Роза на зимнем ветру - Шэна Эйби

Родовой замок Дэймона – Вульфхавен быстро пришел в запустение. Он живописно возвышался на вершине скалистого холма и напоминал загадочное логово, утонув шее в лесах и туманах. Его называли прибежищем языческих демонов. Поговаривали, что черные камни его фундамента остались от капища дьявольских друидов, а еще – что сами друиды порой вершат там свои нечестивые ритуалы. Знатных господ из замка подозревали в происхождении от друидов. Говорили, что волчье имя приняли они неспроста, что наверняка имеют родню среди волков, а то и сами оборачиваются...

Все эти россказни привели к тому, что крестьяне старались держаться от замка подальше. Последние маркиз и маркиза Локвудские с трудом удерживали селян, а с их смертью почти все разбежались, кто куда – подальше от этого проклятого богом места.

Вульфхавен стоял – одинокий, устремленный к небу памятник прошлому. Стаи диких волков, словно подтверждая его название, каждую ночь собирались среди камней и оглушали окрестности страшным воем.

Юный маркиз с грустью наблюдал, как земли его пращуров захватывают соседние лорды. Его опекун не делал ничего, чтобы исправить положение. Ему хватало своих забот. Все эти обстоятельства ставили юного Дэймона в странное положение. Сирота, сын знатных господ, воспитанник властителя. Но не наследник, столь необходимый роду.

Знатный по рождению, но не обладающий властью, он, тем не менее, был своим человеком для всех обитателей замка. Его стремление найти собственный путь в жизни вызывало уважение, но будущее его было пока туманным.

Дэймон очень хотел стать целителем. Он старался не пропускать ни одного визита лекаря, внимательно прислушивался к его словам и неофициально считался его учеником. Так он познал основы медицины, но вскоре старик-лекарь уже не мог удовлетворить его растущую тягу к знаниям, и Дэймон принялся учиться сам, беседуя с каждым, кто мог рассказать ему что-то новое о домашних снадобьях.

В результате Дэймон стал знать о травах больше всех в округе. Пациенты, в основном крестьяне, потянулись к нему за помощью. Одни – с зубной болью, другие – со сломанными костями, третьи – с разными иными хворями. Известность его росла, отчасти потому, что его лекарства и правда помогали, но так же и оттого, что, в отличие от старого лекаря замка, Дэймон ни с кого не брал платы. Он всегда делал для пациента все, что мог, но понимал, как этого мало. Будь у него возможность, как много он бы сделал!..

А пока он бродил по окрестным полям и болотам в поисках нужных трав. Часто его сопровождала Соланж. Он радовался ее присутствию не только потому, что любил ее, но и потому, что у нее был очень внимательный глаз: она замечала самые тонкие травинки, которые ускользали от его взгляда.

Дэймон мог стать великим целителем, но он не мог изменить своего происхождения. Знати не пристало заниматься ремеслом, а практиковать ради удовольствия ему не позволил бы Генри – отец Соланж.

К тому же его ждало наследство – пустой, обветшалый замок, заросшие поля и пришедшие в запустение деревушки на краю света. И Дэймон был полон решимости привести все в порядок. Он был уверен, что сможет и восстановить замок, и исцелить больных, и, что самое главное, – дождаться свою Соланж и быть с ней рядом. Всегда.

Однажды, когда Соланж едва минуло шестнадцать, она позвала Дэймона в свои покои, хотя обычай запрещал юноше его лет, к тому же не родственнику, оставаться наедине с юной девушкой. То, что ему была позволена такая вольность, встревожило его.

Смеркалось. Соланж сидела у открытого окна, и ее темный силуэт четко выделялся на фоне заходящего солнца. Чистый, четко очерченный профиль напомнил ему мотылька, которого он видел как-то ночью в деревне: хрупкое, изящное, неземное существо.

– Послушай, Дэймон, – обратилась она к нему, – леди Элспет говорит, что женщина без мужа неполноценна. Что женщина не может совладать с желанием согрешить и что эта ее природная слабость может и должна сдерживаться мужчиной. И еще она говорит, что бог сотворил нас такими для нашего же блага.

Дэймон скорчил гримасу.

– Леди Элспет – старая ханжа. Все знают, что лорд Хатрон у нее под каблуком.

– Знаешь, я тоже так думаю, – радостно согласилась Соланж, и глаза ее заблестели.

Дэймон присел рядом с ней. Прохладный ветерок из распахнутого окна приятно обдувал его лицо. Соланж придвинулась ближе, обняла его и положила голову ему на плечо.

Даже это невинное прикосновение воспламенило Дэймона. Длинные волосы девушки струились по его руке и щекотали ладонь. Дэймон погладил шелковистые пряди.

– Женщина нужна мужчине, а мужчина нужен женщине, – медленно проговорил он. – Лишь тогда возникает гармония.

Это все, что он мог ей сейчас сказать. Соланж еще слишком юная и пока не готова принадлежать ему. Он выпустил ее локоны, и они свободно рассыпались по его груди душистыми мягкими волнами. Закатное солнце играло в них искорками меди.

– Дэймон... – Она замолчала и прижалась к нему.

– Да? – Дэймон изо всех сил старался, чтобы голос его звучал по-братски, но упоительный запах ее волос кружил ему голову. Он готов был уже забыть о клятве, которую дал самому себе, – ждать еще год. Соланж, словно сонный котенок, потерлась щекой о его руку. Дэймон улыбнулся.

– Ты когда-нибудь поцелуешь меня? – промурлыкала она.

Дэймон замер. Соланж спрятала лицо у него в рукаве. Потом подняла голову и взглянула на него из-под густых ресниц.

Дэймон не мог оторвать взгляда от ее губ. Свежие и яркие, они напоминали ему или спелые вишни, или алые розы, или... потаенные женские местечки. Большим пальцем он очертил эти губы и почувствовал на пальцах ее теплое дыхание. В ее глазах, прикрытых темными ресницами, плясали дразнящие огоньки.

Осторожности как не бывало... Соланж хочет принадлежать ему. Он не в силах сдерживать свое желание. Они любят друг друга.

Дэймон склонил голову и приник губами к ее губам.

Он едва дышал, стараясь не напугать ее. Губы Соланж были мягче, чем он ожидал, и вкус их обещал неведомое, прекрасное яство, которым была она сама. Он рывком притянул ее к себе.

Поцелуй длился долго. Кровь ударила Дэймону в го лову, затмевая все, кроме Соланж. Вкус ее губ, ее. Он все крепче сжимал девушку, все сильнее разгоралось в нем пламя. Соланж, Соланж, Соланж...

Она отвечала ему, обвила руками шею, тесно прижалась... Ее крепкие груди касались груди Дэймона, волосы окутали их покрывалом тайны. Она отстранилась на миг глотнуть воздуха, но он не выпускал ее, осыпая поцелуя ми щеки, изящный подбородок, нежную шею... Он услышал стон и не сразу понял, что стонет сам.

Пальцы ее коснулись волос Дэймона и запутались в них. Вдруг Дэймон почувствовал солоноватый вкус. По ее щекам струились слезы. Потоки слез. Дэймон моментально отрезвел. Боже всемогущий, что он натворил?! Да он хуже зверя, животного... Он осторожно разомкнул руки Соланж, обвившие его шею.