Два солнца - Галия Мавлютова

– Тебе что – не нравится моя фамилия? – насупился Олег. Его шею свело судорогой гнева. Лена посмотрела на его вздрагивающий кадык и разволновалась. Какая, в сущности, ерунда. Останется она Истоминой или будет Загорулько, никакой в этом разницы нет, лишь бы Олег был рядом с ней, всегда, всю жизнь, до смертного исхода.

– Нравится, очень. Я же люблю тебя. Мне не хочется менять документы: диплом, права, загранпаспорт, это же такая волокита в наше время, – нервно засуетилась Лена, вспыхнув маковым цветом.

– Ничего, не переломишься, – зло буркнул Олег, и Лена нехотя расписалась в заявлении. Из-за фамилии жениха на камень преткновения нашла первая коса разногласий, но внутреннее солнце не отреагировало на полосу препятствий, оно не заметило опасности. Влюбленные хлопотали, куда-то ездили, о чем-то переговаривались, в конце концов выдохлись, силы иссякли. Оба устало потирали воспаленные глаза. Нужно было отдохнуть перед свадьбой. Лена предложила отдохнуть за городом. На родительской даче. Там все и случилось.

– Это твой дом, надеюсь? – сказал Олег, вяло ковыряя вилкой присохшую икринку на краю тарелки.

– Нет, его родители построили, они всю жизнь его делали своими руками, видишь, он словно игрушечный, – сказала Лена, охотно поддерживая тему разговора. Она любила этот дом. Все детство прошло в нем. Дом еще помнит маленькую девочку с косами, бегавшую по полянке со скакалкой. В такт скакалке подпрыгивали банты, оставляя на пестрой полянке бойкие тени. Иногда Лене казалось, что она видит эту девочку с бантами. Казалось, и трава запомнила и сохранила солнечные тени из далекого детства.

– И квартира тоже – родительская? – сказал Олег, скользнув вилкой по тонкому фарфору. Блюдце издало неприятный пронзительный звук, у Лены больно сжалось сердце. Девушка почувствовала обиженную мышцу, будто воочию увидела ее сокращение. Когда-то она прочитала, что от неприятных слов на сердце остаются рубцы. Иногда они становятся смертельными.

– Д-да, разумеется, родительская, – сказала Лена.

Истомина удивленно подняла брови – к чему он клонит? У них все будет. И квартира, и дом, и машина. Целых две машины. Нет, три. Одна будет запасной. Для гостей и родственников. Мало ли кто в гости нагрянет, не оставлять же людей без колес.

– А родители у тебя кто такие? Бизнес, госслужба? – продолжал допрашивать Олег.

Лена виновато потупилась. Да, ее родители не дослужились до больших чинов, они не хватали с неба звезд, но нельзя же винить людей за то, что они остались внизу, на самой нижней ступеньке.

– Да нет, что ты, они у меня скромные люди, – засмеялась Лена, – обычные, как все в этом городе. И все, что у них есть, они своим трудом заработали.

– Так ты у нас бедная невеста, получается? – едко ухмыльнулся Олег.

– Почему – бедная, почему – получается? Олег, я отлично устроена, у меня хорошая зарплата, и родители мне помогают. Точнее – помогали, я отказалась от помощи, сама неплохо зарабатываю, – сказала Лена, покраснев от обиды. Обида разрасталась, но она не смогла погасить палящее солнце. Злые слова звучали параллельно, не пересекаясь с внутренним состоянием. Они ранили сердце, но не душу.

– А сколько им лет? Сорок пять на рыло, девяносто на двоих, – откровенно злился Олег. Его что-то изводило, он выворачивал злость наизнанку, комкал ее, мял, пытаясь расправиться с ней. Но ему плохо удавалось, он уже не справлялся со своим состоянием.

– Папе – сорок шесть, маме – сорок четыре, ты прав, им девяносто на двоих, а что в этом плохого? Они у меня еще юные и бодрые, – невесело засмеялась Лена. Своим грустным смехом она пыталась разрядить грозовую обстановку, но у нее ничего не вышло. Вместо разрядки получился высокий накал, ситуация выглядела раскаленной добела.

– А ведь тебе ничего не светит с наследством, – сказал Олег и поднял голову. До сих пор он упрямо смотрел в тарелку, словно хотел разглядеть там какие-то знаки, шифр, код, но не разглядел, не расшифровал. Он смотрел в глаза Истоминой, будто в них спряталась разгадка.

– Не светит, – покорно согласилась Лена, – мне оно ни к чему. Пусть мои родители живут еще сто лет.

– Двести, – вдруг обозлился Олег. – Двести пусть проживут. Нам ведь не жалко, так?

– Олег, перестань, подумай, о чем ты говоришь? Неужели я должна желать смерти собственным родителям? Ты что, не выспался? – встревожилась она.

– С тобой выспишься, – повысил голос Олег, – ты из меня все соки вытянула, ненасытная.

Его затрясло от негодования, Олег резко встал и подошел к окну. По стеклу шумно бились струйки дождя. Казалось, они всхлипывают. «Это дом плачет, его обидели», – подумала Лена и прикусила губу. Ей тоже хотелось плакать.

– Олег, ты просто не в настроении, ты поспишь, и все пройдет, – тихо произнесла она, пытаясь раздавить слезный ком в зародыше.

– Да у меня не бывает плохого настроения, – взревел Олег, – ты не понимаешь меня. Дура! Какая же ты дура! Неужели ты решила, что я женюсь на тебе просто так? Ты хороша, не скрою, особенно в постели, но мне не это нужно.

Он прижал ладони к стеклу, словно хотел выдавить его из рамы. Лена хмуро наблюдала за ним. Она видела его таким впервые. Внезапная метаморфоза изумила невесту. Выходит, она не знала, за кого выходит замуж. «Если хочешь лучше узнать жениха, как следует напои его перед свадьбой», – говорила ей в детстве бабушка. Лена весело смеялась, пропуская мимо ушей уроки мудрой старушки. Она считала, что бабушкины советы ей не пригодятся – давно устарели. В современном мире люди живут по другим законам и правилам, ведь Олега не нужно накачивать алкоголем. Он трезв, как младенец. И сейчас он показывает истинное лицо. «Надо любить человека всяким. Я должна все в нем любить – и дурное, и доброе», – думала Лена, судорожно сжимая кисти рук. Она будто хотела сломать что-нибудь в себе, чтобы прекратить муку, ведь тогда физическая боль перевесит душевную. Мир перестанет шататься. Жизнь побежит своим чередом. Олег сядет завтракать. Улыбнется, обнимет, поцелует. Скажет, что пошутил, хотел испытать на прочность и устроил проверку на склочность. Не могла же она, в конце концов, полюбить последнего негодяя, нет, разумеется. Редкий, незаурядный, удивительный мужчина, таких, как он, немного. Олег выделяется из толпы серых посредственностей. А сейчас говорит не он, им руководит раздражение. Злость. Отчаяние. Он устал жить в коммуналке, после свадьбы надеялся на перемены к лучшему. Лена упрямо отбрасывала мысль о том, что Олег искренне рассчитывал на богатых родителей невесты.

– Вот что, милая, я пошутил. Я не женюсь на тебе. У тебя же ничего нет. Квартира, машина, дача – не твое. Тебе не принадлежит. Ты – нищая! А диплом с «пятерками» засунь себе в задницу, – прошипел Олег, мотая головой в разные стороны. Он словно избавлялся от какой-то навязчивой идеи. «С ним что-то произошло, что-то страшное, не укладывающееся в рамки обычной жизни, надо с ним поласковее, ведь только любовью можно залечить раны близкого человека. Сейчас я скажу ему что-нибудь утешительное, второстепенное, нейтральное, он успокоится, и у нас все наладится. Олег сам расскажет мне, что с ним произошло».