Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

— Почему? — Ольга входит в подъезд первой, спрашивает Мишку и сама себе отвечает: — Думаешь, завалюсь?

Третий этаж — лифт ни к чему, шаги гулко отдаются в почти первозданной тишине подъезда.

— За полгода четверо ваших слились, — Миша тащится позади. Ольга злится, понимая, что он непременно пялится на ее задницу, плотно обтянутую американскими джинсами. Потому что и задница хороша и Мишка вполне себе половозрелый мужчина, и то, что он в курсе о негласной, темной стороне Олькиной души, не изменит законов биологии, физиологии или анатомии.

— Я слышала, ты хотел за проект взяться, — она разворачивается на верхней площадке, он спешно отводит взгляд от причинного места.

— Думал, — пожимает плечами, достает связку ключей. — Да передумал.

Ольга смотрит, как он открывает дверь, почти верит ему — «забил?».

Корпоративная квартира пуста — дом только в прошлом месяце сдали, тут даже жильцов еще больше половины не заселилось. Кто ремонты делает «под себя», кто еще оформляется…

Компания проектировала целый микрорайон, но в процессе опять что-то пошло не так и возведено было только три из тринадцати запланированных домов. Четвертый по счету ведущий архитектор, тире, инженер злосчастного проекта написал по собственному и сделал ручкой. Филиальщики, которые должны были отвечать за «работу на местах», валили все шишки на офис, его «оторванность» от «тутошних реалий». Офис хватался за голову генерального, тот выискивал очередного камикадзе, но фактически это уже ничего не меняло — район оставался лишь на бумаге и, может быть, еще в чьих-то светлых мечтах, а компания, тем временем, несла убытки.

— Слушай, а тут неплохо! — Мишка оглядывается по сторонам и на Ольгу. — Только пусто совсем. Давай я тебе хоть стол привезу, диван…

Она кладет пакет с покупками на подоконник, открывает окно, комната заполняется свежим воздухом, далеким шумом машин, отзвуками голосов. Внизу, чуть поодаль, площадь перед торговым центром залита солнечным светом и талой водой — по этому расплавленному золоту ходят люди, над ними, до слез слепящее ультрафиолетом, небо, а вдалеке чернеет февральский лес.

— Ну, если ты действительно к нам всерьез и надолго… — фоном звучит Мишкин голос. Золотарев, наверное, обладает врожденной коммуникабельностью. Ему никогда не составляло сложности разговорить даже самого закостенелого буку-интроверта, причем последний чувствовал бы себя вполне комфортно, но только не Кампински: во-первых, она слишком хорошо знала этого повзрослевшего соседского мальчишку, а во-вторых, с некоторых пор стала ставить каждое его, особенно искреннее слово, под сомнение.

«Именно за этой инфой отец тебя отправил?» — вертится на языке. — «Узнать, какого хера я здесь делаю и как долго буду притворяться, что без ума от назначения?».

Ольга смотрит так, словно мысленно прикидывает траекторию полета. Мишка еще заполняет вакуум комнаты словами, когда Кампински поворачивается, цепко отслеживает реакцию на:

— Я не буду продолжать старый проект. Вы еще не в курсе, но он в заморозке.

Миша удивленно замолкает и с минуту просто смотрит на Ольгу. — То есть… эээ… совсем? — на языке его явно вертится куда больше вопросов, но все их одновременно не задашь.

— Я могу тебе верить? — негромко звучит Ольгин голос. Глаза внимательно следят за Мишкиными зрачками. Они всегда выдают самые тайные чувства, а, следовательно, и мысли. — «Он, конечно, сын своего отца, но что-то свое ведь в нем должно еще остаться?».

Мишка в ответ пытается прочесть в Ольгином взгляде истинность или ложность прозвучавших слов.

— Серьезно? — сказать, что он удивлен, ничего не сказать. — В смысле, вполне, можешь. Только объясни…

— Окей, — подытоживает, Ольга. — Кое-что, я думаю, ты и сам понимаешь, поэтому не буду ходить вокруг. Согласен, что локальные застройки в Городке удобны Филиалу, но ни фига не выгодны Центру?

Миша не отводит взгляд, хмыкает и кивает.

— До Семенова долго это доходило, — продолжает Кампински, — но, четверо подряд слившихся профи — это слишком. Даже очень занятой человек начнет подозревать неладное.

Она делает паузу, давая ему время собраться с мыслями и сделать новые выводы.

Мишка задумчиво потирает позавчерашнюю щетину:

— Ты на место генерального? — предполагает он.

Теперь хмыкает Ольга, переводит взгляд с золотящимися в почти весеннем солнце ресницами — ее «нет», звучит словно «да» — она возвращается взглядом к Золотареву.

— Мне оно не нужно. Оно должно стать твоим, — разводит руками, — если только пошевелишься. — Решение еще не принято. Но, сам понимаешь, что основные варианты уже есть.

Примолкший Золотарев согласно кивает. Такие разговоры не ведутся, когда «по воде писано». «В Центре действительно есть железный кандидат».

— А ты чего хочешь? — Мишка, в свою очередь, ищет правду в Ольгином взгляде. «Она не из тех, кого можно просто „поставить/назначить“ в угоду любой политике Компании. В ней слишком много амбиций и честолюбия. У нее, наверняка, в этой ситуации свой интерес».

— Я хочу «Северо-Запад», — подтверждает она его догадку. — Помнишь?

— А… утопия, которую, по легенде, зарубил мой отец сто лет назад?

Вдвоем Золотарев и Кампински стоят у раскрытого окна, глядят поверх крыш Городка на черное, далекое редколесье. Отсюда не видно, но они знают, что лесные колки межуются с болотистыми заливными лугами. За ними пролегает железная дорога с гигантским просто пассажиро- и грузопотоком, энерго- и газовая магистрали. Под ними настоящий слоеный пирог из торфяного слоя, суглинка и скального основания. В архиве Компании данные за десяток лет геологических изысканий, наблюдений за данным участком, противоречивых мнений и тот самый замороженный проект.

Ветерок теребит отросшие Ольгины волосы. На последнем фото в новостях «портала» о назначениях Мишка видел ее с экстремально короткой стрижкой.

— Отец не одобрит, — озвучивает старую, очевидную истину. — Ему не нужны революции и прорывы. Только стабильность, надежность.

Молчаливый Ольгин взгляд в ответ красноречивее тысячи слов. Компания не может быть статичной (если она жива). Надежность в бездействии — читай, болото, а это губительно.

— Я понял тебя, — остается в воздухе, когда Золотарев уходит, унося с собой вереницу планов, возможностей, свежие сплетни.

Вирус запущен, дальше дело техники и монотонного, нелегкого, каждодневного труда.

Ольга достает из кармана куртки мобильный телефон с десятком пропущенных. Оставленный на «беззвучном», он трепещет в руках вибровызовом абонента под записью «Опера №5».

— Здравствуй, — отворачиваясь от опустевшей комнаты к раскрытому в будущее окну, с облегчением выдыхает молодая женщина. — Да нет. Как ты? У меня хорошо…

====== 2 ======

— Глупости! Зачем тебе? Марго! — искренне удивляется красиво стареющая дама. В пространстве большой профессорской квартиры ее голос оттеняет мелодичный звон стенных часов, которым уже под двести лет.

Гостиная, круглый стол, чайные чашки. В вазочках мед и варенье — сконцентрированные до сиропа оттенки лета.

— Мам, мне всегда этим хотелось заниматься, — с мягкой улыбкой отвечает Рита. Простое темно-зеленое платье идет к ее глазам, цвета уральского малахита, но почему-то именно сегодня навевает совсем уже неожиданные мысли об исламе и мусульманских женщинах…

Диана Рудольфовна отводит взгляд. Делаясь серьезной, она поднимается. Удаляясь на выверенное количество шагов, становится строгим, темным абрисом на фоне светлого окна и там замирает.

Рита тоже не спешит со словами. На языке послевкусием разнотравье медового сбора, отражением в глазах музейная эстетичность гостиной.

Спустя почти тридцать лет у ее матери, наконец, появилось место, где можно расставить портреты и фотографии в рамочках. С комодной полки на свою взрослую дочь смотрит детсадовская «снежинка» Динка. Черноглазая и черноволосая с непосредственной улыбкой «до ушей». Ее бабушки и дедушки однажды отправились осваивать казахстанскую целину по своей и государственной воле, ее родители еще помнят саманные бараки, а сама она гордо рассказывает стих о советской родине. Октябренок. Пионерка. Комсомолка… а затем «перестройка, гласность», талоны, парад суверенитетов и долгий путь из бывшей союзной республики на абсолютно незнакомую родину «историческую».