким голосом, что если бы я собственными глазами не видел, как шевелятся эти толстые губы, то подумал бы, что за его спиной прячется женщина и говорит за него.

— Эд Дженкинс, у вас репутация человека, способного открыть любой сейф, не оставив при этом следов.

Слова эти он произнес с вопросительной интонацией, но я не шелохнулся, не издал ни единого звука.

Помолчав с минуту, он продолжил:

— Есть сейф, который вы должны будете открыть и положить туда конверт. Это нужно сделать завтра до полуночи. И никто не должен догадаться, что сейф вскрывали.

Ледяные серо-голубые глаза продолжали сверлить меня. Полный сарказма ответ готов был сорваться у меня с языка, но я сдержался. Чувствовалось, что этот человек не остановится ни перед чем. К тому же я находился в потайных лабиринтах китайского квартала, а игра, судя по всему, шла по-крупному, или я ничего не смыслю в преступных делах.

— Вас, наверное, удивляет, почему я даю вам инструкции. Я хорошо знаю вас, Дженкинс, отлично осведомлен о всех ваших деяниях. Например, мне известно, что вы одинокий волк и не подчиняетесь никому. С мозгами у вас все в порядке, вы обладаете непревзойденной способностью ускользать из-под самого носа полиции и всегда заметаете следы. Учитывая эти ваши способности, я и прошу вас кое-что для меня сделать. А взамен я сделаю чтонибудь для вас. — С этими словами он вынул из ящика стола два конверта. — В этом конверте две тысячи долларов, — сказал он, хлопнув конвертом по столу и протягивая его мне.

Я видел края банкнотов, выглядывающих из конверта, но не взял его. Я выжидал. Сейчас мне было выгоднее помолчать, предоставив вести разговор этому массивному, грузному типу, восседавшему за столом.

Рядом с собой я слышал прерывистое и частое дыхание девушки — она была напряжена и взволнована. Видимо, ее обуревали какие-то сильные чувства, которые она пыталась скрыть.

— Во втором конверте, — продолжал человек за столом, — бумаги, которые, как мне кажется, представляют для вас интерес.