Рената - Дина Рубина

— И тут я вижу, что Динино лицо по мере повествования вытягивается, каменеет и теряет всяческое выражение улыбки. Я продолжаю…Рассказ к концу все смешнее и смешнее… Трагизм в глазах гостьи возрастает. Что такое, думаю я в панике, ведь точно смешно! Заканчиваю… И вы, Дина, замороженным голосом, сквозь зубы говорите: “Рената, какая же вы блядь!” — Ничего для первого раза, да? А?! (Ее любимый выкрик: “А?!”)

— И когда я так осторожно говорю, что в моем возрасте это, пожалуй, уже комплимент…и интересуюсь, чем, так сказать, заработала столь лестное…

Дина сурово обрывает:

— Вы хотите сказать, что этот рассказ у вас не записан?

Я отвечаю:

И этот, и все остальные.

Дина с каменным лицом:

— Конечно, блядь!

Самое смешное, что этот рассказ основан на моем действительном возмущении: каждый раз я — письменный раб, пленник кириллицы, — услышав очередной виртуозно детализированный, оркестрованный колоссальным голосовым диапазоном устный рассказ Ренаты Мухи, принималась ругать ее:

— И это не записано?!

Второй рассказ, — про то, когда я приезжаю в следующий раз, — еще более пикантный.

Как Рената открывает мне дверь, и я спрашиваю с разгоряченным лицом:

— Рената, почему у вашего соседа яйца справа?

Якобы я ошиблась дверью, мне открыл сосед на нижней площадке, и он был в трусах. И что в этом вопросе якобы никакого криминала нет. Оказывается, все английские портные-брючники, снимая размеры, непременно спрашивают клиентов: сэр, вы носите яйца справа или слева?…

…И вот, переночевав у Ренаты, наутро я ухожу, цветы оставляю, конфеты забираю с собой…

В этом месте рассказа я всегда подозрительно спрашивала:

— Конфеты?! Забираю?! Как-то не верится. Это не про меня…

Рената сразу поправлялась:

— Или оставляете… Конфеты, впрочем, говно, — кажется, “Вечерний Киев”… За вами захлопывается дверь, и тут мы слышим страшный грохот! Поскольку вы явились в каких-то умопомрачительных туфлях на гигантских каблуках, то вы и грохнулись как раз под дверью соседа с яйцами. И правильно! Нечего заглядывать, куда вас не приглашают!

У меня почему-то нет ощущения, что Рената исчезла из моей жизни. Так бывает после ухода больших артистов, писателей, поэтов: эманация заполнения пространства личностью такова, что очень долго остается впечатление абсолютного их присутствия здесь и сейчас. Ловлю себя на импульсивном желании позвонить ей и рассказать о недавней поездке в Польшу, о том, что по-польски “еврейская писательница” звучит как “жидовска писарка”. Спохватываюсь, что позвонить не получится… и все-таки по инерции представляю себе комментарии Ренаты: ее жестикуляцию, ее руки, что взлетают и как бы охватывают в воздухе арбуз; ее голос с неподражаемыми интонациями, который звучит во мне, все звучит и звучит, не замирая…