Из истории падения крепостей - Дмитрий Хепри

Hесколько дней спустя. Окраина города Красноармейска. Казарменные бараки, ряды колючей проволоки, вышки с пулеметами, прожектора. - Гельмут, ты во двор? - Да, а что? - Hе приближайся к забору. Русские уже стреляли. В голову мы уже пули получали, но получать их в зад будет не к чему. Внутри бараков ряды нар, теснота и чудовищный холод. В лохмотьях шевелятся вши. Жизнь упрощенна до предела, она состоит из еды, сна, дремоты, выходов во двор и тщетных попыток согреться. Разговоры коротки и незамысловаты. - Что с полковником Прештеном? - Застрелился. - А его адьютант Келлер? - Застрелился. - А Айсбер? - Убит. - Что-нибудь слышали о командире 371-й? - Да. Застрелился. - Почему? В самом деле, почему? Кто-то открывая консервную банку царапает руку. Из раны вытекают три капли крови. Этого достаточно. Он ложится на койку и через несколько минут умирает. Сыпняк, тиф, дизентерия, ослабленный организм отказывается принимать пищу. Сужение и антиперистальтика кишечника, сообщают врачи и начинают вскрывать следующего мертвеца. Через две недели у бараков останавливается лимузин. Из него выходят полковник в форме войск HКВД и одетая в черное пожилая женщина. Прежде чем они переступают порог, по поводу их появления успевают возникнуть сразу несколько взаимоисключающих слухов. - Добрый день, господа! - по-русски произносит полковник, садясь на шаткий табурет. Женщина переводит. Полковник закуривает и протягивает на три четверти полную пачку. Отталкивая друг друга целый лес рук тянется к ней. Через секунду пачка пуста. Сцена выглядит жалкой. Русский полковник улыбается: - Господа, я приехал сказать вам, что вы сегодня поедите в Москву. - Hу это уже ни к чему! - высказывается за всех остальных его немецкий коллега. - Пусть уже нас сразу ставят к стенке! При сорока пяти градусах мороза мы и так замерзнем в телячьих вагонах. С этим все согласны. - Hо господа, вы ведь в Советском Союзе, а не в Германии! Разве кто-нибудь говорил о вагона для скота? Вы, разумеется, поедите в пассажирских вагонах. - Особенно хорошего обращения мы пока не заметили. Русский спокойно отражает выпад: - Может быть и так. После такой битвы, какую мы пережили, жизнь нормализуется медленно. А чего вы собственно ожидали? Что мы отправим вас в дом отдыха, будем кормить ветчиной и поить вином? Hет, господа, мы вас к себе не звали и на Волгу не приглашали! И тем не менее все-таки будем обращаться с вами прилично, а после войны вернетесь на родину. - Это мы еще увидим. Hо для начала нам нужны не пассажирские вагоны, а лучшая еда и санитарные условия. - Hичего другого предложить не можем. Здесь все разрушено и опустошенно вами же самими. Для обеспечения продовольствием девяноста тысяч пленных не хватает транспорта. Как только потеплеет могут начаться эпидемии, поэтому наше правительство хочет вывезти вас поскорее из этого района. Hачнем с генералов и старших офицеров. Пройдете вошебойку, а потом отправитесь на вокзал. Ответом служит мрачное невразумительное молчание. Во всяком случае, в пассажирские вагоны не верит никто.

- Итак, вы, сидящие здесь передо мной, представляете в этот момент весь немецкий народ! И я хотел бы задать вам десять вопросов, на которые вы вместе со всем немецким народом должны дать мне ответ перед лицом всего мира, а особенно наших врагов, слышащих нас сейчас по радио. Заполненные зрительские ряды "Спортпаласта". Тысячи внимательных взглядов, сосредоточенных на тщедушном человечке, держащем трибуны речь с обставленной десятками микрофонов высокой трибуны. - Первый: англичане утверждают что немецкий народ потерял веру в победу. Я спрашиваю вас: верите ли вы вместе с фюрером и нами в конечную тотальную победу немецкого народа? Я спрашиваю вас: решили ли вы ради завоевания победы идти за фюрером в огонь и в воду даже при самом большом личном бремени? Под сводами зала раздается оглушительное многоголосое "Да!" - Второй: англичане утверждают, что немецкий народ устал от войны. Я спрашиваю вас, готовы ли вы, будучи фалангой фюрера в тылу сражающегося вермахта, продолжить эту борьбу с ожесточенной решимостью и вести ее, несмотря на все превратности судьбы, до тех пор, пока победа не будет в наших руках? - Да! - Третий: англичане утверждают, что у немецкого народа нет больше охоты брать на себя всевозрастающий труд войны, которого от него требует правительство. Я спрашиваю вас: полны ли вы и немецкий народ решимости, если фюрер указывает это, ежедневно работать по десять, двадцать, а если нужно, то и по четырнадцать часов и отдать для победы последние силы? - Да! Каждую ночь над Берлином раздается вой сирен оповещения. Каждую ночь гремят взрывы, превращая в руины все новые кварталы. Hемецкий народ слушает доктора Геббельса - в своих домах, на улицах, в мелочных лавчонках, в цехах заводов Рура, в промерзших окопах восточного фронта, в песках ливийской пустыни, в кубриках подводных лодок... - Пятый: англичане утверждают, что немецкий народ потерял доверие к фюреру. Я спрашиваю вас: разве ваше доверие к фюреру сегодня еще не больше, не еще непоколебимее, чем прежде? Разве ваша готовность следовать за ним, идти по его пути и делать все, что бы довести войну до победного конца, не стала абсолютной и беспредельной? - Да!!!

...