Прорвавшие блокаду - Жюль Верн

— Да, читал, и не раз.

— И вы согласны со мной, что война в Соединенных Штатах продлится еще долго?

— Видимо, так.

— А знаете ли вы, сколь непоправимый ущерб она наносит интересам Англии, и, в частности, Глазго?

— Конечно, особенно фирме «Плейфейр и K°», — согласился с племянником дядя Винсент.

— Прежде всего фирме! — подчеркнул молодой капитан.

— Не могу без ужаса видеть упадок из-за всего этого в торговле! — воскликнул дядя. — Конечно же, фирма Плейфейров не лишится авторитета, но некоторых пайщиков мы можем недосчитаться. О, эти американцы, да будь они трижды рабовладельцы или сторонники полной свободы для всех, я всех их послал бы в преисподнюю!

Если исходить из стоящих превыше всего великих принципов гуманизма, Винсент Плейфейр, разумеется, был не прав, только принимая во внимание соображения коммерции, можно с ним согласиться. Дело в том, что самый важный предмет американского экспорта на рынке Глазго отсутствовал. Хлопковый голод[9] (употребим это энергичное английское выражение) становился с каждым днем все более угрожающим. Тысячам рабочих приходилось жить подаянием. В городе насчитывалось двадцать пять тысяч механических станков; до начала войны в Америке они производили в день шестьсот двадцать пять тысяч метров хлопковой пряжи, или пятьдесят миллионов фунтов[10] за год. Понятно теперь, почему в Глазго царили хаос и неразбериха: текстильное сырье почти отсутствовало. Каждый час приносил вести о новых и новых банкротствах. На всех заводах остановилось производство. Рабочие просто умирали с голоду.

Картина всеобщего бедствия и породила у Джеймса Плейфейра дерзкую идею.

— Я отправлюсь за хлопком, — сказал он, — и привезу его во что бы то ни стало. У меня есть план.

Как и его дядя, он ведь был коммерсантом.

— Ну-ну, поживем — увидим, Джеймс.

— Все очень просто. Мы построим корабль с высокой скоростью и большой вместимостью.

— Вполне возможно.

— Загрузим его военным снаряжением, одеждой и продуктами.

— Это у нас найдется.

— Я сам пойду капитаном, и можно будет не опасаться, что меня догонит какой-нибудь корабль федерального флота. Мы прорвем блокаду южных портов…

— Понятно, — кивнул дядя. — Ты выгодно продашь груз конфедератам, они в нем очень нуждаются.

— И вернусь обратно, нагрузив корабль хлопком…

— Который отдадут тебе просто даром.

— Совершенно верно, дядя Винсент. Как вам это нравится?

— Неплохо. Но сможешь ли ты прорваться?

— Конечно, если только у меня будет корабль.

— Тебе изготовят его в самый короткий срок. А как с экипажем?

— О, я найду людей. Мне не надо много народу. Возьму только тех, без кого невозможно обойтись, управляя судном, и все. Надеюсь, воевать с федералистами не придется: мы постараемся избежать с ними встречи.

— У вас это должно получиться, — заключил дядя Винсент. — А теперь, Джеймс, скажи мне, в какой части Америки ты думаешь высадиться?

— Несколько кораблей, дядя, уже прорывали блокаду Нового Орлеана, Уилмингтона и Саванны. А я хочу пройти напрямик к Чарлстону. Ни одно английское судно, кроме «Бермуд», еще не пользовалось этим маршрутом. Мы последуем его курсом, а раз у корабля будет небольшая осадка, федералисты не смогут нас догнать.

— Главное, — задумался дядя Винсент, — Чарлстон просто задыхается от хлопка. Его там даже сжигают.

— Кроме того, город на осадном положении, — подхватил Джеймс. — У войск Борегара[11] запасы на исходе. Мой груз оценят на вес золота.

— Отлично, племянник! И когда же ты хочешь ехать?

— Через десять месяцев. Нужны длинные зимние ночи, чтобы удалось проскочить.

— Мы сделаем все необходимое.

— Договорились, дядя.

— Договорились.

— Только никому ни слова.

— Ни слова!

Вот почему никто не знал настоящего предназначения «Дельфина», спущенного со стапелей Келвин-дока через пять месяцев после этого разговора.

II

ПОДГОТОВКА К ОТПЛЫТИЮ

Установка снаряжения шла полным ходом: оставалось подогнать уже готовый такелаж.[12] «Дельфин» был трехмачтовым судном с косыми парусами, что оказалось, в общем-то, излишней роскошью. Ведь, чтобы уйти от крейсеров федерального флота, ему следует рассчитывать не на паруса, а на мощные винты, расположенные по обе стороны ахтерштевня.

В конце декабря корабль совершил первое пробное плавание в заливе Клайда. Кто остался больше доволен — хозяин или капитан, решить было трудно. Новенький пароход развивал скорость по лагу[13] семнадцать миль[14] в час. Подобными достоинствами не обладали ни английские, ни французские, ни американские суда, и, если бы ему случилось участвовать в состязании с самыми быстроходными из них, «Дельфин» оказался бы далеко впереди.

Двадцать пятого началась погрузка. Корабль пришвартовался к причалу, расположенному ниже последнего моста Глазго, перекинутого через Клайд. Здесь, на складах, хранились запасы одежды, оружия и боеприпасов, которые быстро переместились в трюмы «Дельфина». Характер груза раскрыл тайну; дом «Плейфейр и K°» больше не мог хранить дело в секрете. Впрочем, вскоре предстояло отправляться в плавание. Ну, а кроме того, пора было набирать экипаж. Нельзя же впутывать людей в столь опасное путешествие, не сообщив им реальной цели? Ведь они рискуют жизнью, а значит, имеют право знать, ради чего.

Впрочем, риск никого не останавливал. Моряки толпой шли наниматься, соблазненные щедрой платой и комиссионными от прибыли. Джеймсу Плейфейру оставалось лишь выбирать. Он набрал самых лучших, и через двадцать четыре часа в списках значилось тридцать матросов, которые составили бы честь даже яхте ее величества.

Отплытие наметили на третье января. Тридцать первого декабря все было готово: трюмы ломились от военного снаряжения и продовольствия, а хранилища топлива — от угля.

Второго января, когда капитан, находясь на борту, окидывал свой корабль последним хозяйским взглядом, у входа на трап появился незнакомец и попросил разрешения побеседовать с Джоном Плейфейром. Один из матросов доставил его на полуют.[15]

Это был широкоплечий крепкий малый с багровым лицом, а простоватый вид, который он на себя напускал, не мог скрыть явное лукавство и нрав завзятого весельчака. Он так озирался вокруг, словно не часто ступал на палубу. А между тем строил из себя настоящего морского волка, осматривал оснастку «Дельфина» и ходил, как все матросы, вразвалочку.