Обратно в ад (СИ) - "Amazerak"

— Да пусть старики разбираются. Нам-то какое дело? Вон Коля лез, куда не следует — теперь его закрыли. Мне оно надо? Не, я так не хочу. Сейчас получу свою долю, сдам экзамены — и всё, до свидания. Свобода, блин!

— Ага, свобода… Дядя Ваня тебя запряжёт куда следует, будешь на семейку пахать. И меня — тоже.

— Дааа уж… — протянул Лёха. — Это точно. Ничего, устроимся как-нибудь. Сейчас бы наследство получить. Не понимаю, почему без Коли-то это такая проблема? Пусть решит там, что ему нужно, и передаст через адвоката. Что сложного?

В этом я был согласен с Лёхой: наследство мне тоже хотелось получить поскорее. Сейчас я жил фактически в долг, и так будет продолжаться до тех пор, пока деньги и ценные бумаги отца не окажутся у меня на руках. На самом деле эта канитель напрягала всех наследников, но сделать мы ничего не могли.

Насчёт будущего я, конечно, размышлял не как Лёха. У меня имелись более серьёзные планы. Получив наследство, я намеревался заняться собственным бизнесом и первым делом внести долю в наше совместное с Белозёрскими предприятие. Сейчас сделать это не представлялось возможным, род отказывал в займе требуемой суммы даже в счёт будущего наследства, мотивируя своё решение тем, что у нас большие финансовые трудности.

Это действительно было так: непонятная ситуация с отелями на юге и остановка оружейного завода сильно подорвали экономику рода. Но я ведь даже собственные деньги не мог получить! На «карманные расходы», конечно, имелись средства: на счету лежали полтора миллиона, но это — капля в море по сравнению с тремястами пятьюдесятью миллионами, которые требовалось выделить на строительство завода.

Перед Белозёрскими я оказался в неловком положении: согласие-то дал, а значит, нужно внести деньги, хотя бы десять процентов от требуемой суммы, но я тянул кота за хвост. Максимилиан понимал мою ситуацию, однако намекнул, что если в течение трёх месяцев от меня не поступят средства, его род найдёт более надёжного партнёра. Поэтому я и торопил события.

Мы с другими наследниками, секретарём отца, адвокатом и нотариусом три дня подряд сидели вечерами и обсуждали, кому что достанется. Встречались даже офф-лайн. Ради этого в особняк явились обе мои старшие сестры и сестра от второй жены отца. Всего от второй жены у Эдуарда Вострякова было трое детей, но двое ещё учились в школе, и их интересы представлял секретарь Дмитрий Прокофьевич, как и интересы Екатерины Сергеевны, которая до вчерашнего дня находилась за решёткой. Но ей и её детям полагалось всего пять процентов отцовского наследства, поэтому определить им долю оказалось относительно просто. А вот с Лёхой и двумя родными сёстрами было сложнее.

Я намеревался забрать всю долю отца в фирме «СтарМаш», принадлежащей князьям Залесским, и квартиру в Новгороде. Ценные бумаги и сбережения делились в соответствии с нашими долями, но если получится забрать «СтарМаш», больше половины личных ценных бумаг отца придётся отдать Коле, Лёхе и сёстрам, и отказаться от доли в ресторанном бизнесе. Лёха и остальные были не против, теперь нужно только получить одобрение Николая, как главного наследника.

Два особняка — тот, где я сейчас жил, и тот, который находился в Ладоге — тоже разделили на всех. Я предлагал сёстрам и Лёхе обменять свою часть в недвижимости на соответствующую денежную сумму, но на это они не пошли.

Лично меня такое совместное владение недвижимостью не устраивало, ведь налоги мне тоже придётся платить. Десять процентов от поместья содержать весьма накладно, и хоть дивиденды по ценным бумагам с лихвой покроют расходы, отдавать деньги за то, что не очень-то и нужно, я не хотел. И если в новгородском особняке я пока жил и в будущем мог время от времени сюда наведываться, то ладожское поместье было без надобности совершенно. По крайней мере, деньги нужнее.

Но это оказалась не самая большая проблема. Помимо активов, отец нам оставил ещё и долги в размере более полтора миллиарда рублей, часть которых ему досталась от деда, а часть он наделал сам. Разумеется, долг тоже разделили в соответствии с причитающимися нам долями: Николаю пятьдесят пять процентов, нам с Лёхой и сёстрами от первой жены — по десять. Но даже от ста пятидесяти шести с половиной миллионов процент каждый месяц набегал немаленький. Сбережения же отца оказались довольно скромными: у него почти всё лежало в ценных бумагах или находилось в обороте. Вот и сидел я вечерами над вычислениями, ломая голову: получится или нет остаться в плюсе? Кажется, получалось, но впритык.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вышло не совсем так, как я планировал. Изначально думал купить по дешёвке долю в ННПЗ Белозёрских. Тогда я был бы в шоколаде. Но не получилось. Теперь меня подключили к другому проекту, который, хоть и сулил в будущем прибыль, но сейчас требовал больших вложений. Вот и получалось, что даже если наследство разделится так, как мы договорились, я уйду в ноль или в небольшой минус, и это без учёта уже имеющихся долгов.

На фоне ареста семьи и споров о наследстве моя встреча с представителем Голицыных сегодня утром прошла почти незаметно. Как и предполагала Оболенская, мне предложили службу в их дружине с какими-то перспективами. Я, разумеется, дал вежливый отказ, преодолев желание прикончить этого представителя в отместку за всё «хорошее», что Голицыны сделали моей семье.

В общем, обложили меня со всех сторон. Старшие члены рода смотрели на меня, как на говно, великий князь, наверняка, что-то затевал коварное, да ещё и Голицыны хотели заполучить мою силу. А если Голицыным что-то надо, они этого добьются тем или иным способом.

Но теперь часть забот упала с моих плеч: в совете заседать больше не придётся. Казалось бы, можно отдохнуть, расслабиться но нет, имелись и другие дела. На завтра была намечена встреча с Борецкими. Ростислав пригласил на ужин в свой городской особняк. Это значило, что я снова увижусь с Вероникой. Вероника обещала придумать, как удрать из дома, чтобы погулять со мной вечером по городу, и я ловил себя на мысли, что жду завтрашнего дня с нетерпением.

Но прежде предстоял разговор с Ростиславом, во время которого хорошо бы намекнуть сыну великого князя, что не надо откалываться от Союза и что наш род на такое не согласится.

Хорошо бы… Вот только теперь я не знал, что делать. Если до сегодняшнего дня я имел какое-то влияние в семейном совете, то сейчас оказался полностью отстранён от дел, а значит, судьба рода будет решаться без моего участия. Но Союз требовалось сохранить — этой идеей я проникся всей душой и намеревался сделать для этого всё возможное, что от меня зависит. Но что можно сделать, когда ты — никто? Моей силы оказалось недостаточно, чтобы стать авторитетом в глазах старших членов рода. Я был слишком молод, к тому же в наше время деньги и состояние ценятся гораздо больше, чем высокий энергетический ранг.

Есть лишь одна возможность обрести авторитет и войти в семейный совет: разбогатеть и завладеть значительной долей в родовой корпорации. Иначе так и останусь никем. Был, конечно, и другой путь: пойти учиться в школу госбезопасности и посвятить жизнь борьбе со всевозможными заговорами и государственными преступлениями. Такой вариант тоже рассматривался, но перспектива работать на правительство душу не грела. Помочь чем-то — это одно, становиться частью системы, винтиком, инструментом в руках властей — совсем другое. Сейчас я был относительно независимым человеком и намеревался таким оставаться и впредь.

— Да ладно, ерунда всё. Расслабься, — произнёс Лёха, выдержав паузу. — Всё решится. Ты, кстати, чем займёшься-то с осени? В нашу академию пойдёшь, да?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не знаю, не решил пока, — ответил я, не желая вдаваться в подробности.

— А я знаешь, что хочу сделать? Вот сдам сейчас экзамены — поеду в спецотряд.

Я вопросительно посмотрел на брата: он серьёзно или прикалывается?

— Воевать, что ли хочешь? — спросил я.

— А хоть бы и воевать, что такого? Витя Тучков тоже поедет, если родители разрешат. Вот мы и думаем. Там ещё и платят, между прочим.