Девочка без имени. Исследование психотравм для специалистов и переживших - Ирина Владимировна Исаева

что это случилось там, возле стола, когда отец отказался защитить ее от соседа-педофила, который недавно вернулся из тюрьмы. Вместо защиты он обвинил ее в том, что она дура, потому что пошла к соседу в гости. В этот момент что-то внутри нее оборвалось, она словно рассоединилась со своим телом, мир вокруг нее рухнул, и она не знала, на кого ей можно опереться. Все отказались от нее. И она подумала, что она плохая, грязная и недостойная, что никто с ней теперь не будет общаться. Тогда девочка стала очень послушной, тихой, молчаливой, забитой и перестала с кем-либо делиться тем, как она живет внутри своего тела и о чем думает.

А ведь до семи лет Девочка росла драчливой, сильно кусалась, царапалась, щипалась и постоянно плакала, за что ее прозвали Плаксой и пели про нее песенку: «Рева-корова, дай молока, молока не хватит, Ирочка заплачет!» Но когда она пошла в школу, то превратилась в застенчивую, тихую, молчаливую, скромную Девочку, из которой слова не вытащишь, и плакать она стала с каждым днем все меньше и меньше.

Постепенно, день за днем, Девочка скрывала от окружающих все больше своих чувств. К четырнадцати годам она их так глубоко спрятала, что перестала чувствовать сначала все хорошее, что ее окружало, а потом и плохое. К шестнадцати она разучилась плакать. Осталась только дежурная улыбка на лице, жившая с ней постоянно и везде, даже когда она оставалась наедине с собой. Эта улыбка означала: «Мне хорошо всегда!» Если ее обижали, унижали, оскорбляли, ругали – девочка улыбалась. Если ее хвалили, говорили о любви, делали приятное – она улыбалась той же улыбкой. Понять, что для нее хорошо, а что плохо, было сложно не только окружающим ее людям, но и ей самой.

Впервые она почувствовала ночной, леденящий душу и тело холод, когда Отец уже ушел от Матери и жил с Валентиной. Однажды он привез ее погостить в свою новую семью. Девочка уснула на раскладушке и вдруг проснулась от шепота и шуршания за шторкой, которая отделяла кровать, где спали Отец и его Валентина. Девочка лежала под тонким одеялом и не могла найти в себе силы, чтобы сказать, что ей холодно, или встать и пойти за своим стареньким пальтишком, чтобы им укрыться.

Неведомый страх мешал ей попросить помощи, в голове проносились мысли: «А что они скажут, если я им крикну, что мне холодно, что я замерзла? А вдруг я их всех разбужу?» Эти мысли превращали в лед ее тело, и оно окоченело, затвердело. Она как будто умерла. Кое-как замотавшись в тонкое одеяло и свернувшись калачиком, тихо поплакав от того, что ей холодно и одиноко, а им там, за шторкой, тепло, под утро она все-таки уснула.

С тех пор страх высказать свою потребность в заботе тоже застыл внутри ее тела, и ей еще долго пришлось отогревать его, чтобы она смогла вслух заявить о том, что ей нужна помощь.

В семье Девочки теперь появился Отчим, к тому же алкоголик, но для нее почти ничего не изменилось, кроме появившейся злости. Девочка изредка пыталась обрушить на него свой гнев, когда тот угрожал ножом, топором или швырял в нее трехлитровую банку. В ответ она материла его и однажды, когда тот случайно упал, чуть не растоптала его ногами в порыве ярости. Мама говорила: «Ты что делаешь, что ты такое говоришь? Разве так можно? Что подумают соседи?» Тогда Девочка решила внутри себя, что она плохая, а пьяница-отчим – хороший. И то, что он ночами не дает спать ей и всему подъезду пятиэтажного дома, потому что бьет Мать смертным боем, а та вопит что есть силы, – это нормально. А то, что Девочка матерится, кричит, потому что ей больно и страшно, бьет пьяного мужика – это неправильно. Взрослые могут бить и издеваться над ней, а она не имеет на это права. Главная вина, которая появилась у Девочки, – вина за ее враждебность.

Девочка росла, росла и выросла с виду во взрослую женщину, а внутри все еще жила девочка. К сорока годам она вдруг почувствовала, что в ее жизни что-то не так, и впервые задумалась, кто она, чего она хочет, что для нее хорошо, а что плохо. Стала она сильно мерзнуть и в летний зной спала под двумя, а иной раз под тремя одеялами. И даже иногда включала обогреватель.

Решила она разобраться, что же с ней такое происходит. А тут как раз добрые люди подсказали, что поможет ей в этом вопросе Психология. Пришла к ней выросшая Девочка-женщина и спросила: «Что со мной не так? Как так получается, что все ко мне относятся, как к ребенку?» Рассказала ей тогда Психология: «Все девочки вырастают в женщин, если получают достаточно любви и поддержки, чувствуют себя в семье в безопасности, если девочкам дают выбор и принимают такими, какие они есть».

Девочка-женщина растерялась и попросила помощи у Психологии, а та в ответ дала ей волшебный клубочек и напутствовала такими словами: «Все, что с тобой происходит, хотя ты можешь и не поверить сразу, – нормально. Так твой организм тебя защищает и пытается обезопасить от невзгод, которые выпали на твою судьбу. Тебе многое пришлось пережить, но все закончится хорошо, если послушаешь мой наказ.

Путь тебе предстоит долгий, сложный, но ты ничего не бойся. Вот, возьми клубочек мой волшебный, брось его на землю и смело иди за ним вперед. Я же всегда буду рядом с тобой. Только не оглядывайся!

На пути своем столкнешься ты с разными уроками и сделаешь важные выводы. И больно будет тебе, и страшно, море слез прольешь, прежде чем выведет клубочек тебя в другой мир, где уже нет ни страха, ни боли. И увидишь ты свою дорогу прямую и понятную.

Но не торопись раньше времени, надо чтобы все ниточки у тебя распутались, но не порвались. Всему свое время. Клубок будет разматываться, а ты все больше и больше будешь понимать, что и почему в твоей жизни именно так происходит. Почему все мужчины, с которыми ты знакомилась, говорили тебе: “Ты – супер! Проси у меня, что хочешь!” А когда ты отвечала: “Я хочу…” или “Мне нужна твоя помощь”, они извинялись: “Обстоятельства складываются таким образом, что нет никакой возможности это сделать!” И бесследно исчезали, прихватив себе на память что-нибудь из твоих вещей. Поймешь ты, наконец, почему они так жестоко тебя обманывали, изменяли с другими женщинами, не скрывая этого, а ты