Розыгрыш с летальным исходом - Валерий Гусев

В такие ночи я с особой остротой начинал чувствовать, как нам не хватало друг друга все эти годы. Даже когда мы были вместе.

К утру Янка, смачно и заразительно зевая, убирала со стола; приложив ладошку, дула в ламповое стекло, гасила робкий, но уверенный огонек. В комнате не становилось еще светло, но окна уже голубели близким рассветом. И мы ложились спать, укрываясь поверх одеяла еще и тулупом.

Спать днем - это неведомое доселе счастье. Особенно для тех, кто до этого ни одной ночи не спал без тревог.

Иногда я просыпался - то ли от щебета синиц за окном, то ли от счастья. Янка горячо дышала во сне мне в шею, и ее дыхание долго не давало мне снова уснуть.

Так медленно проходила зима. Мы жили простыми повседневными заботами, которые не обременяли, а радовали нас: дрова, готовка, вечерние посиделки у печки или ночные за столом, где уютно теплился ровным язычком огонек лампы, играя в распахнутых Янкиных глазах.

Днем, если ночью был снегопад, я расчищал дорожки к туалету и дровяному сараю. Изредка к нам забегал из леса шальной заяц в надежде чем-нибудь поживиться; повадилась белка, которая добиралась до нас по деревьям, ухитряясь ни разу не соскочить на землю. И все наши деревья в хороший солнечный день украшались снегирями и синицами.

Иногда, чтобы побаловать Яну, я брал ружье, вставал на лыжи и уходил в лес - сбраконьерить к ужину какую-нибудь дичину. Первое время мне это не удавалось. А потом я приспособился - заходил неглубоко в лес, огибал под прикрытием деревьев и сугробов нашу невеликую деревеньку и на дальнем ее конце стучался в окошко к тетке Полинке. Она еще держала кур, но уже справлялась с ними с трудом, кормить эту ораву в зимнее время оказалось не так просто. И потому тетка была мне рада: я избавлял ее от лишнего рта, точнее - клюва.

Зарубив и ощипав курицу, я совал ее в рюкзачок и героем возвращался домой, к жене.

– Тетерка, - скромно докладывал.

– А чего она такая ободранная? - каждый раз спрашивала Яна. - Вырывалась?

– Ощипал прямо в лесу, пока она была тепленькой.

(Тетка Полинка бережно собирала пух и перо на подушки.)

– А что она без головы?

– Такой я стрелок, - скромно докладывал. - Белку - в глаз, тетерку - в ухо.

Янка жарила «тетерку», придавив крышку сковороды булыжником, и гордилась мною.

Так проходила зима…

Беда еще не стучалась в ворота тревожным ночным стуком, но уже бродила рядом, выбирая для этого самый неподходящий момент…

ТУРФИРМА «КОЛУМБ»

Кабинет в офисе. Строгая матовая мебель. Глубокие, коричневой кожи кресла. По стенам - застекленные полки, на них - изящные модели кораблей. От каравелл Колумба с красными мальтийскими крестами на парусах до двух современных красавцев океанских лайнеров - «Даниель Дефо» и «Олигарх». Карта мира в простенке пересечена прихотливыми линиями океанских маршрутов.

Жалюзи на окнах сомкнуты, в комнате сумрачно, приятно пахнет дымком хороших сигар.

В углу, вдали от окон, журнальный столик без журналов: коньяк, вазочка с конфетами, блюдечко с нарезанным лимоном.

Собеседников - двое. Чем-то неуловимо похожих друг на друга. Скорее всего, той печатью, которой непременно отмечаются люди большого бизнеса. Не совсем чистого.

– Вот что, Серж, таких денег я тебе не дам… Подожди обижаться. Я дам тебе других денег. Под совместный проект.

– Это как?

– Это так: мои деньги - твои люди. Думал о нашем разговоре? Девок своих щупал?

– Я их каждый день на подиуме щупаю.

– Я не о том. Насчет комплексов?

– Ну… В какой-то степени.

– Брось, Серж, не стесняйся. Бывал я на твоих шоу. Видал, как они лифчики «зеленью» набивали.

– Ну… Это в финале… Самостоятельно… Личная инициатива разогретой публики.

– Кстати, как твоя шарашка называется?

– «Бикини».

– Как-как?

– Этнографический ансамбль экзотического танца «Бикини».

– Экзотического, значит, эротического?

– Ну… Отчасти… В какой-то степени. Вообще же, у нас в репертуаре полинезийские, папуасские, африканские танцы.

– Я тебя понял, не стесняйся. Это то, что нужно. Пару месяцев на подготовку - и грузи своих папуасских полинезиек на борт «Олигарха».

– Надолго?

– Навсегда.

– Никто на это не согласится.

– Твоя проблема, Серж. Убеди девочек. Пообещай много-много. Ты артист или банщик? Помнишь, ты выделял мне из труппы подтанцовщиц для праздника Нептуна на «Дефо»? Разве были недовольные?

– Это совсем другое дело. Остров - не теплоход!

– Убеди девочек.

– Как? Чем?

– Проще всего - деньгами. Я финансирую. По крайней мере - для начала. А после им все равно некуда будет деваться. - Некоторое молчание. - И расширяй состав. Укрепляй контингент девицами из Азии, ты же это должен понять, Серж.

– Это криминал! А я все-таки ученый, хоть и в прошлом.

– Банщик ты! Не артист и не ученый!

– Без оскорблений нельзя?

– Возьми рюмку, Серж. За успех!

Молчание. Шелест разворачиваемых конфетных оберток. Почмокивание лимонными дольками.

– Днями вылетаешь к морю. Нужно проверить подготовку судна. Не забывай - публика у нас особая. Она дорого обходится, но еще дороже платит.

Ответный вздох.

– И не задерживайся там. Девок нужно как можно быстрее набрать…

ЮЖНЫЙ ПОРТ. БОРТ ТЕПЛОХОДА «ОЛИГАРХ»

Старина Нильс, великий крысолов, с позором для его седин и его профессионального мастерства только что был изгнан с белоснежного лайнера, который готовился к очередной кругосветке и остро нуждался в профилактической дератизации своих трюмов и других судовых помещений. С каковой целью и был заключен устный договор с мастером этого дела - стариной Нильсом.

Договор договором, а бизнес бизнесом…

Нильсу не заплатили положенных пятисот долларов. Более того, респектабельный капитан теплохода, весь в белизне и золоте, затопал на старика ногами и зарычал:

– Вон отсюда! Это работа, да? Они еще больше обнаглели! А мне через неделю в плавание идти! Убирайся!

По капитанской каюте и впрямь безбоязненно, словно ручные, шныряли две громадные крысы с омерзительно голыми хвостами и красными глазками.

Нильс не испугался. Он просто терялся, когда на него кричали. А уж если под сомнение ставили его работу, старик поворачивался и без слов уходил. Он слишком хорошо знал себе цену, чтобы ее доказывать.

Так он поступил и в этот раз. Безмолвно поднял с пола оброненный от капитанского крика саквояжик с препаратами и приманками, повернулся, вышел на палубу и, сдерживая слезы, спустился по трапу на причал.

Здесь его и перехватил (совершенно случайно) Семеныч - Николай Рокотов, бывший сотрудник ЧК. А может, и не совсем бывший. Что его сюда занесло, какие у него здесь заботы - знал, скорее всего, только он сам.

С Нильсом они были знакомы давно. Автор даже назвал бы их в какой-то степени коллегами.

– Яков Ильич? Что стряслось?

Пошел сбивчивый рассказ, навроде: «У зайца - лубяная, у лисы - ледяная. Она его и выгнала».

– Я ж, Николай Семенович, дело свое знаю. Что ж я, не отличу дикую особь от ручной. Они ведь нарочно их пустили. Чтобы за работу мне не платить! Пятьсот долларов! Что для них эти деньги!

Семеныч тут усмехнулся, хотя не до смешков было. Но он всегда усмехался, когда злился.

– Ну-ка, пошли, Ильич, разберемся. - И решительно взялся за поручень трапа. И так же решительно, как свой человек, вошел в каюту капитана.

– Ты что ж, поганец, - сказал он вместо «Здравия желаю!» - что ж ты стариков обижаешь?

– Сейчас лично проверю, в трюм спущусь.

Крыс в каюте, кстати, уже не было.

– Садись, Ильич. - Семеныч по-хозяйски распахнул дверцу капитанского бара, достал коньяк, щедро наполнил две рюмки. - Не стесняйся. Расскажи-ка поподробнее.

Хлопнув пару рюмок, до которых старик Нильс был весьма охоч, он успокоился и внятно рассказал все, что случилось, что было до этого и как теперь, возможно, будет.

– Крысы, Николай Семеныч, удивительно интересные существа. Мне даже жаль порой вести с ними борьбу на уничтожение. Но - надо! Иначе они заполонят весь мир и никому в нем места не останется.

– Это мне понятно, - кивнул Семеныч, имея в виду совсем иных крыс.

– Я по-всякому их истреблял. И отравами, и крысиным львом. Вы знаете, что такое крысиный лев? О! Это дьявольская выдумка крысоловов.

– Дикая кошка?

Нильс рассмеялся мелким застенчивым смешком, чтобы ненароком не обидеть такого крутого и уважаемого человека.

– Это, Николай Семеныч, обыкновенная крыса мужского пола. Самец. Такого льва выводят искусственно. Жестоким путем. Сажают в клетку несколько особей и не кормят. Через некоторое время, уступив голоду, они сжирают самого слабого…

– Понял! А тот, кто остался, сожрав всех своих братков, тот и лев, да? Ну совсем как у нас.

– Похоже, - согласился, подумав, Нильс. - Он становится каннибалом и беспощадным, умелым истребителем себе подобных.