Мертвая пехота - Юрий Погуляй

Вахта в «Гнезде» — это месяц бессмысленного бдения посреди вонючих джунглей, в тридцати милях от славного Города-на-скале. Медвежий угол новой цивилизации. Темное, мрачное, угрюмое обиталище имперской армии, затаившейся в отдалении от радужных красок нового Раздора. По вечерам, при хорошей погоде, Элай забирался на караульную вышку у ворот и, обмениваясь с часовыми ничего не значащими репликами, подолгу смотрел на сверкающие огни далекого горного поселения. Ловсон не хотел признаваться даже самому себе, но Город-на-скале манил его пуще отпуска. Стратег честно пытался поставить себя на место первопроходца, на место искателя. Представить себя свободным человеком, строящим собственный мир, собственный город. Прокладывающим проспекты и придумывающим для них названия. Планирующим станции пересадки и трассы до рудников. В этом было что-то магическое, что-то сродни работе творца. Сейчас в далеком Городе-на-скале еще нет шума имперских мегаполисов. И грязи, присущей им, тоже нет. Нелегальный мир пока еще не получил в свое распоряжение новеньких адептов с потухшими глазами, суровыми лицами и опустошенными кошельками и душами.

В такие моменты, глядя на игру огней, Элай завидовал колонистам. Они строили новый город, новую вселенную. Воодушевленно, как помилованные смертники. Поселенцы Раздора вырвались за миллиарды миль от дома, чтобы начать все с нуля и не допустить тех ошибок, что остались в прошлой их жизни. И, Лоден свидетель, с каким же энтузиазмом они отнеслись к этой миссии.

Город-на-скале вырос над джунглями, взгромоздившись на утесы хребта, идущего с севера на юг. Опутал его паутиной дорог и подъемников, взрастил сотни башен и каскады домов. Засадил камень садами, поработив мертвую стихию. В верхних кварталах так и вовсе казалось, будто тебя занесло в сердце хвойного леса. Селились там люди побогаче, способные оплатить работу жрецов Элементиума. Деньги могут многое и легко позволяют своим обладателям сладкий вечерний чай на каменной террасе, под сенью впившихся в скалы сосен. С непременным видом на долину, где царствовало бурое море джунглей Раздора.

Элай частенько там бывал. Разумеется, тайно для горожан и начальства. Дожидался окончания вечернего сеанса связи, отчитывался перед Радикалом о состоянии дел, охотно отвечал на равнодушные вопросы стареющего боевого лорда и старался не смотреть в сторону часов, которые висели как раз за мониторами пульта. Командир слушал его без энтузиазма, отстраненно, проходя избитый и потому единственно верный ритуал. Ловсон видел, что Радикал сдает и что даже жрецы Медикариума не смогут поднять бывалого лорда на ноги. Судя по участившимся в последнее время вспышкам ярости — командир и сам осознавал свое ближайшее будущее и потому к молодым, наступающим на пятки стратегам, относился с подозрением. Ведь кто-то из них займет место боевого лорда. Может быть, им окажется и Элай, кто знает? Но победить старость Радикал уже не мог. Несомненно, его ждет достойная пенсия и великолепный уход. Во всех смыслах этого слова.

Но кому из нас хочется уходить?

После беседы с Радикалом Элай всегда отправлялся к себе в коттедж. Мимо плаца, вечно забитого тренирующимися бойцами под зорким надзором младших тактиков, мимо казарменной части, со скучающими и постными лицами обитателей, мимо столовой, вечного пристанища старших тактиков и ловуров. Служба есть служба. И Элаю она не нравилась. Армия должна воевать. Солдат обязан сражаться.

Иначе наступает летаргия.

С такими тяжелыми мыслям Ловсон добирался до офицерского квартала, представляющего собой ровные ряды небольших коттеджей, разделенных аккуратными лужайками, аллеями, дорожками. Его дом находился чуть на отшибе. На углу этого «квадрата-обитания». В сотне футов от серого забора, кое-где потрескавшегося от натиска джунглей. С соседями Элаю повезло. Слева жил ловур Тэмс, в прошлом году подравшийся на пьяную голову в одном из кабаков на станции, и прошедший модификацию в храме Медикариума. Теперь угрюмый, недружелюбный офицер кулаки не распускал и вел себя тихо-тихо. Ловсон видел его только на построениях, и понимал, что перед ним уже не тот Тэмс, с которым он служил раньше. Того Тэмса прикончили жрецы Медикариума, как пить дать. Выдавили душу шумного солокерца из тела, и поместили туда мертвеца.

Позади жил старший тактик Бойл «Дубина». Туповатый, грузный и необычайно ответственный командир. Элай ему доверял. Знал, что «Дубина» расшибется в лепешку, а поставленную задачу сделает, даже если ею окажется сортирная яма, в которой можно похоронить Лоденского мамонта. Звание старшего тактика для Бойла было потолком, но при этом и пиком воинской карьеры. Но больше всего Ловсон любил «Дубину» за гробовую тишину в его доме. Бойл вечно пропадал где-то в казармах, среди солдат, а когда возвращался — вел себя тише смерти. И лишних вопросов никогда не задавал.

Поднявшись на крыльцо, дождавшись щелчка замка, Элай попадал в полумрак опостылевшего жилища и молча переодевался в гражданское. Деловито, собранно, без единого лишнего движения. В его комнатушке хватало милых излишеств, являющих собой предмет черной зависти даже для старшего командного состава. Но Ловсону было нужно что-то большее, чем бесконечный офицерский бар, да щепотка прокхатовской дури. Ему хотелось строить новый мир вместе с жителями Города-на-скале, видеть, как воплощается в жизнь его мечта, и чувствовать, как жизнь вновь обретает смысл.

А не торчать цепным псом в джунглях, выполняя бессмысленную и скучную работу. Изо дня в день подхлестывая обленившееся военное чудище империи.

Перед самым выходом он аккуратно складывал черный плащ стратега, бережно разглаживал ладонями шелковистую ткань и долгое время смотрел на серебряную вышивку, прежде чем закрыть ящик. Вид раскрытой книги, его родового герба, словно помогал справиться с тяжелыми мыслями. Напоминал Элаю, что он не один. Что на далекой Приме, в нескольких звездных системах отсюда, в поместье на берегу Глубокого озера его ждут мама, отец и Санни, любимая жена.

Перед выходом он подходил к зеркалу, несколько минут смотрел на крепкого длинноволосого мужчину с острой русой бородкой, и ему всегда казалось, что он видит не свое отражение, а совсем другого человека. Не волевого командира, а художника, который оказался не в том месте и не в то время.

Ловсон плотно закрывал за собой дверь, по привычке дергал замок и на пару мгновений задерживался на крыльце, вдыхая влажный, густой воздух Раздора. Смотрел на огни казарм, на приглушенный свет в доме Тэмса и, наконец, шел к проходной, где поджидал Нару.

В Город-на-скале они всегда отправлялись вдвоем. Он — стратег «Имперских карателей» и она — морт Нара, жрица Медикариума, приписанная к их подразделению.