Шок и трепет 1978 (СИ) - Арх Максим

— Ничего себе!! Юля, это ты⁈ — обалдел я от этой новости, стараясь всмотреться в женщину и при этом пытаясь найти в ней хоть что-то совпадающее с той весёлой рыжухой, которую я знал буквально недавно.

Рыжие волосы с проседью, морщины на лице, блёклые веснушки, усталый взгляд. Вот разве что глаза. Всё те же бездонные зелёные глазищи, в которых можно было утонуть, говорили о том, что передо мной стоит и плачет, вытирая слёзы платком, та самая, красивая девушка из той далёкой жизни.

— Я, Сашенька. Конечно, я, — энергично закивал та.

— И ты, что? — в горле пересохло, и я не знал с чего начать, а поэтому ошарашено спросил главное: — Ты сказала, что ты моя жена? Как так вышло? Ты же с Савелием обручена была. Где Сева?

— Севочка умер, Сашенька, — закрыла она глаза. — Умер.

— Как⁈

— Неужели ты не помнишь?

— Нет. Как это произошло?

— Случайно, Сашенька, случайно, — вздохнула Юля. — Но давай сейчас мы говорить о той трагедии не будем. Тебе нельзя волноваться.

— Нет будем! Будем! Расскажи, что с ним случилось⁈ — у меня вновь защемило сердце.

Да, я понимал, что от волнения я и сам могу умереть. Но сейчас мне было не до себя. Сейчас мне нужно было знать правду!

— Осколком гранаты его убило, когда он стоял в очереди в магазин за хлебом.

— В очереди? За хлебом? Откуда там гранаты?

— Недалеко была бандитская разборка. Ругань переросла в стрельбу. Кто-то кинул гранату. Савелий не успел пригнуться, и осколок угодил прямо в сердце.

— Когда это произошло? В девяностых?

— Нет, Сашенька, раньше. В начале восьмидесятых. Второго июня в 1983 года.

— Э-э, — опешил я и попробовал уточнить, — а тогда что, уже бандитские разборки со стрельбой были?

Юля кивнула и, вытерев платочком уголки глаз, пояснила:

— После смерти Брежнева сразу же бандитизм и захлестнул нашу страну.

«Офигеть можно. Вот это поворот! Всем поворотам — поворот! Ну, я, блин, тут и напрогрессовствал. А точнее не на прогрессорствовал, а нарегрессорствовал. Воистину — Регрессор в СССР. Это что же я такого там натворил, что бандиты появились на десять лет раньше⁈»

Услышанным я был удивлён настолько, что находился не просто в шоке, а в шоке и трепете, ибо тело моё тряслось от гнева на самого себя. Удара такой силы ниже пояса не могла выдержать ни одна часть тела. Крайне вероятно и полностью очевидно, что такого эпик фэйла мировая история прогрессорства ещё не знала.

Скорее всего, сумел запустить такие процессы, от чего всё развалилось ко всем чертям намного раньше, чем в старой реальности. Во дела! Как говорится: «Заставь дурака Богу молиться, он себе весь лоб расшибёт».

«Вот я и расшиб — Сева погиб».

Из прострации, в которую я попал, меня вывели доносящиеся с улицы звуки.

С каждым ударом сердца шум за окном нарастал всё сильнее.

Секунда, другая, третья и вот уже стали слышны громкие голоса и возгласы, в которых можно было отчётливо услышать скандирование.

«Умертвить! Умертвить! Умертвить!»

Отдельные фразы вылились в многоголосые требования.

«Умертвить! Умертвить!»

— Кто? Кого они хотят умертвить? — посмотрел я на Юлю.

— Да никто, никого… Не волнуйся. Просто они, наверное, узнали, что ты вышел из комы. Вот и собрались… опять.

— Кто вышел? Я? И что?

— И ничего, успокойся, — старушка сняла и стала трясущимися руками складывать вчетверо, до этого висевшее на спинке кровати, полосатое полотенце. Её нервозность сразу же передалась мне. Она явно что-то знала, и скрывала это знание от меня, неумело пряча взгляд.

И тут догадка пришла мне в голову.

— Так это что, они меня, что ль, хотят уконтрапупить?

Стараясь сообразить, что лично я мог такого натворить, что меня возненавидело так много народа я продолжал ждать ответа от Юли.

«Ой, как орут. Интересно, а много народа там собралось?»

Прислушался.

Гул, от пребывающих и прибывающих манифестантов всё нарастал и нарастал.

«Н-да, вероятно, много, раз так раскричались. Причём — очень много. Что же я наделал, такого, что меня так ненавидят? Не я, конечно, а тот Васин, который прожил эту жизнь за меня, пока я летал в эмпиреях и райских кущах. И получается, вот какой парадокс. Я не пойми где был, а в это время, судя по всему, мир жил, и история его шла другим чередом. И Васин, в этом мире творил, то, что лично я не делал. Да, походу дела, натворил так, что люди его теперь растерзать готовы. Жесть, а не Васин. Я был о нём лучшего мнения!»

В сознании представились марширующие колонны трудящихся.

— Бред какой-то, пишется через дефис, — прошептал я, вспоминая экзамен по русскому языку, и обратился к Юле: — Посмотри, пожалуйста, что там?

Моя просьба была лишней. Зеленоглазая уже и так стояла у окна.

Через минуту она повернулась ко мне и со слезами на глазах прошептала:

— Эти сволочи опять с плакатами и транспарантами пришли, — она подбежала ко мне и, упав на колени, стала гладить меня по голове, приговаривая: — Но ты не волнуйся, Сашенька. Тебе нельзя волноваться. А то опять сердце схватит. Ты успокойся. Сейчас полиция приедет и всех разгонит. Так что не волнуйся. Выпей ещё валерьяночки.

И она, поднявшись, взяла пузырёк лекарства в руку.

— Да подожди ты со своими каплями!! — очень разволновался я вопреки совету. — Скажи, что им надо⁈ Чем они недовольны? Что мой реципиент тут натворил, пока я хрен знает, где прохлаждался?!?!

Та взяла стакан, а потом, посмотрев на меня выцветшими глазами, из которых рекой лились слёзы, вновь упав на колени, и уткнувшись мне в плечо, зарыдала.

— Ой, Сашенька, злые они, злые. На тебя злые. И на всех нас.

— Но за что?!?!

— За то, Сашенька, что они считают, страна наша из-за тебя развалилась в 1981 году.

Глава 2

Другая глава жизни

Полиция гоняла митингующих до самой ночи. И только к 23:00 всё более-менее успокоилось. Половина не довольных граждан разбежалась по микрорайону, половина разъехалась по домам, а третья половина отправилась в кутузку, дабы следующие пятнадцать суток помогать международному коллективу дворников убирать улицы города — митинг, очевидно, был не согласован.

Пока на улице бушевали страсти, в коридоре у входа в палату дежурили два полицейских. Ко мне никого не впускали, кроме врачей, которые заходили пару раз. Все они обращались довольно вежливо, спрашивали о самочувствии и обещали, что скоро я пойду на поправку, и меня выпишут.

Их доброе отношение очень диссонировало с тем, что творилось за окном. А причина был проста — больница оказалась платной, и Юля оплачивала дорогостоящее лечение, переводя им на счета гигантские суммы. Вот и общались доброжелательно.

«Интересно, если бы я лежал в обычной больничке, то ко мне было бы такое же хорошее отношение? — задавался я вопросом и сам же на него отвечал: — Скорее всего — нет!»

И ответ этот был очевиден, ибо после того, что я прочитал о своём жизненном пути в Интернете, другой реакции от жителей страны ожидать было сложно.

Юля сидела рядом и плакала, а я, переходя с сайта на сайт, читал об ужасной трагедии, которая развернулась в этом мире, и никак не мог успокоиться и взять себя в руки. Меня буквально трясло от всего того, что, как оказалось, случилось, в том числе и по моей вине.

Во всяком случае, почти все научные статьи открыто говорили, что именно я стал спусковым крючком, стал триггером, после которого начался развал страны.

Мои действия были названы аморальными, и даже ёмкое определение тому времени было дано — «васявщина».

«Как же я так умудрился? Петь песенки, снимать киношки, плясать и зажигать так, что огромная держава с двухстапятидесятимиллионным населением развалится за четыре года, это надо суметь. Такое регрессорство дано явно не всем. Я обогнал на пару лет даже главного перестройщика, который на старости лет подрабатывал в пиццерии. Даже он в прошлой версии истории не сумел ухайдакать государство за столь короткий срок. А я сумел. Но гордится этим не хочу!!»