Избранные стихи и переводы - Владимир Жаботинский

Перевод - Джордж Гордон Байрон "Разорение Иерусалима Титом "

С холма, где путники прощаются с Сионом,

Я видел край родной в его последний час:

Пылал он, отданный свирепым легионам,

И зарево его охватывало нас.

И я искал наш Храм, искал свой бедный дом,

Но видел лишь огня клокочущее море...

Я на руки свои в отчаянье немом,

Взглянул: они в цепях, — и мщенья нет! О, горе!

Ах! С этого холма, бывало, я глядел

На город в этот час: уж мрак над ним клубился,

И только Храм еще в лучах зари горел,

И розовый туман на высях гор светился.

И вот я там же был и в тот последний час;

Но не манил меня заката блеск пурпурный.

Я ждал, чтоб Господь во гневе ополчась

Ударил молнией и вихрь послал свой бурный...

Но нет... в твой Храм святой, где Ты, Господь, царил,

Не сядут, не войдут языческие боги!

Твой зримый Храм упал, но в сердце сохранил

Навеки твой народ, Господь, Тебе чертоги!

1904 г.

Мадригал (из письма жене Анне в день «серебряной свадьбы»)

 "Стихи - другим", вы мне сказали раз,

 "а для меня и вдохновенье немо?"

 Но, может быть, вся жизнь моя - поэма,

 И каждый лист в ней говорит о вас.

 Когда-нибудь - за миг до той зари,

 Когда Господь пришлет за мной коляску,

 И я на лбу почую божью ласку

 И зов в ушах - "Я жду тебя, умри", -

 Я допишу, за час до переправы,

 Поэмы той последние октавы.

 В ней много будет глав. Иной главы

 Вам мрачными покажутся страницы:

 Глухая ночь, без звезд, - одни зарницы…

 Но каждая зарница - это вы.

 И будет там страница - вся в сирени,

 вся в трепете предутренней травы,

 в игре лучей с росой: но свет, и тени,

 и каждая росинка - это вы.

 И будет там вся боль моих страданий,

 все родины, все десять языков,

 шуршание знамен и женских тканей,

 блеск эполет и грязь тюремной рвани,

 народный плеск и гомон кабаков:

 мой псевдоним и жизнь моя - качели…

 Но не забудь: куда б ни залетели,

 Качелям путь - вокруг одной черты;

 И ось моих метаний - вечно ты.

 Да, много струн моя сменила скрипка.

 Играл на ней то звонко я то хрипко, -

 и гимн, и джаз; играл у алтарей,

 и по дворам, и просто так без толку…

 Но струны все мне свил Господь из шелку

 Твоих русалочьих кудрей.

1932