Звери малой земли - Чухе Ким

сень дерева гинкго на деревенской площади. Женщины каким-то образом сотворили целый пир из ничего – то был их особый талант. И все напились допьяна рисовой брагой цвета молока.

Но той ночью отец, сидевший со скрещенными ногами на каменном полу, который все еще хранил тепло лучей солнца, заметно помрачнел.

– Не убивай тигра, если только у тебя нет другого выбора, – сурово молвил отец.

– Но, отец, мы же теперь разбогатели. Сможем купить много риса, – заметил сын. Обрубок свечи скромно мерцал между ними. Свет едва пробивался сквозь мрак, который обволакивал их, подобно плотному зимнему одеялу. Мать и сестры возились с шитьем или уже спали в другой комнате. Единственными звуками, сопровождавшими их беседу, были приглушенные переклички между совами, отправившимися на охоту.

Отец смерил сына взглядом и заявил:

– Ты с ранних лет подстреливаешь зайцев и фазанов.

– Да, отец.

– Можешь попасть в фазана со ста метров.

– Да, отец, – гордо признал он. Во всей деревне не было лучника, способнее его. Ну, кроме отца.

– Ты сможешь попасть в дерево с тех же ста метров, а потом вдогонку пришпилить первую стрелу еще одной?

– Да, отец.

– Так скажи мне: под силу тебе убить тигра? – спросил отец. Сын было собирался сказать «Да»: он в самом деле думал, что уже дорос до этого. Однако тон отца подсказывал, что на этот вопрос был только один верный ответ: молчание.

– Покажи-ка мне свой лук, – попросил отец. Сын поднялся, принес лук и положил его на пол между ними.

– Не имеет значения, насколько ты хорош как лучник. Таким орудием тигра не убьешь, – заявил отец. – На больших расстояниях лук бессилен. К тому же тигр не фазан. Таким луком ты в лучшем случае ранишь тигра метров с двадцати или чуть меньше. Смертельно ранить его ты сможешь только метров с пятнадцати. А знаешь ли ты, как быстро тигр может преодолеть эти пятнадцать метров?

Сын безмолвно признал неведение.

– В тигре почти три метра от кончика носа до кисточки на хвосте. Ему под силу, при желании, в один прыжок перемахнуть через дерево посреди нашей деревни. Для тигра перепрыгнуть через нашу хибарку – что для тебя или меня перескочить через лужицу на дороге. Выстрелишь в тигра слишком рано – только слегка ранишь и разъяришь его. Выстрелишь поздно или промахнешься – тигр тебя достанет в мгновение ока. Пятнадцать метров до тебя тигр пролетит в считаную секунду.

– Но, отец, ты же сегодня убил тигра, – удивленно отметил сын.

– Говорю тебе: убивай тигра только в том случае, когда у тебя другого выхода нет. Да и то только тогда, когда тигр попытается прикончить тебя первым. Во всех остальных случаях сторонись тигров. Ты меня понял?

* * *

Воспоминания нисходили на охотника столь же мягко, как снежинки с небес. Он спрятался за камнем, из-за которого открывался вид на выступ. Снег, задувавший в глаза и ноздри и намерзавший коркой на голых руках, не давал сконцентрироваться. Снегопад оказался более обильным, чем ему показалось на первый взгляд. С такой высоты открывался отличный вид на облака, гонимые ветром с востока. Было очевидно, что снег будет валить еще долго. В голову сразу пришла мысль, что ему следовало спускаться с горы в тот самый момент, когда он ощутил запах снега, склоняясь перед мокрым отпечатком лапы.

Но просто наблюдать за тем, как его дети, тихие, как мышки, неподвижно сидят посреди их домика, он уже не мог. У ребятишек не осталось сил даже болтать друг с другом. Он пообещал им вернуться с чем-то съедобным. Если бы ему удалось подстрелить оленя или кролика, то он бы уже давно был дома и наблюдал за тем, как личики детишек загораются искорками радости, как фонарики. Но вместо этой удачи судьба подсунула ему след леопарда и соблазн одной шкурой окупить полугодовой урожай.

«Не выпало ли мне умереть именно сегодня?» – застучал в висках вопрос. На охотника вдруг навалилась невероятная усталость. Тело оставило все напряжение, которое помогало сохранять вертикальное положение. Снежный сугроб ему вдруг напомнил пиалу обжигающе горячего белого риса, который он ел не более пяти раз за всю жизнь. Эта мысль не вызвала гнева, наоборот – он расхохотался. Смех ветром пронесся по его худому телу. Следопыту хотелось еще немного помечтать о том, что он хотел бы успеть съесть перед смертью: тушеные ребрышки в соевом соусе с шинкованным зеленым лучком, а вдобавок – бульон из бычьего хвоста, такой ароматный, пряный и наваристый, что превратившийся в желе костный мозг пристает к нёбу. Как-то раз он отведал эти блюда во время праздничного застолья. Впрочем, миражи были не столь сильны и соблазнительны, как другие воспоминания, которые захлестнули его.

Перед глазами промелькнул день, когда он впервые увидел Суни, идущую в долину под руку с сестрами на поиски побегов папоротника и соцветий полыни. Ей тогда было 13 лет, ему – 15.

А вот Суни, наряженная в зеленый жакет и красную юбку, целиком расшитые по шелку цветами. На голове – украшенная каменьями наколка. Весь наряд – обязательные атрибуты во время придворных выходов принцесс. Обычным же людям дозволялось надевать такое самое большее раз в жизни, по случаю свадьбы. Брак был столь священным для богов и людей, что даже дочери скромного крестьянина-арендатора, рожденной и прожившей всю жизнь в окружении тканей из белой пеньки, нетронутой красителями, дозволялось, пускай на один день, вообразить себя самой почтенной особой. Он же был облачен в официальный костюм императорского министра: голубой халат с поясом и шляпу из вороного конского волоса. Односельчане отпускали громкие шуточки в его адрес. «Глянь, как он смотрит на невесту! По нему сразу видно, что этой ночью ему будет не до сна!» Прекрасная Суни не поднимала взора от земли, даже когда переходила с места на место. К девушке по обе стороны приставили двух дам, которые поддерживали ее, пока она мелкими шажочками передвигалась под спудом тяжелых одеяний. Молодых поставили лицом к лицу перед алтарем. Они по очереди попотчевали друг друга вином из чаши. И теперь он и она оказались связаны друг с другом на веки вечные.

Наступила ночь, и их наконец оставили наедине друг с другом у супружеского ложа. Он осторожно размотал множество пластов шелка, составлявших роскошное одеяние, в котором многие поколения невест из их деревни сочетались браком. Суни изменила обычная беззаботность, она стояла перед ним совсем смущенная. Да и он сам чувствовал необычайное волнение. Но вот свеча была погашена, он обхватил ее гладкие плечи, целуя кожу цвета