Хрустальные сферы - Дэвид Брин

Те первые исследователи Вселенной знали, что никогда не увидят своей цели. Но это их не печалило. Они не страдали никакой великодепрессией. Эти люди отправлялись в космос в первом примитивном звездолете, надеясь на счастье лишь для своих правнуков: зеленая, теплая планета, которую обнаружили их чувствительные телескопы, вращалась вокруг Тау Кита.

И вот, десять тысяч долголет спустя, я гляжу на колоссальные верфи Харона с орбиты. Внизу ряд за рядом проплывают покоящиеся в доках звездолеты. За прошедшие века человечество построило тысячи кораблей — от простых обитаторов, рассчитанных на многие поколения, и гибернобарж до прямоточных термоядерных кораблей и нуль-пространственных нырятелей.

Все лежали внизу, все, кроме тех, что погибли в катастрофах, и тех, чьи экипажи посходили с ума от отчаяния. Все остальные вернулись на Харон, так и не найдя пристанища среди звезд.

Я глядел на самые древние корабли, на обитаторы, и думал о том дне во времена юности моего деда, когда «Искатель» беспечно понесся за край и на скорости в один процент от световой налетел на хрустасферу Солнечной системы.

Они даже не поняли, что произошло, этот первоэкипаж исследователей. «Искатель» вошел во внешний слой обломков, окружающих Солнечную систему, в облако Оорта, где в слабеющим притяжении центрального светила плавали, словно снежные комья, миллиарды комет.

Приборы «Искателя» исправно прокладывали путь сквозь разреженное облако, исследуя отдельные проплывающие мимо ледяные шары. Будущие колонисты планировали посвятить долгие годы полета науке, и среди прочих задач, которые они себе ставили, была загадка кометной массы.

Почему, спрашивали себя многие века астрономы, большинство этих ледяных странников имеют почти одинаковые размеры, всего несколько миль в диаметре?

Аппаратура «Искателя» собирала данные, и пилоты корабля даже не подозревали, что их главной находкой станет Великая Шутка Творца.

Когда корабль столкнулся с хрустасферой, она прогнулась наружу на несколько световых минут. У «Искателя» хватило времени лишь на торопливое лазерное послание Земле. Происходит что-то странное. Что-то рвет, сминает корабль, словно рвется ткань самого пространства…

А затем хрустасфера раскололась. И там, где раньше кружились десять миллиардов комет, появились десять квадриллионов. Никто никогда не нашел обломков «Искателя». Может быть, корабль просто испарился. Почти половина человечества погибла тогда в битве с ливнем комет, и когда спустя века планеты Солнечной системы снова стали безопасны, разыскивать корабль было уже бессмысленно.

Мы до сих пор не знаем, как, почему «Искателю» удалось разбить хрустасферу. Некоторые полагают, что именно из-за неведения экипажа, из-за того, что они даже не подозревали о существовании хрустасфер, «Искателю» удалось совершить то, что не удавалось с тех пор никому.

Теперь сверкающие осколки хрустасферы заполняют все небо. Теперь солнечный свет отражается десятью квадриллионами комет, и этот сияющий ореол — своего рода метка на единственной доступной человеку доброзвезде.

— Приближаемся, — сказала Элис.

Я выпрямился в кресле, наблюдая, как легко, словно танцуя, бегают ее пальцы по клавишам панели управления. Вскоре в иллюминаторе показался «Пеленор».

Огромный шар тускло блестел в отсветах осколков, и уже мерцало само пространство вокруг корабля: проверялись двигатели.

Правительственные буксиры закончили погрузку колонистов и один за другим отчаливали. Десять тысяч ледотел не потребуют во время полета большого ухода, и у нас, у двенадцати дальнолетчиков, останется много времени на научную работу. Но если у этой доброзвезды действительно окажется пригодная для людей добропланета, мы пробудим мужчин и женщин от анабиосна и поселим в их новом доме.

Миркомп, без сомнения, выбрал в потенциальные колонисты достойных претендентов, и тем не менее, нам было приказано не будить их, если основать колонию будет невозможно. Вполне может случиться так, что наша экспедиция станет еще одним разочарованием для человечества. И тогда пребывающим в анабиосне колонистам просто незачем знать, что они слетали за двадцать тысяч парсеков от Земли и вернулись обратно.

— Давай стыковаться, — нетерпеливо сказал я. — Скорей бы в путь.

Элис улыбнулась.

— Ты всегда рвался вперед. Самый дальнолетный дальнолетчик. Но придется немного подождать. День-два, и мы наконец покинем колыбель.

Мне незачем было напоминать ей, что я долгождал дольше, чем она — дольше, пожалуй, чем кто-либо из живущих на Земле — и я постарался скрыть волнение, прислушиваясь к звучащей в душе музыке небесных сфер.

3

Со времен моей молодости человечество знало четыре способа частично обойти уравнения Эйнштейна, и еще два позволяли вообще не обращать на них внимания. «Пеленор» использовал их все. Маршрут, проложенный между «пространственными дырами», квантточками и коллапсарами, подходил к звезде чуть ли не с другой стороны — просто чудо, что автоматический дальнозонд добрался сюда, да еще и вернулся назад с информацией.

Находка оказалась в небольшой соседней галактике под названием Скульптор, и чтобы попасть туда, нам потребовалось двенадцать лет корабельного времени.

По пути мы миновали по крайней мере две сотни доброзвезд — желтогорячих, стабильных и… недоступных. В каждом случае были признаки планет. Несколько раз мы пролетали настолько близко, что в суперскопы удавалось разглядеть яркие голубые горошины водных миров, которые одиноко кружились, приманивая и искушая нас, у своих доброзвезд.

В прежние времена мы непременно задержались бы, чтобы закартографировать такие планетные системы — остановившись за пределами опаснозоны и изучая подобные Земле миры с помощью приборов: ведь придет день, и человечество научится намеренно делать то, что «Искателю» удалось по неведению.

Один раз мы действительно остановились и зависли в двух светоднях от очередной доброзвезды, у самой хрустасферы. Возможно, мы рисковали, подойдя так близко, но это было выше наших сил. Потому что водная планета внутри излучала промодулированные радиоволны!

Четвертая — увы, только четвертая! — техническая цивилизация, обнаруженная человечеством за все время поисков. Почти год мы провели у этой хрустасферы, размещая автонаблюдателей и записывающую аппаратуру.

Нет, мы не пытались вступить с ними в контакт. Теперь нам уже известно, что произойдет. Зонд просто натолкнется на хрустасферу, и его сомнет, раздавит, скроет обрушившимися со всех сторон мегатоннами застывшей воды — появится лишь новая комета.

Любое сфокусированное излучение вызовет подобную же реакцию: на поверхности хрустасферы образуется отражающее пятно, которое воспрепятствует любым попыткам связаться с местными жителями.

Однако мы могли слышать их. Хрустасферы выполняли роль односторонних барьеров для модулированного излучения — и светового, и радио — а также для разума в любой форме. Но они пропускали сигналы изнутри.

В данном случае мы быстро поняли, что это еще одна раса-улей. Ни интереса к дальнему космосу, ни самой концепции космических перелетов у них не было. Разочарованные, мы оставили автоматы наблюдать и продолжили путь.

Еще за несколько светонедель до цели мы поняли, что летели не напрасно. Зонд не ошибся: перед нами действительно была доброзвезда — стабильная, старая, одинарная — и теплый желтый свет звезды преломлялся бледной мерцающей аурой из десяти квадриллионов снежинок, ее разбитой хрустасферой. Нетерпение росло.

— Там целая серия планет, — объявил наш космофизик Йен Чинг, ощупывая руками созданную по показаниям сверхчувствительных приборов модель внутри холистического проектора. — Я чувствую три газгиганта, около двух миллионов астероидов и… — тут он заставил нас ждать, стараясь убедиться, что ощущения его не обманывают, — …и три нормопланеты!

Мы восторженно закричали. С тремя планетами есть шанс, что хотя бы один из этих каменных шариков окажется в пределах жизнезоны.

— Сейчас-сейчас… кажется, одна из нормопланет имеет… — Чинг вытащил руки из проектора, сунул что-то в рот и, словно дегустатор, оценивающий тонкое вино, закатил глаза, пробуя «планету» на вкус. — Вода! — Он задумчиво причмокнул губами. — Да! Много воды! И я чувствую жизнь. Стандартная карбожизнь на основе аденина. Хм-м… Я бы даже сказал, что белки левосторонние, и это хлорофилльная жизнь…

Все заговорили разом, возбужденно загомонили, и нашему капитану Мойше Боку пришлось кричать, чтобы его услышали.

— Тихо! Успокойтесь! Похоже, сегодня все равно никто не уснет. Где жизнеисследовательница Тайга?.. Так, у тебя готовы списки ледотел для оттаивания на случай, если мы обнаружим добропланету?