По обе стороны фронтира - Алексей Волков

Обед, сиеста, опять работа да невеселые думы. Еще один день потихоньку начал клониться к вечеру. Сколько их еще осталось?

И совсем не заметила, что снаружи неожиданно распогодилось. Словно не было никакого тумана – никогда. Растаял, сгинул в какое-то мгновение, сразу очистив дали.

И – голоса.

– Парус!

Нельзя сказать, будто сюда вообще никто не заходил. Морские гости появлялись не столь часто, но и не так уж редко. Однако вдруг екнуло сердце, а потом забилось в отчаянной надежде.

Или – предчувствии?

Засуетилась, замелькала… Хотела остаться в комнате, но ноги сами вынесли прежде во двор, а затем понесли прямиком к заветному мысу.

Туман скрыл долгое приближение к берегу, и корабль был уже близко. Двухмачтовый шлюп медленно двигался в сторону входа в залив. Низко опустившееся светило подсвечивало его сзади, и оттого паруса приняли алый цвет.

Вновь дрогнуло сердце.

Вход через Золотые Ворота – дело долгое. Потом еще маневрирование по заливу, подход к берегу… Кто-то на корабле явно не хотел ждать лишние часы. От борта корабля отвалила шлюпка, ходко пошла прямо к мысу. Гребцы налегали на весла, словно им была назначена немалая награда за скорость. Из-за ярко-красного, бьющего прямо в глаза солнца рассмотреть что-либо в шлюпке было трудно, лишь был заметен силуэт мужчины, стоявшего на самом носу.

Не хватало воздуха. Сердце вообще билось так, словно хотело вырваться из грудной клетки, устремиться навстречу. Волна накатилась, омочила подол отяжелевшего платья. И когда донна успела очутиться у самого уреза?

Теперь уже и солнце не мешало рассмотреть мужчину. Стройный, худощавый, в парадном мундире с красной лентой через плечо, в глазах донны он был невообразимо прекрасен.

Последние сажени. Шлюпка замедлила ход, однако граф не хотел ждать даже лишние мгновения. Он решительно прыгнул в прибой, и вода едва не залила высокие сапоги.

Несколько шагов…

– Вернулся…

Донна вглядывалась в милое лицо. Между влюбленными практически не было расстояния. Они стояли в досягаемости прибоя, волны мягко накатывали, обнимая ноги, но ни он, ни она не замечали этого.

– Разве я мог не вернуться? – тихо возразил граф.

Неизменной спутнице знатной донны осталось лишь отвести взгляд в сторону, сделать вид, будто не замечает застывших вплотную друг к другу фигур.

Подопечная так долго ждала эту встречу…

– Вернулся, – вновь зачарованно произнесла донна Мария де ла Консепсьон Марселла Аргуэльо.

Голова ее плыла, твердая недавно земля вдруг закачалась, будто превратилась в океанскую поверхность и это Консепсьон, а не мужчина, проделала долгий путь океаном. Девушка упала бы, если бы не была поддержана крепкой мужской рукой.

– Я спешил, как мог… – голос Резанова предательски дрогнул. – Навеки ваш…

Хорошее слово: навеки…

Часть первая

1825 год

Глава первая

Юго-восток Великих Равнин

Черный Медведь был счастлив. Его пригласили в палатку к самому Бьющему Орлу на совет. Признаться, Медведь даже не ожидал подобного. В свои семнадцать зим он, правда, уже был обладателем четырех ку, но другие воины племени имели на своем счету подвигов намного больше. Разумеется, они все были приглашены – и даже раньше Медведя, но сам факт, что теперь юноше предстояло разделить общество с наиболее храбрыми соплеменниками, говорил о многом. Отметили, оценили, почтили доверием.

Собравшиеся чинно сидели, угощались согласно обычаю, и вообще. Вели себя так, словно просто собрались вместе, не предполагая решать каких-либо дел. Всему свое время. Прежде – совместная трапеза, и лишь потом Бьющий Орел поведает о своих планах. В ответственных вещах спешить не следует.

Наконец с угощением было покончено, и теперь наступил черед разговоров.

Всем уже было известно – Орел накануне постился, а затем совершил положенные магические обряды. Следовательно, речь пойдет о военном походе. Давно пора. Потом начнется сезон Большой Охоты, и будет поздно.

– Я решил, – провозгласил Бьющий Орел, – идти за добычей к бледнолицым. Скрытно пройдем прерией к реке, обустроим лагерь и нанесем удары по поселениям. Там будет чем поживиться. Каждый сумеет совершить свои подвиги. Сколько хочет.

– Поселения далеко, – заметил Одинокий Волк. Он был уже в годах, славой превышал Орла, только прожитая жизнь сделала его спокойным. Каждый шаг взвешивался, каждое последствие учитывалось. Даже трудно сказать, хорошо ли подобное для воина? С одной стороны, хорошо. С другой – неторопливость в решениях порою переходила в какую-то осторожность, странную у такого уважаемого человека. – Успеем мы вернуться до Охоты?

– Должны успеть. Пойдем быстро. Удары будут подобны молниям. Бледнолицые не успеют проснуться. Новый месяц успеет едва народиться – и мы двинемся обратно с добычей. Бледнолицые не смогут задержать нас или помешать движению.

– Всякое случается под Отцом-Солнцем и под Луной, – возразил Волк. – Бледнолицых становится больше. Они – серьезные противники.

С последним утверждением все согласились. Принижать врага – значит принижать подвиги в борьбе. Что толку одолеть заведомо слабого? В набеге важна не только добыча, но и слава, которая достанется храбрым воинам.

Последний дальний поход был уже настолько давно, что молодежь в нем не участвовала по возрасту, да и многие воины постарше тогда были еще юны.

– Чем больше бледнолицых, тем больше поселений. Чем больше поселений, тем больше мест для удара. Чем больше ударов, тем больше добычи и славы.

Тут тоже возразить было трудно. Но Волк все же нашел довод.

– Чем больше ударов, тем больше времени. Бледнолицые могут собраться с силами. Вспомните, в последнее время они делают это быстрее. Если мы будем уходить от них, петляя, обратная дорога будет долгой. Бизоны собираются в стада. Поход – доблесть. Но нельзя забывать о судьбе племени. Большая Охота дает мясо на весь год.

– Мы успеем, – твердо произнес Орел.

Трубка уже дымилась. Будущий предводитель похода первым затянулся и передал священный предмет по кругу.

– Лучше идти в поход ближе к стойбищам. Или после Охоты. – Волк припадать к трубке не стал, давая понять – участвовать в предприятии он не будет.

– Ближе меньше добычи. У апачей нечем разжиться. Только славой, – следующий по очереди Крепкое Дерево вымолвил и втянул в себя дым.

– Слава – лучшая награда для воина. – Левая Рука взял трубку, подержал и передал дальше.

Но все же большинство делало затяжку, соглашаясь с предложением Бьющего Орла. А уж кто помоложе – поголовно. Дальний поход – больше уважения. Как раз подобное предприятие они ждали уже долго, просто сами по небольшому опыту возглавить его не могли, а воины постарше до сих пор молчали. Понятно, Черный Медведь проголосовал за выступление. До Охоты, если подумать, еще далеко. Успеют вернуться.

Участников набралось много. Решение пришло.

Расходились молча. Все уже было сказано. Теперь требовалось оставить Орла одного. Ему еще надлежало заняться военной раскраской, переведя подготовку на новый уровень.

В полдень из типи Бьющего Орла послышался бой барабана. Он призывал воинов на подвиги и служил предупреждением врагам – если бы те могли его услышать. Затем сильный голос Орла затянул военную песню.

Пение послужило сигналом. Отовсюду к типи потянулись те, кто решил разделить с Орлом трудности и славу предстоящего похода. Воины принялись подтягивать, и пение стало мощнее. Оно продолжалось почти до вечера. Пусть слышат и люди, и духи – воины идут на подвиги.

Ближе к вечеру все сели на коней и медленно, гуськом поехали по селению. Пение продолжало звучать, сзывая тех, кто до того колебался, и вышедшие наружу женщины потихоньку стали подпевать отважным воинам.

Шелест Травы ехал на одном коне с Рогом Бизона. Пусть люди помнят, как в одной из жарких схваток лошадь под Рогом пала под ударом вражеского копья, однако Шелест Травы, один из самых умелых разведчиков племени, подскакал к оказавшемуся под угрозой товарищу и вывез его из гущи конной свалки.

Черный Медведь находился гораздо ближе к хвосту процессии, ну так, сообразно заслугам на большее претендовать он пока не мог. Оставалось подбадривать себя – все еще впереди.

Невысокого роста, как все команчи, юноша в то же время был широкоплеч и посильнее даже многих бывалых воинов. Статная красота Медведя заставляла многих девушек посматривать на него с интересом, а порою – не только посматривать, и все же жениться ему, по общему мнению, было чуть рано. Вначале надо славы добиться, потом доказать, что сможет быть кормильцем, и уж тогда…

Сам он заглядывался на Гибкую Тростинку. Девушка уже входила в возраст и была настолько хороша первой юной красотой, что служила предметом соперничества не одной лишь молодежи. Пока она не отдавала предпочтения никому, но чувствовалось: недалеко время, когда к ней начнут свататься. Хотелось бы успеть первым, да для успеха требуется нечто большее, чем просто медвежья сила.