Восковые игроки - Адриан Дойл

— Меня… меня зовут Элеонора Бакстер, — добавила она. — Вы, наверное, уже догадались, что мой бедный дедушка работает ночным сторожем в музее восковых фигур мадам Топин на Марлибон-роуд. — Она остановилась. — О, у вас повреждена нога!

— Ничего особенного, мисс Бакстер! — ответил Холмс. — Рад видеть вас обоих. Уотсон, возьмите пальто и зонт у наших гостей; вот так. Теперь усаживайтесь. У меня есть нечто вроде костыля, но я уверен, вы простите, если я останусь на кушетке. Итак, о чем вы говорили?

Явно расстроенная упорством своего дедушки, мисс Бакстер пристально глядела на маленький столик. Поймав взгляд Холмса, она вздрогнула и слегка, покраснела.

— Сэр, вы знакомы с музеем восковых фигур мадам Топин?

— Он пользуется заслуженной известностью.

— Простите меня, пожалуйста! — Элеонора Бакстер смутилась. — Я хотела спросить, вы когда-нибудь были в этом музее?

— Гм. Боюсь, что я слишком похож на моих соотечественников. Англичанин пожертвует жизнью, чтобы попасть в какое-нибудь отдаленное или недоступное место. Но он даже не взглянет на него, если оно находится в нескольких сотнях метров от дверей его дома. Вы бывали в музее мадам Топин, Уотсон?

— Нет, не был, — сознался я. — Но я немало слышал о зале ужасов, который расположен в подвале музея. Говорят, что администрация предлагает большую сумму денег любому, кто проведет в нем ночь.

Старый упрямец, который, судя по всему, страдал от сильного приступа ревматизма, тем не менее хрипло захихикал, усаживаясь в кресло.

— Боже вас сохрани, сэр, не верьте этой чепухе.

— Так это неправда?

— Здесь нет правды ни на грош, сэр. Вам и не позволят этого. Ведь любитель приключений может закурить сигару или что там еще. А они до смерти боятся пожара.

— Я понимаю так, — сказал Холмс, — что зал ужасов вас не беспокоит?

— Нет, сэр, совсем нет. Они там даже поставили старину Чарли Писа. Он рядом с Марвудом, палачом, который вздернул Чарли лет одиннадцать тому назад. Они вроде как друзья, но, что правда, сэр, — старик повысил голос, — мне совсем не нравится, когда эти проклятые восковые фигуры начинают играть в карты!

Окна задребезжали от порыва ветра. Холмс с интересом наклонился вперед:

— Вы сказали: восковые фигуры играли в карты?

— Да, сэр. Слово Сэма Бакстера!

— Все фигуры участвовали в игре или только некоторые?

— Только две, сэр.

— Откуда вы это знаете, мистер Бакстер? Вы видели, как они играли?

— Боже сохрани, сэр, только этого не хватало! Но что мне оставалось думать, если один из них сбросил часть своих карт или взял взятку, а все карты на столе лежат в беспорядке. Может, мне надо объяснить подробнее, сэр?

— Конечно, — попросил Холмс с явным удовлетворением.

— Видите ли, сэр, за ночь я спускаюсь в зал ужасов один-два раза. Это большая полутемная комната. Почему я не хожу туда чаще, — это из-за моего ревматизма! Скрючивает прямо-таки пополам, уж это так.

— Бедняга! — с сочувствием промолвил Холмс, подвигая коробку с нюхательным табаком к старику.

— Ничего не поделаешь, сэр! Моя Нелли — славная девушка, даром что образованная и занимается чистой работой. Всякий раз, когда мой ревматизм разыграется — вот как на этой неделе, — она поднимается каждый Божий день спозаранку и заходит за мной в семь часов. Я в это время кончаю дежурство, и она помогает мне сесть на омнибус. А сегодня Нелли — она уж слишком беспокоится — пришла ночью час назад, вместе с Бобом Парснипом. Этот парень остался дежурить за меня. И тогда я сказал ей: «Я читал об этом мистере Холмсе. Он живет в двух шагах отсюда, пойдем расскажем ему». И вот мы здесь.

Холмс кивнул головой.

— Понимаю, мистер Бакстер. Но вы говорили о прошлой ночи?

— Ну да! Про зал ужасов. Там с одной стороны устроены вроде как живые картины. Как бы это вам объяснить: вдоль стены сделаны закутки, загороженные решеткой, чтобы никто не мог туда войти, а в каждом закутке — восковые фигуры. Вот эти живые картины изображают «Историю одного преступления». Это об одном молодом джентльмене. Надо вам сказать, он очень симпатичный малый, только слабохарактерный. Так вот, он попадает в плохую компанию. Играет в карты и проигрывает свои деньги. Потом убивает старого злодея и в конце концов попадает на виселицу, как Чарли Пис. Словом, это вроде как э… э…

— Нравоучительная история, да? Учтите это, Уотсон. Итак, мистер Бакстер?

— Так вот, сэр! Все произошло в том проклятом закутке, где изображается карточная игра. Там их двое: молодой джентльмен и старикан. Они сидят вроде как в красивой комнате, на столе перед ними золотые монеты. Конечно, золото не настоящее. Все это, понятно, происходит не сейчас, а в старые времена, когда носили чулки и туфли с пряжками.

— Костюмы восемнадцатого века?

— Так оно и есть, сэр. Молодой джентльмен сидит за дальним концом стола, лицом к вам. А старый злодей сидит, повернувшись спиной, и вроде как смеется. В поднятой руке он держит карты, так что их видно из зала.

Так вот, насчет прошлой ночи. Я имею в виду, конечно, позавчерашнюю, сэр, потому что сейчас уже дело идет к утру. Я прошел мимо этих проклятых картежников и ничего такого не заметил. А потом, через час, вдруг припомнил: «Что-то у них там не так!» Никакого особенного беспорядка там не было, но я уж настолько привык к этим игрокам, что никто бы не заметил, кроме меня, в случае чего. «Что же там неладно?» — думаю. Ну, пошел вниз, чтобы глянуть еще раз. Да поможет мне Господь! Старый злодей держал в руке меньше карт, чем ему полагалось. То ли он их сбросил, то ли взятку взял, и к тому же они, как видно, трогали карты на столе.

У меня фантазии, конечно, никакой нет. И мне она ни к чему. А было мне не по себе: ревматизм да тут еще это. Я не стал ничего рассказывать — ну на случай, что мне это, может, почудилось. А днем подумал: «Пожалуй, приснилось». Таки нет! Сегодня ночью я увидел то же самое.

Знаете, сэр, я не сумасшедший. Что вижу, то вижу! Вы, может, скажете, что кто-нибудь решил пошутить — вынул из руки карты, перемешал их и все такое. Но днем-то никто бы не смог это сделать, его бы увидели. Правда, ночью такую штуку можно проделать: есть там одна боковая дверь, которая плохо запирается. Только ведь это никак не похоже на шутки посетителей. Они, бывает, фальшивую бороду приклеят королеве Анне или там соломенную шляпку наденут Наполеону. Но если кто-то играл в карты за этих двух проклятых чучел, то кто этим занимался и для чего?

Шерлок Холмс помолчал, потом покосился на свою забинтованную ногу.

— Мистер Бакстер, — сказал он серьезным тоном, — ваша выдержка заставляет меня стыдиться моей глупой раздражительности. Я буду счастлив заняться этим делом.

— Мистер Холмс, — воскликнула Элеонора Бакстер в явном недоумении, — неужели вы приняли все это всерьез?

— Простите меня, мадам. Мистер Бакстер, во что играют восковые игроки, в какую именно игру?

— Не знаю, сэр. Сам не раз думал об этом. Может, «наполеон», а может, «вист» — не знаю точно.

— Вы сказали, что фигура, которая сидит спиной к зрителям, держит меньше карт, чем надо. А сколько карт она сбросила?

Сторож недоумевающе поглядел на Холмса.

— Не заметили? Н-да, очень жаль! Тогда я попрошу вас тщательно обдумать очень существенный вопрос. Эти фигуры играли на деньги?

— Дорогой Холмс… — начал было я, но взгляд моего друга заставил меня остановиться.

— Вы говорили, мистер Бакстер, что карты на столе были сдвинуты с обычных мест или, во всяком случае, их трогали. А золотые монеты тоже были сдвинуты?

— Насколько я помню, — ответил сторож после размышления, — нет, сэр, не сдвинуты!

Глаза Холмса заблестели, и он потер руки.

— Я так и думал, — сказал он. — К счастью, я имею возможность заняться этой проблемой, так как у меня сейчас нет ничего срочного, если не считать предстоящего малопривлекательного дела, которое, кажется, касается сэра Джерваса Дарлингтона, а может быть, и лорда Хоува. Лорд Хоув… Боже мой, мисс Бакстер, что случилось?

Элеонора Бакстер, привстав с кресла, смотрела на Холмса удивленными глазами.

— Вы сказали, лорд Хоув? — спросила она.

— Да. Могу ли я спросить, откуда вам знакомо это имя?

— Просто потому, что я у него работаю.

— Неужели? — сказал Холмс, удивленно подняв брови. — Ах да. Насколько я понимаю, вы печатаете на машинке. Об этом говорит складка на бархатном костюме чуть выше запястья, там, где рука упирается о стол. Стало быть, вы знакомы с лордом Хоувом?

— Нет, я никогда даже не видела его, хотя мне приходится много печатать на машинке в его лондонском доме на Парк-лэйн. Такая незначительная служащая, как я…

— Н-да, это еще печальнее! Однако надо сделать все, что мы можем. Уотсон, у вас есть какие-нибудь возражения против того, чтобы выйти на улицу в такую бурную ночь?