Крестоносцы на Востоке - Михаил Абрамович Заборов

приходится встречаться и с другим, прямо противоположным осмыслением «крестоносных понятий», когда они обозначают благое, доброе, справедливое общественное дело. Правда, в нашем словаре такое словоупотребление — редчайшее исключение, да и то давно уже сделавшееся достоянием истории. Так, в 1918 г., во время гражданской войны, по призыву большевиков были организованы продовольственные отряды, в чью задачу входило изъятие хлебных излишков, припрятанных кулаками, и распределение зерна среди голодающих рабочих и сельской бедноты. В связи со смелыми действиями одного из таких продотрядов, созданных в Тамбовской губернии, в «Правде» была напечатана статья «Крестовый поход»: под крестовым походом имелись в виду революционные акции отважных продотрядовцев, которые, защищая дело социалистической революции, не щадили своей жизни в борьбе с деревенскими мироедами. В дальнейшем, когда историки-марксисты глубже разобрались в истинной сути средневековых рыцарских войн на Востоке, слова «крестовый поход» у нас перестали применяться в положительном смысле.

Однако в политической публицистике и в художественной литературе Западной Европы и США крестовые походы продолжали и поныне продолжают истолковываться чаще всего именно как пример бескорыстного, отмеченного искренним воодушевлением служения вполне достойным целям. Иной раз даже прогрессивно настроенные писатели и художники прибегают в своих произведениях к образам и сравнениям, навеянным как раз такого рода устоявшимися представлениями (восходящими ко временам романтизма — к началу XIX в.).

Главный герой романа всемирно известного писателя Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол» американский демократ, боец интернациональной бригады Роберт Джордан, плечом к плечу с испанскими республиканцами героически сражавшийся против фашистов (дело происходит во время национально-революционной войны в Испании 1936–1939 гг.), по словам писателя, чувствовал себя участником крестового похода. «Это единственно подходящее слово, — пишет Хемингуэй, раскрывая переживания своего героя перед схваткой с врагом, — хотя оно до того истаскано и затрепано, что истинный смысл его уже давно стерся». И далее он передает душевное состояние бойца-интербригадовца в таких выражениях: Роберт Джордан «испытывал то чувство, которого ждал и не испытал в день первого причастия. Это было чувство долга, принятое на себя перед всеми угнетенными мира, чувство, о котором так же неловко и трудно говорить, как о религиозном экстазе, и вместе с тем такое же подлинное, как то, которое испытываешь, когда слушаешь Баха, или когда стоишь посреди Шартрского или Леонского собора и смотришь, как падает свет сквозь огромные витражи, или когда глядишь на полотна Мантеньи, и Греко, и Брейгеля в Прадо. Оно определяло твое место в чем-то, во что ты верил безоговорочно и безоглядно и чему ты обязан был ощущением братской близости со всеми теми, кто участвовал в нем так же, как и ты. Это было нечто совсем незнакомое тебе раньше, но теперь ты узнал его, и оно вместе с теми причинами, которые его породили, стало для тебя таким важным, что даже твоя смерть теперь не имеет значения; и если ты стараешься избежать смерти, то лишь для того, чтобы она не помешала исполнению твоего долга».

Как видим, Хемингуэй иносказательно уподобляет чувства Роберта Джордана переживаниям «борцов за христианскую веру», насмерть бившихся со своими врагами во имя религиозного обета — спасения палестинских святынь.

У замечательного немецкого поэта-антифашиста Бертольда Брехта есть исполненное трагизма стихотворение «Детский крестовый поход». Оно было написано вскоре после того, как гитлеровские орды залили кровью Европу. Одной из первых "подверглась фашистскому нашествию Польша.

В Польше в тридцать девятом

Кровавая битва прошла,

В руины дома превращая,

Деревни сжигая дотла.

Сестра потеряла брата,

Жена перестала ждать,

Ребенок не мог средь развалин

Родителей отыскать.

Поэт рассказывает страшную легенду о том, как с разных концов растоптанной фашистским сапогом многострадальной польской земли собрались дети-сироты, как они, составив отряд в полсотни человек, двинулись куда глаза глядят, лишь бы избавиться от ужасов обрушившегося на них бедствия — войны:

Они, уходя, мечтают

Дойти до отчизны такой,

Где страхи ночные забыты,

Где вместо войны — покой.

Всех их («тут были католик, нацист, протестант») объединили общее горе и единое стремление: спастись от голода, холода, пуль, снарядов и танков, обрести кров над головой, хлеб и мир. Они брели сквозь пургу, от одного «расстрелянного хутора» к другому, хороня погибающих в дороге товарищей:

Ищут землю, где нет войны никогда,

Где мир поселился вечный,

Все дальше бредут они, и череда

Становится бесконечной.

В конце концов замерзшие и изголодавшиеся дети погибают, не найдя «родины и дороги»…

Стихотворение Брехта звучит гневным и горьким протестом против фашистского варварства и сопутствующей ему войны. Автор символически называет участников похода «крестоносцами». Это сравнение подсказано ему историческими воспоминаниями: когда-то, в средние века, действительно происходили «детские крестовые походы»: дети из Франции и Германии, отчаявшись от нужды и голода, отправлялись вместе со взрослыми «спасать» Святую землю от мусульман, надеясь, по внушению церкви, найти там, на далеком Востоке, лучшую долю. Как и те, малыши-«крестоносцы» 1939 г. тоже держали путь на юг; как и те, отроки-«крестоносцы» 1939 г. пали жертвами войны, они нашли в своем походе не спасение, но гибель.

Так или иначе, крестовый поход здесь — понятие, равнозначное чему-то спасительному, овеянному мечтой об избавлении от тягот. Созданные фантазией поэта трагические образы детей, устремляющихся в Билгорай, где нет кровопролития и ужасов голода, обрели новую жизнь на родине Брехта. Летом 1976 г. в Берлине, на выставке детского искусства, среди других экспонатов демонстрировалась выразительная скульптурная группа, вылепленная руками учеников одной из школ Германской Демократической Республики: «Крестовый поход детей (по Брехту)».

Когда свыше, тридцати лет назад разразилась «холодная война», одним из видных борцов за мир выступил знаменитый виолончелист и композитор каталонец Пабло Казальс. Он написал ораторию на рождественские стихи каталонского поэта Жоана Алаведры и с этой ораторией стал разъезжать по столицам разных стран. Впоследствии он рассказывал американскому писателю Альберту Кану: «В этой музыке я искал средство заставить людей задуматься о тех страданиях, которые терпит человечество, о грозной опасности ядерной войны, о том, что счастье на земле достижимо — стоит лишь всем по-братски объединиться в мирном труде». Свои концертные турне того времени Казальс в воспоминаниях называет «крестовым походом во имя мира», походом, в котором единственным оружием ему служила музыка. Таким образом, в этом случае формула «крестовый поход» тоже употреблена в качестве символа благородного деяния, имевшего своей целью достижение высшего блага — мира.

И все же, как правило, прогрессивным писателям, ученым, деятелям культуры нашего времени такие ассоциации чужды. Напротив, историки,