Сеть - Александр Тюрин

«Клетка для буйных» адресована читателю-подростку и стоит несколько наособицу. Но три других книги, включая и эту, удивительно схожи по почерку. К соавторству Тюрина со Щеголевым явно привел не принцип дополнительности, а сходство взглядов и творческих манер. Их союз не порождает эффекта бинарного газа. Скорее его можно уподобить магнетизму навыворот, взаимопритяжению одноименных полюсов.

Родственен западному не только их подход к соавторской практике, но и творческий метод, который очень близок к американским киберпанкам. Это направление НФ нашим читателям, по сути, совершенно неизвестно — помимо вышедшей в Волгограде мизерным тиражом книжечки «Киберпанки на Волге», можно назвать лишь несколько публикаций, рассеянных по коллективным сборникам и периодике. И дело тут вовсе не в нерадении переводчиков. Течение это молодое, сформировалось оно в восьмидесятых годах, а следовательно, чтобы выпускать у нас книги киберпанков, не вступая при том в конфликт с нормами международного права, издатели должны платить валютой. Согласитесь, в наши дни это отнюдь не просто… Однако вернемся к самой этой школе. НФ киберпанков ставит своей целью изображение постиндустриального, информационного общества, а в качестве выразительных средств использует уличный сленг, вообще арсенал поп-арта, а также, по наблюдению Джеймса Грэма Болларда, приемы «невидимой литературы», то есть включение в художественный текст «научных докладов, правительственных документов, стенограмм, специализированной рекламы, пронизывающей нашу культуру ниже уровня сознательного восприятия». Если исключить это последнее, то все остальные признаки вы легко отыщете на страницах этой книги — особенно в таких произведениях, как «Сеть» или «Драма замкнутого пространства».

Но я вовсе не хочу сказать, будто Тюрин со Щеголевым сознательно следуют методике киберпанков. Сильно подозреваю, что не читали они ни литературоведческих эссе, посвященных этому направлению, ни даже книг наиболее заметных его представителей — таких, как упоминавшиеся уже Уильям Гибсон и Брюс Стирлинг, тоже, кстати, пишущих и в соавторстве, и врозь. Увы, у нас переведена лишь их повесть «Зимний рынок», опубликованная в журнале «Фантакрим-Мега»… Нет, речь, конечно же, идет лишь о том, что параллельно и независимо друг от друга в разных странах, в разноязыких литературах зарождаются сходные жанры и течения — явление для мирового литературного процесса совершенно нормальное.

Тем более, что и сами по себе новации киберпанков — американских ли, российских ли — прямо скажем, более чем сомнительны. Цель — описание информационного общества или, как порой говорят, информационной среды обитания. Но разве фантастика времен «золотого века», например, не ставила задачей разбираться в проблемах и противоречиях общества индустриального? Сменился объект, но отнюдь не сам литературный, писательский подход.

В конце тридцатых — начале сороковых годов общепризнанной новацией, внесенной в практику американской НФ Робертом Хайнлайном, явилось включение в литературный стилистический канон технарского жаргона. Киберпанки, в свою очередь, вносят современный уличный сленг. Но ведь принципиальной-то разницы в помине нет — тот же самый прием…

С упорством, достойным лучшего применения, человечество неукоснительно предавало и предает забвению библейскую заповедь «не сотвори себе кумира». В расцвете своем XIX век возносил на пьедестал паровую машину, а на склоне — электричество. Ах, какие сияющие дали распахивали они алчущему Золотого Века взгляду оптимистов! И какие зияющие бездны открывали настороженным глазам пессимистов! Но ни те, ни другие не подвергали сомнению самого факта всевластия этих идолов, к которым относились со смесью восторга, ужаса и любви. Скорый на руку XX век последовательно возводил на тот же постамент сперва конвейер, затем — атомный реактор, пока очередь не дошла, наконец, до Его Величества Компьютера. Всякий кумир в меру сил своих менял облик мира, причем каждый следующий — все больше. Поколение, с младых ногтей воспитанное в общении с компьютером, скоро перестанет понимать наш язык… И все же он — лишь новый, мощный инструмент. Лишь звено в цепочке последовательно возносимых и сокрушаемых кумиров. От каждого ждали, что осчастливит он, что решит все проблемы, избавит от всех бед. От каждого ждали, что навлечет он новые беды, что потеснит, а то и вытеснит человека, сотворив вместо царя природы, созданного по образу и подобию Божию, монстров, скопированных с их паро-электро-конвейерных персон. И у каждого находились свои певцы и хулители, ниспровергатели и адепты, ликующие и трепещущие — причем нередко в одном лице. И все это находило отражение на страницах книг.

Вот и выходит на поверку, что на самом деле и киберпанки, и любое другое современное направление, хоть пресловутый «турбореализм» — не самодостаточные явления, не нечто, доселе небывалое, а вполне естественный и закономерный этап общего литературного процесса. А речи и манифесты, провозглашающие то «новую волну» в американской НФ, то «четвертое поколение» в российской нужны лишь для самоутверждения, ибо никакой декларации независимости писателя от литературной преемственности в природе не может быть.

Зато не только может — обязан! — проявиться у каждого нового литературного (и вообще) поколения свой собственный взгляд на мир. И надо признать, Тюрин со Щеголевым таким взглядом обладают.

Правда, отчетливо апокалиптическим. И это отнюдь не удивительно — авторы умны, более чем достаточно умны, чтобы не относить Золотой Век в прошлое, как повелось это по крайней мере с античных времен; не пытаться углядеть «мир на земле и в человецех благоволение» в «России, которую мы потеряли». Им прекрасно ведомы все бесперспективность и безысходность руссоистских утопий и луддитских войн. Ждать же Золотого Века от грядущего им не позволяют ни исторический опыт, ни писательская совесть. Одна из повестей Тюрина не случайно весьма красноречиво озаглавлена «Каменный век». Из каменного века мы пришли — и в каменный век уходим. Из эпохи, когда голый и беззащитный примат раскраивал булыжником череп соседу, добывая таким образом самое доступное мясо, — в каменный век каменных душ. Приглядитесь — и без особого труда вы обнаружите это мировосприятие во всех произведениях, составивших этот сборник. Особенно ярко проступает оно в повестях «В мире животного» и «Сумерки».

Об этой последней хочется поговорить особо.

По крайней мере два литературных поколения отечественных фантастов — и то, к которому принадлежу я, и следующее, представленное авторами этой книги, — жили под знаком Стругацких, испытывали на себе их влияние. К членам семинара Бориса Стругацкого это относится вдвойне. И потому вполне естественно, что в «Сумерках» слышатся отзвуки как минимум двух повестей Стругацких — «Гадких лебедей» и «Парня из преисподней». Подчеркиваю — я говорю вовсе не о подражании. Это, пользуясь азимовской метафорой, «отражения в отражениях отражений». У Щеголева (как и у Тюрина) уже выработался собственный стиль, свой язык, оригинальный подход к решению творческих задач. О них нужно говорить как о последователях и продолжателях, но ни в коем случае не как об эпигонах. Однако сопоставление показательно.