Женщина и спасение мира - Павел Евдокимов

Павел Евдокимов подчеркивает ту таинственную связь, которая объединяет женщину и Дух, это Дыхание, оживляющее источник жизни, нисходящее на Марию, чтобы дать свершиться Рождеству, нисходящее в Пятидесятницу на первых верующих, чтобы дать родиться Церкви, пресуществляющее в каждой епиклезе человеческие дары в Тело Христово.

В последние годы жизни П. Евдокимов наблюдал рост женской революции, этого значительного духовного события нашего времени, и понимал всю ее двусмысленность. Вот почему в многочисленных выступлениях, а особенно в лекции о "Становлении женственности по Николаю Бердяеву" он обратился с призывом к женщине христианке: "Мужчина воинственный и технократический дегуманизирует мир, а женщина молящаяся его гуманизирует как мать, которая неустанно бодрствует над своим ребенком. Но женщина исполнит свое предназначение, только последовав примеру Святых дев из притчи, у которых светильники были наполнены дарами Святого Духа, если полная благодати она последует Богородице.

Сегодня, наблюдая за трагедией Третьего мира, находясь в гуще проблем современного общества с его торжествующим материализмом, порнографией, наркотиками, очутившись лицом к лицу со всеми элементами демонического разложения, женщина, произнеся "да будет" вместе с Пресвятой Девой Марией, обязана сказать "нет", остановить мужчину на грани пропасти, указать ему его истинное призвание".

Оливье Клеман

ВСТУПЛЕНИЕ

В богослужебных текстах говорится об ангелах, удивляющихся перед лицом великих событий нашего спасения. И человек может испытывать "философское удивление", начало премудрости по Платону, чтобы постепенно проникать в тайны конечных судеб. Однако здесь никоим образом не будет идти речь о полном решении судьбы женщины. Если тайна эксплицитно раскрывает свою глубину, это значит, что она не была настоящей тайной. Но при правильном, "литургическом", подходе, всякая тайна просвещает: свет, который она проливает, позволяет прочитать книгу человеческого существования. Не знание проливает свет на тайну, а тайна проливает свет на знание — мы познаем лишь благодаря вещам, которых мы никогда не будем знать. "Горе любопытству, которое лукаво подсмотрело тайны Божий", — говорит св. Григорий Богослов[1].

В современном мире распад изначального единства — Истинного, Благого и Прекрасного — объясняет причину тупиков, в которые зашли гносеология, этика и эстетика. Они стали независимы друг от друга, образовали настоящие автаркии, и их собственные сферы стали, каждая в отдельности, непроницаемыми для других дисциплин. Реинтегрированные в соответствии с религиозным принципом и иерархией ценностей, эти отдельные части, эти раздробленные видения мира располагаются иначе и тем самым, не теряя ничего в своей сущности, приобретают направленность; сами по себе относительные, они находят то, к чему они отнесены: Абсолют. До этого они были "обезумевшими", "упраздненными", "дезориентированными", а теперь направлены к своему Востоку (к Божественному в литургическом смысле). Но следует помнить, что, как говорил Кьеркегор, если легко построить систему мысли, то совершенно невозможно установить систему для существования, потому что жизнь всегда таит в себе иррациональный остаток. Только интеграция в церковную жизнь соединяет жизнь и мышление в живом Богопознании (живом теогнозисе), потому что это живое Богопознание не является следствием лишь деятельности разума, рационального рассуждения, без конца разделяющего и обобщающего, но есть Откровение живой полноты, которая представляется в сиянии своей самоочевидности и рекапитулирует (объединяет в себе) в высшем синтезе (см. Еф. 1.10) все идеи и существа, вплоть до единства своей собственной сущности. Религиозный принцип является интегрирующим началом, потому что он одновременно над миром и внутри его, он есть "теандрический", то есть богочеловеческий принцип. Трансцендентность Абсолюта переходит в имманентность воплощенного Бога, действие "извне" становится действием "изнутри". Это Христос, Премудрость Божья, принимающая человеческое измерение и переходящая в людей:"...Мы,—говорит ап. Павел,—имеем ум Христов" (lKop.2.16) и "духовный судит о всем" (lKop.2.15). Выражая именно эту мысль о человеческом суждении, интегрированном в Божественную истину, св. Григорий Богослов назвал св. Афанасия Великого "оком вселенной", потому что благодаря его термину единосущности мир увидел троичную Истину. Здесь интеграция не является концептуальной, но действенной, экзистенциальной. Христос единосущен Отцу по Своему Божеству и единосущен людям по Своему человечеству: Он пребывает и вне мира, и внутри него. И именно потому что мы единосущны человечеству Христа, мы принимаем участие "во Христе" в общении с Богом, вплоть до того момента, когда это общение совершится вполне — "—да будет Бог все во всем" (1Кор. 15.28).

Согласно канонам соборов. Символ веры не подлежит изменению, так как содержит в себе все элементы Божественной истины, данной в Откровении; он является их символом, и элементам человеческой природы надлежит смотреть на себя "оком" Символа веры и находить свое собственное онтологическое место среди этих истин. Например, едино-сущность опровергает смертельную неподвижность закона тождества: А есть А, А есть лишь А, и останется А вечно[2]. В этом — страшное бесплодие монотеизма. В тринитаризме каждый из членов существует только в связи с остальными, каждый осуществляет свою единичность в полном единении с остальными. Это чудо любви: каждое лицо означает и двух остальных. Интегрируя человеческое в эту истину, мы имеем: finis amoris, ut duo unumfiant — цель любви состоит в том, чтобы двое стали одним; это видение себя в Боге через другого, поскольку другой во мне и я в другом, мы осуществляем благодаря общению личностей, единству человеческой природы. Это чудо единосущности членов тела, в котором они не только соединены, но составляют нечто единое, один через другого: "Единое целое голубица моя, совершенная моя" (св. Григорий Нисский). Таким образом Богопознание интегрирует данные науки, философии, искусства, заставляя их участвовать в своей собственной реальности, оно делает из них "око", которым можно смотреть на Истину.

Новизна не состоит в новом открытии основания, или, лучше, энтелехии истории; оно показывает, что история с самого начала уже является эсхатологической по существу, так что каждая отдельная эпоха и отдельный момент времени не имеют ценности в самих себе, но связаны со своей собственной эсхатологией, оцениваются "телосом" — конечной целью (lelos), находясь в непосредственном отношении к Концу и только в нем обретают все свое значение.

Мощный динамизм, вызванный конечной интеграцией, определяет постоянное возвращение к источникам: и к тем, которые впереди, и к тем, которые позади. Его широта превосходит просто историческое прошлое и будущее и находится в плоскости "вечного настоящего", которое связано с kairoi — временами благоприятными, и этим раскрывает смысл прогрессивного хода исторических событий. Можно даже парадоксально сказать, что эсхатология отсылает гораздо больше к началу, чем к концу (мы увидим дальше, в какой мере с восточной точки зрения представление о райском состоянии важно для антропологии и историософии), потому что альфа включает уже и омегу и пророчески ее определяет: "Се творю последнего как первого"[3] (ср. Откр. 21.5). Это ясно видно в праздновании церковного Нового года: церковная служба охватывает всю историю и возвращается к космогоническому акту шестидневного Сотворения мира, окунаясь в него, как в баню ("Обновляется, подобно орлу, юность твоя". — Нс. 102.5). Подобная баня, ежегодное крещение исторического отрезка времени, заставляет этот отрезок вновь приобщаться к первоначальному Божьему замыслу, чтобы внутренне обновиться и явиться мессианским временем отрады (Деян. 3.20). Однако эпектаза — напряжение, направленное к концу, — своим бесконечным динамизмом интегрирует в себя начало и идет дальше, завершая его. Она порождает спасительное нетерпение, жажду ожидания; она призывает побеждать всякую статику удобного устроения в промежуточных слоях истории и очищаться у огня свершений, у пламени "неопалимой купины", заключенной в глубине вещей.

Для св. Григория Нисского история есть одновременно дезинтеграция призрачного и интеграция существующего. Пришествие антихриста поглощает все разлагающиеся элементы, делает из них великий труп истории, кратковременно оживающий в последних судорогах, чтобы быть вверженным в огненное озеро; Парусия (Второе пришествие) Христа интегрирует то, что достойно пребывать в Царстве Божьем. Конец и начало перекликаются друг с другом через времена. Св. Григорий оставил нам это удивительное изречение: "Мы вспоминаем о том, что будет".