Выбор - Бенор Гурфель

Только один неприятный момент пришлось Борису перенести. Уже где-то в середине празднества Немелков встал, протянул бокал и глядя на своих друзей произнёс: "Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!" Все молча встали и потянулись к нему чокаться. Встал и Борис. Никто на него не смотрел. Не зная что делать, он тоскливо огляделся и вышел из-за стола.

Прошла защита дипломных проектов, распределение по местам работы, прощание с институтом и с друзьями. Борис получил назначение в Саратовский почтовый ящик, производящий баллистические ракеты. Когда закончив формальности и помахивая у проходной новеньким светло-коричневым пропуском, Борис оказался на территории завода, у него дух захватило от размаха заводских корпусов и богатства лабораторий.

Конструкторский отдел, где Борису предстояло работать, представлял собой огромный двухэтажный зал со стеклянной крышей, уставленный сотнями чертёжных столов, немецкими расчётными машинами и американскими ЭВМ. Зал наполняли спортивные франтоватые мужчины с аккуратно подстриженными бородками и ухоженные, красивые, женщины, пахнущие французскими духами, как правило в брючных костюмах или мини юбках. Люди переходили от кульмана к кульману, что-то обсуждали, спорили, иногда переходя на английский. В зале стоял негромкий сплошной шум слаженного трудового процесса. Всё это не шло ни в какое сравнение со скромными чертёжными залами института и напоминало скорее фантастическую картину из "Марсианских Хроник" Бредбери.

Познакомившись поближе и присмотревшись к поведению коллег, Борис почувствовал, что при всём индивидуальном различии они представляют собой единую группу технократов, тесно связанную профессиональными и поведенческими интересами.

Профессиональные интересы этой среды заключались в наиболее полном и скором выполнении правительственных заказов. В наиболее точном выведении ракет на орбиту и в наиболее полном поражении цели. То есть в разрушении Нью-Йорка, Бостона или Лос-Анжелеса.

Социальное поведение этой группы тоже было монолитно. Если в институте, в студенческой среде порой можно было порой услышать радикальные мнения или оценки, если на капустниках могла изредка прозвучать критика начальства, то в закрытой среде, в которой вращался Борис, царило полное единодушие по отношению к делу, которым они занимались и полное доверие к своим руководителям.

Их сплачивала также развитая система материальных благ и услуг. У них были свои больницы и гостиницы, свои курорты и дома отдыха, своя система поездок за границу (для тех, кто имел на это право), свои магазины и детские дома. Не говоря уже о том, что их средняя зарплата на 50 процентов превышала среднюю зарплату в других отраслях.

Прошли годы и Борис превосходно вписался в среду. Его служебная карьера развивалась хорошо. Он был дисциплинирован, скурпулёзно выполнял полученную программу, никогда не спорил и хотя "звёзд с неба не хватал", но и не докучал коллегам предложением "завиральных идей". Как-то Василий Петрович - начальник отдела, пригласил Бориса Ильича на банкет по поводу успешной сдачи военным очередного изделия холодной войны. Обстановка была торжественная. За богато сервированным столом сидели генералы, академики и и даже один скромно одетый человек - начальник отдела ЦК. Когда гости влили в себя достаточное количество армянского коньяка и финской водки, а благодарственные тосты "За нашу армию!" или "За наши ракеты!" уже исчерпались, цекист негромко спросил, ни к кому персонально не обращаясь:

- Ну а что нам делать с Сахаровым? Каково ваше просвещённое мнение?

За столом повисло молчание. Беззастенчивая прямота вопроса смутила многих. "Сахаров" - это была запретная тема. Многие из присуствующих знали его лично, работали с ним. Это было позорное пятно на знамени их ордена. Даже лучшие и умнейшие из них не могли понять внутренних причин его поведения, его предательства. Большинство склонялось к теме негативного вляния его жены с подозрительной фамилией Боннэр.

Сидя на краю стола и глядя на недопитую рюмку коньяка, Борис Ильич вспомнил свою далёкую ныне молодость, давнюю историю с Немелковым. Вот и тот когда-то говорил нечто подобное: о демократии, о многопартийности...А кто его слушал? Также как ныне Сахарова. Нет не "перешибить плетью обуха", не перешибить. И Борис Ильич допил свой коньяк.

Наступили 90-ые годы с их катастрофой и бардаком. Особенно остро это сказалось на гордости страны - военно-промышленном комплексе. Государственные вливания, за расходование которых практически никто не отчитывался, сошли на нет. Инженерам и рабочим перестали выплачивать зарплату. Они всё равно по привычке приходили на завод, собирались в мёртвых, холодных цехах или в КБ, поплотнее укутывались в старенькую одёжку и с болью вспоминали прошедшее время. Время когда они были "гвардией труда".

Борису Ильичу повезло. Племянник его жены, энергичный и оборотистый Игорь организовал бригаду по ремонту квартир. Дела у него пошли хорошо и он предложил дяде позицию наклейщика обоев. Освоить новое дело оказалось не так просто. Надо было быстро и ненавязчиво оценить вкусы и психологию клиента и суметь предложить ему дорогой набор обоев. Но сделать это так, чтоб покупатель был убеждён, что оказался в выйгрыше. Надо было успешно торговаться с оптовиками, надо было иметь связи в городской инспекции и знать ещё множество других вещей, неслыханных на прежней работе.

Борис Ильич потел и краснел, терпел грубоватые шутки рабочих, насмешки Игоря. Приходя домой к десяти вечера, валился без сил на диван и тут же засыпал. Но он не отступал - это был его последний шанс. И наконец наступил день, когда Борис почувствовал, что он может, что дело в его руках. Медленно, без усилий он отслоил старые обои, играючи нанёс клейстер и изящно расправляя новые обойные листы, стал наносить их на стену. Когда к трём после обеда заглянул Игорь, он не поверил своим глазам. Его неумелый родственник сидел на подоконнике, покуривая, а квартира блистала и сияла новыми обоями.

Так Борис Ильич, освоив новое дело, впервые в жизни, почувствовал себя уверенным и нужным. Нужным не столько Родине в целом и далёкому начальству, сколько отдельным маленьким и простым людям. Всем этим рядовым Николай Степанычам и Галинам Алексеевнам, на которых никогда раньше не обращал внимания.

----

[1] Так назывались закрытые городки и полигоны расположенные в лесах и других укромных местах необъятной России, где ковалась её военная мощь.