Литературная Газета 6486 ( № 44 2014) - Литературка Литературная Газета

Что же точно произошло 4 ноября 1612 года?

В книге "Россия под скипетром Романовых, 1613–1913", изданной в 1912 году, указано, что 22 октября (4 ноября) 1612 года ополчение Минина и Пожарского овладело Китай-городом. И только через четыре дня, 8 ноября, поляки оставили Кремль. Собственно, на этом сходятся все историки. Они считали именно 8–9 ноября днями, знаменующими ту далёкую победу над захватчиками. Но до революции отмечали 4 ноября как День Казанской иконы Божией Матери, объявленный государственным праздником ещё в 1649 году указом царя Алексея Михайловича. По преданию, ополченцам удалось одержать победу именно благодаря её заступничеству. Для дореволюционного государства именно тут был заложен главный смысл события.

Почему же ныне, после распада СССР, для празднования выбран день именно 4 ноября, хотя взятие Китай-города – это лишь преддверие победы? Совершенно очевидно, что для того, чтобы «задвинуть», «перебить» годовщину Октября. Расчёт понятный, но «задвинуть» так и не удалось...

Октябрьскую революцию, как её ни назови, как ни старайся принизить её историческую весомость, нельзя отодвинуть на задворки истории не только нашей страны, но и всего мира.

Да и нужно ли это делать? Во благо ли это нашей исторической памяти и воспитанию подрастающих поколений?

Мой отец не был офицером или дворянином. Он родился и рос в нищей семье в бедной белорусской деревне, где верхом благополучия был горшок горячей бульбы на столе. В двадцать лет стал кормильцем семьи, где помимо него было ещё семеро детей. На Гражданской войне отец не стрелял, он подковывал лошадей – служил в Первой конной Будённого. Именно в Красной армии его, безграмотного, научили читать-писать. Потом честно трудился, держал семью... Затем Великая Отечественная... Не забыть никогда бегства из родного Витебска, нищеты и бездомья в эвакуации, когда отец на фронте, мама в тифозном бараке, а мы, двое малышей, на узлах по чужим углам[?]

С войны отец вернулся инвалидом, но продолжал добросовестно служить стране, а она ценила в нём мастера кузнечного дела – он признавался лучшим кузнецом до войны Западной, а после войны Оренбургской железных дорог. Именно рождённая Октябрём власть помогла ему обрести человеческое достоинство, скромное благополучие (что он очень ценил) и, главное, дать образование детям.

Для него, кузнеца и солдата, праздник 7 ноября всегда был первым праздником. Сколько таких тружеников и патриотов и сегодня по всей России? И зачем в обиду им манипулировать датами? Ведь отменой Октябрьского праздника как бы признаётся вина российского народа в начале ХХ века, восставшего против строя, который, по общему признанию, изжил себя, сгнил изнутри, опозорил себя кровавыми расправами в 1905–1907 годах, когда в стране произошло более 22 тысяч разных по размаху волнений. Этот строй привёл к гибели миллионы солдат в ненужных и бесцельных войнах, довёл страну до краха…

В советские времена были любители позлословить, что мы-де страна с непредсказуемым прошлым. Неужели ничего не изменилось? И не похожие ли процессы «переоценки ценностей и символов» ради политической выгоды ведутся сейчас на Украине?.. Хочу также отметить, что и в советские времена никогда не умалялась победа Минина и Пожарского, она всячески прославлялась.

Для меня события 8 ноября 1612 года и 7 ноября 1917 года имеют одну общую суть – народ смёл неугодную власть. Это редкие в отечественной истории моменты торжества народного единения и победы над неугодными, ненавистными или чужеродными властителями. И было бы, на мой взгляд, правильно в равной степени уважительно признавать оба исторических события чрезвычайно значимыми. Признание равенства побед народа имеет глубокий смысл и для будущего как напоминание всем новым властям страны: нельзя бесконечно манипулировать исторической памятью, сознанием и благополучием народа. Кстати, авторы концепции нового учебника истории страны намереваются объединить Февральскую и Октябрьскую революции 1917 года в единое целое. Иными словами, обе эти революции и последовавшая затем Гражданская война обозначены как этапы Великой народной революции. Очевидно, в этом имеется немалый резон.

Иосиф БРУМИН, кандидат технических наук, САМАРСКАЯ ОБЛАСТЬ

Теги: Россия , политика , история

В ловушке русофобии

Один из основных русофобских мифов, осевших в сознании западного человека, таков: Россия - страна рабского населения, которое не только не имеет прав и свобод, но и тяги к ним. Она управляется тираном, то есть всесильным властителем, который употребляет власть во зло и тем самым ведёт свой слепо подчиняющийся народ на преступления. Так Россию стали описывать ещё при Иване Грозном. С тех пор мало что изменилось, кроме имён властителей.

Благодаря этому западная русистика, в том числе в политологической области, всегда была склонна игнорировать фактор общественного мнения, концентрируясь на характере и наклонностях лиц, облачённых высшей властью. Иногда можно встретить прямые заявления, что в России "нет и никогда не было общественного мнения". Такой взгляд не позволяет увидеть реальную среду общественной жизни, в которой действуют российские власти.

Этот же миф лежит в основе украинской идеологии, которая, по сути, суммирует русофобские идеи польской и в целом западной культуры. Украинское самосознание строится на отвержении русскости как традиции рабства и тирании в пользу европейской «свободы и демократии». В этой схеме нет и не может быть русской общественности как самостоятельного фактора. В результате представить себе русских, восставших за самоопределение региона, в данном случае Донбасса, просто невозможно: да, русские могут взбунтоваться, но если они объединяются на масштабное противостояние украинским властям – значит, их кто-то организовал. Кто-то – это тот самый тиран.

Вся проблема Донбасса в таком случае видится лишь в том, что его население за постсоветский период не успело пропитаться западным «духом свободы» и по-прежнему ищет хозяина, а тот использует его в злых планах по расширению власти и влияния. Для «свидомого украинца» не может быть «самоопределившегося Донбасса» – только тёмное население и злая тиранская воля, его направляющая. Очень схожая картина вырисовывается при прочтении почти любого западного текста о гражданской войне на юго-востоке Украины.

За этой неадекватностью скрывается и слабость Запада в связке с Киевом, ведь сфера возможного воздействия на ситуацию почти полностью сводится к давлению на «властолюбивого тирана» и подавлению неразумного населения. Предложить что-либо приемлемое для самих жителей региона украинская сторона не способна, потому что не хочет и не может этого. И дело не только в идеологической «зашоренности». Если в Киеве откажутся от описания ситуации через русофобский миф, это подорвёт всю идеологию украинской государственности и обессмыслит само её существование. Этот идеологический момент как раз то, от чего украинская сторона отказаться не сможет даже из вполне прагматических соображений, – не позволит инстинкт самосохранения.

В результате Украина никак не готова признать, что воюет с «русскими ополченцами» – вернее, со своими же восставшими гражданами, а не с российской армией. Она не может признать и того, что воюет с «другими украинцами» – других (пророссийских) украинцев не может быть, поскольку это тогда уже не украинцы. И Украина, и Запад все свои проблемы сводят к Путину и к его воле, а из-за этого их посылы и действия зачастую совершенно неадекватны реальности.

Санкции Запада рассчитаны главным образом на «смещение царя боярами», общественные же реалии игнорируются. На Западе не могут понять, что вообще-то бессмысленно свергать Путина, если в России есть мощное общественное мнение в пользу Новороссии. Они этого не видят, а результаты соцопросов трактуют как плод воздействия пропаганды. Мол, стоит её поменять – изменятся и результаты. Идея договориться с Кремлём может быть и не лишней, но в ней недооценивается то окно возможностей, в котором Кремль может действовать, даже если сам захочет, как говорится, «слить Новороссию». Вне понимания оказываются и общества народных республик, отнюдь не во всём «послушные Кремлю», а теперь и вовсе весьма скептично к нему настроенные и создающие, несомненно, свой политический проект.

В ту же ловушку русофобского мифа попадает часть российской общественности – наши неолибералы, у них всё построено на том же: критика действий Путина как творца конфликта. Вестернизированность мышления и отвержение русской идентичности побуждают их видеть русский народ и его действия в том же ключе, что и на Западе. Страна-де населена на «84 процента дураками», оболваненными госпропагандой, а само государство ассоциируется с его главой – в результате оппозиционность к нему гармонично добавляется фобией к «его народу».