Записки прошлой осени - Анна Сафронова

Достаю альбом с работами прерафаэлитов. Всегда начинаю с нее – прекрасной «Офелии» Джона Миллеса. Девушка – как живая, стоит прислушаться – прорвется сквозь время и пространство ее затихающий голос. Читаю пояснения: плачущая ива – символ отвергнутой любви, крапива – боль, ромашки – невинность. Затем «Леди из Шалот» Джона Уотерхауса. Проклятая Элейн теряет свою жизнь ради любви. Лучше бы ты дальше ткала свой гобелен, девочка. «Возлюбленная» Данте Габриэля Россетти. «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему», невеста приоткрывает вуаль фаты.

Иногда мне кажется, что я – героиня одной из картин этих удивительных мастеров, ожившая благодаря чьей-то оплошности. На самом деле я должна бродить босиком где-то в заповедных лесах. Носить струящиеся платья до самого пола, вплетать в волосы цветы, общаться с неземными созданиями, а вовсе не пить черный кофе в съемной однушке одного уральского города.

Снаружи зябко, и изо рта вырываются клубки пара. Натягиваю черные кожаные перчатки с шерстяным подкладом, поправляю шарф. В ушах – Шостакович, Прелюдия №5, идеальная осенняя мелодия. Мягко переливаются клавиши фортепиано, поет свою песню откровения скрипка, плачет, с грустью улыбается, испуганно замолкает. Моросящий дождь. На улице, чай, не Франция, но мне и здесь хорошо.

Останавливаюсь перед библиотекой, расположившейся в одном из бывших дворянских домов. Когда-то элегантные пары поднимались по истоптанным ступеням. Слуга открывал тяжелую дубовую дверь и почтенно придерживал ее, дожидаясь, пока господа окажутся внутри. Когда-то здесь кипела жизнь: званые приемы и домашние вечера, бегающие дети в накрахмаленных костюмчиках и звонко лающие собаки, ароматы кушаний и звон посуды.

Сейчас дом спит. Аккуратно, стараясь не потревожить, шагаю по скрипящим половицам, бесшумно сдаю плащ, обмениваясь с гардеробщицей понимающей улыбкой, и захожу в читальный зал. Внутри никого, кроме библиотекарши, кивающей в знак приветствия. Иду на цыпочках между стеллажами, жду знака: сигнала пестрой картинки или взмаха страниц. Поглаживаю корешки, отбиваю ритм на полках, перемещаясь из комнаты в комнату. Внезапно взгляд выхватывает солнечную обложку. Элинор Фарджон «Седьмая принцесса». Это – сказки? Удивительно, но я и не заметила, как оказалась в детском отделе.

С любопытством рассматриваю ее – яркие краски, нарочито детские рисунки, гуашевые пятна. Спорить с судьбой не буду – сегодня эта книга станет моим вечерним компаньоном.

Пока сотрудница заполняет необходимые формуляры, замечаю на стойке красочные листочки. Витиеватые буквы складываются в надпись «Книжный клуб „Тепло“. Встречаемся каждый четверг в 18:00». Под ней карандашный набросок – кружка с поднимающимся паром чая, вазочка с печеньем и стопка книг.

Библиотекарь, заметив мой взгляд, произносит: «Вы приходите, у нас очень хорошие ребята собираются, интересно будет». «К сожалению, я сегодня занята, – решительно качаю головой, – но спасибо за приглашение».

Дорогой домой думаю, как же проходят встречи этого клуба книголюбов. Может быть, как в фильме «Клуб любителей Джейн Остин»? Или все просто собираются за столом, пьют чай и обсуждают прочитанное? А, может, публичные выступления? Было бы любопытно взглянуть, но участвовать в мероприятии не собираюсь. Книги я прекрасно обсуждаю с собой, в этом деле лучший собеседник – ты сам. Как, в прочем, и во многих других.

Забегаю на рынок за цветами. Еще немного, и они совсем исчезнут с прилавков, надо успевать наслаждаться моментом. У румяной старушки, пышущей энергией, словно сочный беляш, набираю охапку бархатцев. Резные листья, красно-желтые головки, резкий пряный аромат, имеретинский шафран. Махровые шарики, получившие свое название от имени внука Юпитера – Тагеса, необыкновенно красивого ясновидящего.

Дом встречает теплом. Моя крепость, моя норка, моя ажурная раковина, защищающая от дурных ветров. Хватит на сегодня общения с внешним миром, теперь только я и строчки, запахи и волшебные истории.

– 3 —

Как-то королевская дочка захотела Луну с неба. Она выглянула в окно, протянула руку, но не достала.

Как-то одна девочка решила сбежать от прошлого, перерезав все нитки и разрушив за собой мосты. Но оно все равно настигает ее каждую пятницу ровно в 10:00. Звонит город, в чьей телефонной книжке я больше не значусь.

– Мама, привет, как у вас дела?

Десять минут относительного спокойствия. Разнообразными звуками выражаешь удивление, одобрение или негодование, в зависимости от ситуации, и порой задаешь наводящие вопросы. А потом начинается хождение по минам. Аккуратно взвешиваешь каждое слово, пристально изучаешь территорию, прежде чем сделать следующий шаг, до миллиметров отмеряешь длину предложения.

– Нет, мама, у меня все в порядке. Нет, я не страдаю в одиночестве, у меня достаточно друзей. Мама, не надо меня ни с кем знакомить. И в Тагил я не поеду, хотите меня увидеть – приезжайте сами. Да, я уверена. Мама, только не начинай, пожалуйста, мне 23 года, я в состоянии сама решить, как жить. Ладно, слушай, мне пора бежать в издательство, я и так уже опаздываю. Да, да, до пятницы.

Дрожащими руками нажать отбой. Минут пять пристально вглядываться в поверхность стола, силясь найти какое-то объяснение происходящему. Стереть с щеки соленую влагу. Вдох-выдох, задержка дыхания, вдох-выдох, задержка дыхания. Вдох.

Чтобы как-то уравновешивать родственные беседы, по пятницам хожу на занятия французским. Моя учительница – très charmante, настоящая парижанка уральской столицы. Аккуратное каре темных блестящих волос, всегда яркие элегантные наряды, высокие каблуки, мелодичный голос. Рядом с ней хочется добавить и своему образу французского шарма, поэтому тщательно подбираю наряд – темно-синяя шифоновая летящая юбка, легкомысленная кофточка с рукавами-фонариками, волосы небрежно раскинулись по плечам. На запястьях переливаются серебристые браслеты, в ушах позвякивают синие камушки, нежно-розовая помада – и я плыву к моей вдохновительнице.

Два часа пролетают незаметно. Я пробую новые слова на вкус воздушными макарунсами и потягиваю длинные тексты, как бокал вина. В конце занятия дуэтом поем Les Champs-Elysees Джо Дассена, и расстаемся полностью довольные друг другом.

На улице вновь накрапывает дождь, но я, словно наполненная пузырьками шампанского, танцую по лужам, в которых прячутся огни фонарей. «Toi, mon ami, mon amour, quand je rêve c’est de toi», – начав мурлыкать про себя, дабы не смущать прохожих, зайдя в подъезд, уже не скрываясь, пою во весь голос. «Et je ne sais pas pourquoi», строка обрывается с открытыми дверями лифта – на моем этаже – незнакомый парень, ковыряющийся в замке вечно пустующей квартиры.

От неожиданности застываю на месте. Уши забивает тишиной, прерываемой упругими каплями, падающими с зонта. Ежик светлых волос, спортивное телосложение, черная кожаная куртка и капюшон серой толстовки – незнакомец угрюмо окидывает меня взглядом и, буркнув под нос «Теперь я здесь живу», скрывается в квартире.

Я продолжаю оставаться у лифта, с зонта уже натекла небольшая лужица. Сосед, да еще такой недружелюбный. Нет, конечно, я не ждала приветственного каравая, но элементарной вежливости было бы достаточно.

Настроение вновь падает. L’humeur s’abîme. Переодеваюсь, проглатываю ужин, не ощущая вкуса, мою посуду. Прихожу в себя, лишь оказавшись в любимом кресле. В одной руке – горячая кружка, в другой – пухлый томик. Три маленьких принца жили в Раю. В конце концов, все, может быть, и обойдется. А за окном ревет ветер.

– 4 —

На завтрак – хлебцы с липовым медом. Как у Мандельштама: «Золотистого меда струя из бутылки текла так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела…». Облизываю искрящиеся сладкие капли с пальцев, вгрызаюсь в хрустящий кругляш.

Собираю в игривый рюкзак в мелкую английскую розочку термос и контейнер с бутербродами. Свитер под серую кожанкку, кеды, в уши плеер. Белая гвардия, чьи песни целуют в сердце. «Уже два года, два долгих года, идет бесконечный дождь». Я научилась с ним дружить, он больше не срывает с меня кожу, оставляя дрожащей на холоде. Но солнце так и не выглянуло.

Приезжаю в мое заповедное место – небольшой природный парк, раскинувшийся на берегу пруда в деревушке в нескольких километрах от города. Внутри никого, люди, испугавшись плохой погоды, предпочли тепло домашнего очага лесным странствиям. Поэтому здесь только я – и природа. Медленно иду по тропинке, здороваясь с деревьями, глубоко вдыхаю бодрящий воздух. Дохожу до берега – под ногами поскрипывает галька, смешанная с пожелтевшей хвоей. Останавливаюсь рядом с одинокой сосной, дорогая, ты и я одной крови. Смотрим на волны, подгоняемые ветром, и ведем неспешную мысленную беседу, только между нами, девочками. Горячий шоколад обжигает кончик языка, растрепанные волосы взмываются ореолом над головой. Плеер давно выключен, и в уши струится безмятежность, перебиваемая лишь плеском воды и шепотом деревьев.