Розовый костюм - Николь Келби

Кейт дала продавцу газет десять центов, купив сразу две газеты – уж больно ей понравилась фотография Первой леди, – и сунула проездной в щель турникета. Ожидая своего поезда-А[9], она помолилась про себя за всех, кто ехал в том злополучном автобусе, и за их матерей, а также и за свою мать, умершую совсем молодой, и за мать Патрика Харриса, Пег, которая умерла не так давно, и за Мать-Церковь – просто чтобы помянуть ее добрым словом. И всю дорогу из Инвуда до Манхэттена, до остановки «Коламбус сёркл», Кейт рассматривала на фотографии Супруги П. ее платье. Платье было на редкость удачное и весьма льстило Первой леди, которую щелкнули как раз в момент, когда она собиралась покинуть Флориду на борту № 1 – улыбающаяся, подтянутая, загорелая. На ней был белый шарф и перчатки. Вырез платья заканчивался ровно под ключицами, то есть именно там, где ему и положено было заканчиваться.

Кейт просто упомнить не могла, сколько раз пришлось поправлять этот вырез, чтобы платье так замечательно сидело. Впрочем, усилия портних того стоили. Платье выглядело поистине впечатляюще. И прекрасно скрывало все недостатки фигуры Супруги П. – а их было немало. Кейт, например, считала, что Первая леди «чуточку кривобока». Мясник Патрик Харрис говорил, что людям свойственно воспринимать окружающих в соответствии с их основным занятием. «Я вот всех воспринимаю в соответствии с тем, что они покупают. Миссис Лири, например, – это «кусок свиной ноги с косточкой».

Кейт, хрупкой, тонкокостной, с нежно-розовой кожей, всегда очень хотелось спросить у Патрика, с какой частью свиной туши ассоциируется у него она. Впрочем, она отлично его понимала – ведь и она порой помнила целые семьи только по тому, во что они были одеты; отцы и сыновья в таких семьях носили костюмы почти одинакового покроя, а матери и дочери щеголяли в похожих, как близнецы, купальных халатах, отделанных мехом кролика. И если эти люди не были достаточно знамениты, а их фотографии не появлялись на страницах газет и журналов, то Кейт не смогла бы сказать, как они выглядят на самом деле. В модном доме «Chez Ninon» придерживались строгих правил; каждый знал свое место, и Кейт никогда не покидала мастерской, находившейся в задней части помещения. Примеркой занималась Мейв, а Кейт просто следовала сделанным ею пометкам. Она помнила сложности фигуры каждой клиентки, понимала, где нужно присборить, а где заложить складки, но в лицо ни одну из этих женщин не знала.

И все-таки она их знала, ибо куда важнее знать, что люди о себе думают, кем себя представляют. В осознании этого как раз и заключалась работа Кейт. Стоило этим людям выйти из пеленок, как у них возникала потребность в самой разнообразной одежде – для катания на лыжах, для прогулок верхом, для частной школы, для весенних каникул в Париже. Ну и для того, чтобы позавтракать с любимой мамочкой в магазине «Одежда для четырех времен года» или в твидовом костюмчике «от Харриса» встретиться с другими детьми в Центральном парке.

Стежок за стежком, час за часом – за работой Кейт так живо представляла себе каждый официальный прием, каждый отпуск в экзотической стране, каждый первый бал, словно переживала все это сама. Собственно, это был единственный путь к тому, чтобы вещь действительно получилась. Кейт необходимо было понять, какой именно длины должен быть плащ, чтобы не оказаться слишком длинным, а значит, немодным, а какой тип подкладки следует выбрать для костюма из бельгийских кружев, чтобы в этом костюме не было жарко даже на карибском солнце, но чтобы он при этом не морщил на швах. Кейт было всего тридцать лет, но немалую их часть она просидела, сгорбившись над той или иной тканью и полностью сосредоточившись на работе. Ведь порой платье самого простого фасона требовало сотни часов кропотливого труда. А уж расшитое бисером вечернее платье могло потянуть и на тысячу часов, а то и на две. Но с клиентками Кейт никогда не встречалась.

Когда она вышла из метро на станции «Коламбус сёркл», утро показалось ей похожим на тщеславную, старательно прихорашивающуюся красотку. Бескрайние зеленые просторы Центрального парка были уже чуть тронуты золотом осени. Вокруг парка кружили стаи толстых желтых такси. В ряд стояли красновато-коричневые кареты, запряженные лошадьми; когда Кейт проходила мимо, возницы, готовясь к трудовому дню, как раз украшали головы лошадей венками из пластмассовых цветов. Это были поистине животные-стоики, смиренно воспринимавшие выпавшую на их долю тяжкую участь. Иной раз, правда, они недовольно потряхивали головой или всхрапывали, но никогда не ржали и не лягались. Шоры сильно сужали их кругозор. Кейт любила лошадей. Она выросла в Южной Ирландии, в Кове, на побережье графства Корк, где дикие лошади жили прямо на берегу. Если обращаться с ними по-доброму, да еще и предложить им яблоко, они могли иной раз подпустить к себе достаточно близко, так что на них можно было даже накинуть лассо. А если вести себя достаточно осторожно, можно было даже вскочить им на спину, и лошади галопом несли тебя вдоль самой кромки сверкающего сапфирового моря, и ты, прижавшись к шее коня, слышала, как стучит его неприрученное сердце. В обращении с ними непременно требовались ласка и осторожность. А Кейт как раз такой и была – осторожной и ласковой.

Городские лошади были совсем другими. Они носили шляпы и целый день только и делали, что ходили по кругу. Правда, и сама Кейт делала то же самое.

Я тоже хожу по кругу, цок-цок-цок, думала она.

С улицы модный дом «Chez Ninon» выглядел в лучшем случае неприметно. Он занимал несколько помещений на втором этаже в одном из офисных зданий на Парк-авеню, так что ничего не стоило пройти мимо него – но так, собственно, и было задумано. Осторожность и неприметность были основой бизнеса. Большинство клиентов «Chez Ninon» состояло в списках «Синей книги»[10]; немало было и представителей старинных богатых семейств. Владелицы модного дома, Софи Шоннард и Нона Парк, тоже состояли в «Синей книге». И обе были поистине великолепными плутовками.

Кейт рассказывали, что эволюция мисс Софи и мисс Ноны и их вступление на стезю «художественного воровства» являли собой постепенный процесс, зависевший от спроса и предложения. Почти сорок лет Хозяйки «Chez Ninon», как они себя называли, держали маленький магазин-ателье в торговом доме «Бонвит Теллер», где шили платья на заказ, всегда по оригинальному образцу. Но время шло, и все чаще их знакомые и друзья, состоявшие, как они сами, в «Синей книге», требовали настоящей французской моды, но желательно без французского ценника на платье. И вот, отдавая дань дружбе и соответствующему достойному происхождению, мисс Софи и мисс Нона стали регулярно летать в Париж и в прямом смысле красть там образцы самой модной одежды, представленной на разнообразных показах.

Шанель, Ланвен, Нина Риччи, Карден, Живанши, Баленсиага – показу каждой коллекции этих знаменитых модельеров мисс Софи и мисс Нона уделяли самое пристальное внимание; они впивались в каждую модель цепким взором, а затем опрометью бросались в ближайшее кафе и мгновенно по памяти зарисовывали увиденное. Вернувшись в Нью-Йорк, они воспроизводили на основе сделанных зарисовок штук пятьдесят или даже больше новых моделей, но каждую из них – не более чем в четырех экземплярах. А для особых клиентов, например для Первой леди, предлагались эксклюзивные копии той одежды, которая – как они знали – может вызвать интерес у подобных особ, и, естественно, цена на такие изделия была соответствующая. Не имело ни малейшего значения, с какого модного показа был украден тот или иной дизайн; на готовые изделия Хозяйки всегда пришивали собственный ярлык: «Chez Ninon. Нью-Йорк. Париж». Когда очередная коллекция была готова, мисс Софи и мисс Нона откупоривали бутылку шампанского и ровно в три часа дня открывали двери своего модного дома. Показ коллекции проходил три дня, со вторника по четверг, но обычно все бывало распродано уже в первый день, по принципу «Кто первый пришел, тому и досталось». Но приходили, разумеется, только по приглашению.

Каждый новый сезон Chambre syndicale de la haute couture et du pret-a-porter[11] заставляла «Chez Ninon» платить некий «залог» французским модельерам. Хозяйки всегда произносили слово caution, залог, как «cow-see-on»[12] – им казалось, что сумма и без того чрезмерная, а потому о произношении можно не слишком заботиться. Платить приходилось каждый раз, иначе их попросту не пустили бы на показы. И Хозяйки платили, а уж дальше им никто помешать не мог.

Мисс Ноне было уже далеко за семьдесят, но насколько «далеко», сказать было трудно. Она всегда пребывала в полной боевой готовности, одевалась в те оригинальные модели, которые сама же бесстыдно и скопировала, и на любом знаменитом показе требовала себе место в первом ряду. «Мейси», «Маршал Филд», «Орбах», даже «Бонвит Теллер» – где бы ни происходил показ, мисс Нона, если, конечно, хотела, всегда занимала самое почетное место, которое обычно занимает потенциальный покупатель. У нее были очень острые локотки и вид свергнутой с престола герцогини, так что никто не решался ей отказать. Ее партнерша, мисс Софи, лишь ненамного младше Ноны, обычно тащилась следом за партнершей, извиняясь и с точностью хирурга оперируя своим обаянием южанки. Впрочем, обе Хозяйки не потерпели бы ни малейшей попытки проигнорировать их или не дать им слова. Они всегда были очень точны в своих требованиях и никогда никому не уступали.