Горшок с самшитом - Михаил Витальевич Сизов

* * *

Утром старик, покушав яичницы, вышел в лоджию покурить. Был яркий солнечный день. Пробка на шоссе рассосалась – похоже, машины передумали покидать город. Вон они поблёскивают внизу на парковке – разноцветные лакированные ноготки, вцепившиеся в пешеходный тротуар.

Старик удивился своей образной восприимчивости. Почему для него так значимо, каким видится мир с балкона? Ещё недавно сутью жизни были дела на кафедре, научные вопросы, а теперь не менее сущи вид из окна, походы в магазин и на помойку с пакетом мусора. А потом сущестью станут рисунок обоев на стене и проблема с тем, как помочиться в утку. И после смерти… Вспомнился сон, лимонный вкус костного самоощущения.

Надев на всякий случай плащ-дождевик, Сергей Сергеевич отправился на прогулку. Лес начинался сразу за домами. Оттуда вышли девушка с поводком в руке и собака, которая гавкнула на старика без выражения, как на пустое место. Посторонившись, старик ступил на тропу и засеменил по ней, стараясь глядеть прямо перед собой, но боковым зрением всё же омарался человеческой грязнотцой – полиэтиленовыми пакетами под кустами, блестящими бутылками, одноразовыми тарелочками с засохшим кетчупом. К счастью, неряхи по лености своей глубже в лес не забирались, дальше по тропе было чисто. Сбавив шаг, высмотрел впереди приметный тополь, за которым нужно поворачивать направо.

Тополь стоял с растрёпанной кроной, словно обиженный. Остальные же деревья в этом лесу были невыразительны, метамерны. Чем больше лес, тем скучнее растения. Вспомнились два вяза-интеллектуала в скверике перед институтом. Летом они едва слышно шептали листвой, а осенью обнажались письменно. Поначалу казалось, что вязы общаются на языке глухонемых, сплетая ветки-пальцы в немой жестикуляции, но нет, в паутинной ветвистости всё же была статика письма. Безбуквенного, иероглифического, выражающего ломким рисунком целые слова или понятия. Впрочем, в иероглифы это тоже не вмещалось. Дерево в целом есть говорящий знак, понимаемый в бытийном окружении. Чтобы понять его, надо подловить настроение природы – тот мотив, в котором изначально написана песнь древа. Это и особый свет, падаемый с неба, и моросящий дождь или снежок на чёрных ветках, добавляющий в графику пронзительности.

Сидеть на скамеечке между лекций и, попыхивая сигаретой, глядеть на вязы – это стало ритуалом для Сергея Сергеевича, когда в стенах института запретили курение. Студенты никогда не беспокоили его, дымили в сторонке, за исключением одного настырного. Как же его дипломная работа называлась? «Формы растительной природы в современной архитектуре»? Всякие там цветочные башни-лотосы, «белое дерево» Фудзимото. Чушь полная, украшательство без красоты! Если из растительных форм вынуть функциональность, то какая же это красота? Настырного студента Сергей Сергеевич тогда выслушал, согласился взять под своё научное руководство и даже мытарить его не стал, пропади оно пропадом, но не сдержался и всё же вычеркнул первую фразу в дипломной работе: «Архитектура с самого момента своего появления – это искусство воплощения совершенных форм живой природы в постройках различного назначения». Ха-ха-ха! Куб деревянного сруба – это форма какой живой природы? А конусы и пирамиды в ярангах, юртах, чумах? А простейший шалаш? Прямоугольники и треугольники есть в кристаллической неорганике, но никак не в живой природе!

Что ни говори, архитектура – дело инженеров. Рассчитать объёмы и прочность конструкций, проложить коммуникации, подобрать стройматериалы. И слегка украсить, чтобы в природное окружение вписать человеческую неприродность. Красивости, золотое сечение – это только для фасада. А за ним, за древовидными колоннами и весёлыми цветочными капителями, всегда будет чёрный пенал, гроб, идеальный для человеческого обитания.

Свернув направо, Сергей Сергеевич продрался сквозь кусты. Там, в траве, серело толстое тулово поваленного ветром тополя, вывороченные корни которого смотрелись удобным сиденьем. Устроившись в изгибе древесного отростка, старик откинулся на спину.

Тупая боль в пояснице, кажется, отпустила. Вынул из кармана плаща пачку сигарет, закурил… Было тихо. Лишь вдалеке что-то шелестело. Что? Автомобильная дорога, свет с которой видел ночью? Или это кровь в ушах шумит?

– Бросай курить. Дольше проживёшь.

Хмыкнув, старик ответил насмешливо:

– Вашими молитвами, Корней Корнеевич.

– Я серьёзно.

– Прошлый раз ты о духовном выговаривал, теперь о здоровье печёшься. В пестуны мне напрашиваешься?

– Это извращение – сжигать растение и дышать дымом.

Старик почувствовал лёгкое прикосновение к оголённой лодыжке – похоже, корень щупал его древесным волоском.

– Тебе осталось два-три года. А если бросишь курить, то прибавишь ещё пяток.

– Думаю, меньше осталось.

– Дурной у тебя настрой. Отсюда и мой совет в церковь сходить.

– Забавно слышать это от коряги.

– «И камни возопиют». Так сказано в Библии. Вы, люди, сами-то разве не коряги закаменевшие? Была у вас совершенная духовная плоть, да согрешили в раю, и «сотвори Господь Бог Адаму и жене его ризы кожаны». А нам Господь что-то да оставил от прежней телесной свободы. Сегодня я коряга, а завтра вон та молодая липка, или мох под сосной, или подземный гриб. С грибами, правда, сложнее, но мы умеем входить в симбиозы и управлять чужеродной вегетацией.

– И за какие же заслуги вам такая преференция? – стряхнув пепел с потухшей сигареты, Сергей Сергеевич убрал её в спичечный коробок.

– Наверное, мы потомки Древа Жизни, а оно ничем не провинилось перед Богом. Да и другие растения тоже – они же только и делали, что славили Создателя своим многообразием. Святой Ефрем Сирин писал, что в раю два разных цветочка смешивали пыльцу и производили третий вид, краше прежнего.

– И где ты только этой поповщины набрался?

– Так от попов же.

– А, ну да… Слушай, а чего ты из храма ушёл? На пенсию захотелось?

– Не из храма. Я рядом рос. Сто лет было тихо. Окраина города, кладбище, церквушка. А когда вокруг кладбища стали дома строить и землю асфальтировать, я сюда перебрался.

– Про кладбище ты в прошлый раз не говорил. И что, тебе там весело было?

– Там хорошо.

– Чужим горем напитывался?

– Я радовался настоящему в людях. Когда думают о смерти и загробной участи…

– Я вот не думаю.

– Ты не готов к смерти. Ты хочешь просто выключиться. Как электроприбор. Это не достойно человека.

– Что ты, вечноживущий, знаешь о смерти?

– Кто знает о жизни, тот знает и о смерти. Она не такая, как ты думаешь.

– Ты в Бога веришь?

– Да.

– Ты Его видел?

– Когда стоишь на одном месте, то видишь больше. А вы всё время бежите.

– Уже не бегу, сняли меня с дистанции.

* * *

После обеда приехал Олег. Подниматься на 17-й этаж не стал, ждал в машине. За