Злой умысел - Робин Кук

— Есть ли там какие-нибудь осложнения, о которых я должен знать? — спросил Джеффри, боясь услышать, что они есть. Этот день складывался для него просто ужасно.

— Да нет, — ответила медсестра. — Вроде бы все обычно. Рожает впервые. Двадцать четыре года. Здорова.

— Кто лечащий врач?

— Симариан.

Джеффри сказал, что скоро подойдет, и повесил трубку. Симариан, — задумался он на минуту. — Конечно, настоящий профессионал, только его покровительственное обращение с пациентами со стороны выглядит неприятно. Но, слава Богу, это не Брэкстон и не Гикс. Симариан предпочитает, чтобы все проходило как можно спокойнее и, по возможности, быстрее. Будь на месте Симариана кто-то другой, Джеффри в упор не видел бы эту Оуэн.

Выйдя из ординаторской, мимо графика дежурств и плана операций Джеффри направился в операционную. Вечерняя смена должна была заступить через несколько минут, что неизбежно означало суету и хаос.

Через двойные двери он вышел из хирургического отделения и с облегчением сдернул с себя маску, бесформенно повисшую у него на груди. Сняв ее и скомкав, Джеффри с чувством сунул чертов намордник в полиэтиленовый мешок для мусора. Он дышал через него шесть часов подряд!

Коридор хирургического отделения жужжал — следующая смена приступала к работе. Не обращая внимания на шум и суету, он устремился к раздевалке, где, кстати, тоже было полно народу. Проходя мимо зеркала, Джеффри на секунду задержался, чтобы удостовериться, так ли он плохо выглядит, как ему кажется. К сожалению, зеркало отразило его запавшие и воспаленные глаза с темными полукруглыми мешками. И усы вяло обвисли и казались приклеенными. Интересно, что он хотел увидеть после шести часов напряженной работы в этой душегубке?

Как и большинство врачей, пытающихся справиться с собственной ипохондрией, воспитанной еще годами студенчества, Джеффри часто впадал в другую крайность: он отрицал, предпочитал не замечать любые симптомы болезни или недомогания, пока это не начинало всерьез угрожать его здоровью. Сегодняшний день тоже не был исключением. Еще в шесть утра, когда он проснулся, чтобы идти на работу, состояние его было просто ужасным. Недомогание он уже чувствовал несколько дней, однако головную боль и слабость, от которой его бросало в дрожь, Джеффри объяснил недоброкачественной пищей, съеденной накануне вечером. После того как приступы тошноты не оставили его даже к середине дня, он решил, что виной всему кофе, которого он слишком много выпил на завтрак. А во второй половине дня, когда у него разболелась голова и расстроился желудок, Джеффри списал все на больничный суп — как всегда, здесь его не умели готовить правильно.

И только сейчас, увидев свое помятое и изможденное лицо в зеркале раздевалки, Джеффри наконец-то признался себе, что действительно болен. Скорей всего он подхватил грипп, свирепствовавший в госпитале в прошлом месяце. Он приложил кисть руки ко лбу, чтобы убедиться, есть ли температура. Сомнений не оставалось: лоб был горячий.

Джеффри подошел к своему ящику, с облегчением думая о том, что рабочий день уже почти закончился. Мысль о том, что, возможно, скоро он доберется до постели, была для него самой приятной.

Он присел на лавку и, не обращая внимания на окружающих, стал набирать код своего замка. Сейчас он чувствовал себя еще хуже, чем раньше. В животе что-то неприятно бурлило, кишки дергались будто в агонии. Очередной неожиданный спазм заставил его так напрячься, что у него выступили капельки пота. Если никто его не сменит, придется проторчать на работе еще несколько часов.

Набрав последнюю цифру, Джеффри открыл свой шкафчик. Осмотрев аккуратно разложенные вещи, протянул руку и достал бутылочку с болеутоляющим средством. Это было старое средство, знакомое ему еще с детства. Мать с неизменным постоянством всегда ставила ему один и тот же диагноз: либо запор, либо понос. Так продолжалось до тех пор, пока Джеффри не пошел в школу и не догадался, что диагнозы и самолечение матери были своего рода поводом для того, чтобы давать ему любимое ее лекарство, которое она, кстати, считала средством от всех болезней. Самое смешное, что Джеффри привык к этому болеутоляющему и постоянно имел его под рукой.

Открутив крышку, он запрокинул голову, сделал большой глоток и вытер губы. Сидящий рядом с ним санитар следил за каждым его движением.

— Хочешь глоток? — усмехнулся Джеффри и протянул санитару бутылку. — Отличная вещь!

Санитар окинул его презрительным взглядом, встал и ушел.

Джеффри покачал головой, с сожалением подумав, что этому человеку не хватает чувства юмора. Можно было подумать, что ему предложили яд. Джеффри медленно раздевался. Немного помассировав виски, он встал и направился в душ. Здесь, смыв с тела мыло, он пустил сильные струи воды и постоял так несколько минут. После этого он быстро растерся полотенцем, расчесал свои светлые вьющиеся волосы и начал одеваться. Вынул чистый халат, новую маску и еще хрустящую шапочку. Теперь Джеффри чувствовал себя значительно лучше. Правда, что-то еще изредка булькало в животе, но сейчас даже запах одеколона перестал его раздражать.

Не спеша он проделал обратный путь — через хирургическое отделение и дальше через операционную в родильное отделение. Обстановка и краски здесь были веселее и мягче, чем холодное однообразие белой плитки операционной. Индивидуальные комнаты для рожениц не уступали в стерильности, но, как и в родильном отделении, были пастельных тонов, с репродукциями картин знаменитых импрессионистов и даже с занавесками на окнах. Когда Джеффри попадал сюда, ему казалось, что это скорее отель, чем главная городская больница.

Подойдя к сестринскому посту, он спросил о своей пациентке.

— Пэтти Оуэн в пятнадцатой палате, — отозвалась высокая и симпатичная чернокожая медсестра Моника Карвер. Она была старшей в этой вечерней смене.

Джеффри оперся руками о стол, радуясь минутному отдыху.

— И как она себя чувствует? — спросил он.

— Просто прекрасно, — ответила Моника. — Но это пока. Схватки у нее не такие уж сильные и частые. И раскрытие всего четыре сантиметра.

Джеффри кивнул. Ему бы хотелось, чтобы процесс проходил быстрее. Исходя из стандартной практики, они обычно ждали, пока цервикальный канал перед родами не раскроется до шести сантиметров, и только после этого приступали к эпидуральной анестезии. Моника протянула ему карточку пациентки. Джеффри быстро пробежал ее глазами. Ничего серьезного, женщина абсолютно здорова. По крайней мере хоть это хорошо.

— Пойду поболтаю с ней, — сказал Джеффри, — а потом вернусь в операционную. Если что-то изменится, сообщите мне, пожалуйста, по пейджеру.

— Конечно сообщим, — доброжелательно ответила Моника.

Джеффри двинулся по холлу к пятнадцатой палате. Где-то на полпути к ней его снова вдруг скрутило, да так, что пришлось даже остановиться и прислониться к стене, пока все не прошло. Вот прицепилась, зараза, подумал он. Когда боль отпустила, Джеффри добрался до пятнадцатой палаты и постучал в дверь. Приятный голос предложил ему войти.

— Я — доктор Джеффри Роудс, — представился он и протянул руку. — Буду вашим анестезиологом.

Пэтти Оуэн пожала протянутую руку. Ладонь у нее была влажная, пальцы холодные. Она выглядела намного моложе своих двадцати четырех лет. Светлые волосы, широко открытые голубые глаза и взгляд беззащитного ребенка… Джеффри увидел, что она нервничает и чего-то боится.

— Я так рада, что вы пришли! — сказала Пэтти, не выпуская его руки. — Хочу вам честно признаться, я самая настоящая трусиха. И совсем не умею переносить боль.

— Думаю, с этим мы вам поможем. — Джеффри постарался сказать это как можно увереннее.

— Я хочу, чтобы мне сделали укол в спину. Мой врач сказал, что мне это можно.

— Да, конечно, у вас не будет с этим никаких проблем. Я принял здесь уже немало родов. Мы позаботимся о вас самым наилучшим образом, а после, когда все закончится, вы сами удивитесь, зачем так боялись.

— Правда? — спросила Пэтти.

— Если бы это было не так, разве хотели бы многие женщины прийти сюда во второй, третий и даже иногда в четвертый раз?

Пэтти слабо улыбнулась.

Джеффри пробыл у нее еще четверть часа, расспрашивая о здоровье и аллергических реакциях. Он посочувствовал ей, узнав, что муж сейчас в командировке, удивился, откуда она знает об эпидуральной анестезии. Пэтти объяснила, что она не только читала об этом, но и слышала от своей сестры, которая пользовалась такой анестезией, когда рожала двоих детей. Джеффри объяснил Пэтти, почему он не будет делать ей укол прямо сейчас. Если она хочет, может пока принять димедрол, чтобы расслабиться. Но, уходя, Джеффри напомнил, что все лекарства, которые она будет глотать, сразу же поступают в организм ребенка. Вообще-то бояться ей все равно нечего, потому что она попала в надежные руки.