Океанский патруль. Книга вторая. Ветер с океана. Том 4 - Валентин Пикуль

Один вянрикки перебил подполковника:

– Простите, херра эвэрстилуутнанти, – сказал он, – а если русские не станут оккупировать нашу Суоми, к чему тогда сведутся цели нашего заговора?

Кихтиля слегка, как показалось Суттинену, поморщился, и лейтенант, чтобы выручить своего начальника из затруднительного положения, ответил сам:

– Неужели вы не понимаете, вянрикки, что дело тут не только в оккупации. Азиатская угроза страшна не только нам, как соседям России, но и Англии тоже; наконец, Соединенные Штаты просто не потерпят усиления мощи Советов.

– Еще вопрос! – спросили из угла. – Мы все здесь члены одной организации, и нам хорошо понятны цели нашего патриотического движения. Но есть армия, которая разойдется после перемирия по домам, вгрызется в землю и… Какое солдату дело до Англии, а также и до Америки!..

– Согласия у солдат, – резко ответил Кихтиля, – мы не собираемся и спрашивать. На то он и солдат, чтобы повиноваться, а не рассуждать. Списки этой армии уже составляются по всем тридцати четырем шюцкоровским округам.

Донесся топот копыт. Отогнув край шторы, один офицер выглянул в окно:

– Кажется, лейтенант Агрикола из района Вуоярви!.

В сенях громко прошуршало тафтовое платье госпожи Куркамяки, щелкнула задвижка, раздались торопливые шаги, и дверь, выбитая ударом ноги, распахнулась. Все невольно вздрогнули.

На пороге стоял полковник Юсси Пеккала.

– Встать! – сказал он. – Я здесь самый старший!

Мокрое старое кепи расползлось на его голове, лицо и одежду опутывала лесная паутина. От полковника сильно пахло лошадиным потом. Он, видно, долго мчался сюда на лошади, не разбирая во тьме дороги, – отсюда и пот, и эта паутина…

Кихтиля первый оправился от смущения.

– Господин полковник, – твердо произнес он, – попрошу вас покинуть собрание: вы не можете быть нашим единомышленником.

Юсси Пеккала стянул с головы кепи, сильно встряхнул его. Капли воды, сорвавшись с козырька, обрызгали Суттинена, и он вздрогнул.

– Единомышленники! – рассмеялся полковник. – Так вот, довожу до вашего сведения, что лейтенант Агрикола, которого вы ждете, и его единомышленники арестованы мною как враги наступившего мира. Оружие они украли, но закопать не успели. И лейтенант Агрикола сознался во всем…

– Ложь! – крикнул Суттинен, привычно потянувшись к плетке. – Я знаю лейтенанта Агриколу, и он никогда не мог ничего сказать вам!

– Он долго и не говорил, – снова рассмеялся Пеккала, – но я спустил с него штаны и посек шомполом его тщеславный зад. После этого лейтенант плакал, как девка…

Пожилой вянрикки, грудь которого была украшена немецким Железным крестом первой степени, истерично вскрикнул:

– Вы оскорбили честь финского офицера!

– Что? – грозно переспросил Пеккала. – Вы говорите – честь?.. Но честь имеется у меня!.. Может быть, – добавил, помолчав, – она есть у подполковника Кихтиля. Но только не у таких сопляков, как вы!

Кихтиля, снова поморщившись, вздохнул и сел. Посмотрев на него, осторожно сели офицеры. Командир района Вуоярви остался стоять на пороге.

– Честь! – повторил он с издевкой и грубо выругался.

За дверью испуганно прошуршало тафтовое платье.

– Попрошу вас удалиться! – крикнул Кихтиля.

– Не ори! – сказал Пеккала и выхватил пистолет. – Не ори на меня, а то прихлопну, как жабу!.. Кто вы здесь такие?.. Вы же ведь – даже не лес, вы – корни, которые так глубоко ушли в землю, что вас уже не вырубить топором…

– Не вырубить! – крикнул вянрикки, и черный Железный крест качнулся на его груди.

– …Но еще можно выжечь! – закончил Пеккала. – И тогда в нашей Суоми можно будет сеять золотые зерна… Я ухожу, – сказал он, натягивая кепи, – мне здесь нечего делать. Но предупреждаю вас всех, что я этого так не оставлю. Я сегодня же напишу обо всем начальнику генштаба генералу Айро!..

– Пусть пишет, – сказал Кихтиля, когда за окном снова зашлепали по грязи копыта коня, – пусть пишет! Но мы тоже этого так не оставим. Если чирей долго не заживает на одном месте, его вырывают раскаленными щипцами. Лейтенант Суттинен!

Рикко Суттинен встал, одернул мундир.

– Я понимаю, – покорно сказал он.

– Тогда обождите, пусть отъедет подальше.

– Слушаюсь, херра эвэрстилуутнанти!..

Наступило молчание. Кихтиля посмотрел на часы, налил в стакан ароматного шведского коньяку.

– Пора, – сказал, – пейте в дорогу!

– Киитос, – поблагодарил Суттинен, – но я не пью!

– Вот как? – удивился подполковник и вынул из кобуры тяжелый маузер. – Возьмите, это лучше вашего кольта. Очень сильный удар, бьет навылет. Лошадь берите тоже мою, она стоит в конюшне…

– Я все-таки выпью, – сказал Суттинен и, залпом осушив стакан, поспешно вышел из дому.

Осенний лес шумел настороженно и таинственно. Дорога едва-едва светлела среди деревьев, терялась где-то во мраке. Протяжно ухал филин, стучали под копытами горбатые корневища, низко нависшие ветви елей хлестали по лицу.

«Как далеко мог он отъехать?» – думал Суттинен, и волнение человека передавалось лошади, прижав острые уши, она вытягивала свое мускулистое тело в стремительном галопе. Где-то в глухой болотистой низине холодным серебром сверкнуло озеро; белой свечой пролетел мимо поворотный столб, – дорога уходила вправо, поднималась в гору.

Суттинен придержал коня. Чтобы смягчить топот копыт, свернул на обочину в густую траву.

– Тише, тише, – успокаивал он лошадь, похлопывая ее по круто выгнутой шее.

Дорога закружила петлями, словно выискивая менее крутые подъемы. С высоты виднелись далекие деревенские огни, похожие на рассыпанных в траве светляков. Жутко и тускло горела на горизонте рыжая точка костра.

– Тише, тише…

Он совсем остановил лошадь; разгоряченная бегом, она мотала головой, грызла звонкие удила. И вдруг из темноты леса послышался знакомый, приглушенный цоканьем копыт голос.

Женский голос:

– Ах, если бы ты знал, Юсси, как мне…

Суттинен вытянулся в седле:

«Кайса!.. Она, выходит, с ним… У-у, поганое отродье!»

И, вынув из-за пояса маузер, крикнул:

– Полковник Пеккала!..

Голоса стихли. Было слышно, как шумно вздохнули лошади. Суттинен направил своего коня в придорожный кустарник, снова позвал:

– Полковник Пеккала!..

Командир района Вуоярви что-то громко крикнул, повернул свою лошадь на голос; топот копыт приближался, и Суттинен, взводя курок, сказал:

– Я вас жду, полковник!

– Кто здесь?.. Какому сатане я понадобился? – прозвучало совсем рядом, и лошадь Пеккала, перепрыгнув канаву, тоже перешла обочину.

Теперь они оба сходились под тенью деревьев, отводя от своих глаз колючие ветви.

– Ю-юсси!.. – пронеслось вдалеке.

«Опять она», – подумал Суттинен и, проглотив слюну, поднял тяжелый маузер.

Подняв маузер, воскликнул:

– Именем моей многострадальной партии! – и выстрелил в темноту: раз… другой… третий…

Ломая кусты, шарахнулась в сторону лошадь. Полковник вылетел из седла, закружились сорванные листья…

– Все, – тихо сказал лейтенант.

– Ю-юсси! – разрастался вопль сестры.

И в этот же момент сильные руки, словно выросшие из самой земли, вырвали Суттинена из седла. Тяжелый кулак опустился ему на лицо, застрявшую в стремени ногу рвануло болью.

– Ой, ой, ой! – закричал лейтенант.

А полковник бил его по лицу и приговаривал:

– Ситя виэля пууттуй!.. Кас туосса!.. Митя виэля!..[2]

Прискакала Кайса, упала в траву:

– Юсси, что с тобой?.. Юсси!.. Юсси!..

Суттинен шарил руками вокруг – искал маузер.

– Уйди… уйди, – говорил он, – убью!.. Уйди!..

– Рикко?.. Ты?..

Полковник встал, рванул пучок травы, долго вытирал руки. Потом сказал:

– Посмотри лошадь. Кажется, все три – в голову!..

Суттинен бессильно плакал, и высоко над ним висело черное небо. Только одно думал: «Умереть бы…»

– Рикко… Брат мой… Скажи – зачем?!

– Уйди, – прохрипел он.

– За что? – спросила Кайса.

– Уйди, сука!..

Полковник ударил его сапогом.

– Юсси, зачем?.. За что?.. Разве ты…

– Милая, хватит.

– «Милая», – повторил Суттинен, и страшная злоба, какой еще никогда не испытывал, захлестнула его: – Ты, ты, – сказал он, поднимаясь, – костлявая шлюха… Дерьмо!..

– Замолчи! – крикнул полковник.

– Нет, я скажу, я все скажу… И как она в банях, и как…

– Молчи, гад! – замахнулся полковник.

Кайса опустилась на колени, закрыла лицо руками.

– О-о-о! – простонала она. – Какой ты подлец! Какой…

– Поехали, – приказал Пеккала и взял под уздцы лошадь подполковника Кихтиля.

– Но какой ты подлец! – повторила Кайса и плюнула в лицо своему брату…

Долго ехали молча. Час, два, три.

Кайса плакала. Пеккала курил сигареты.

Лес из черного постепенно становился синим – наступал рассвет. Обозначилась изморозь на травах, под копытами похрустывал тонкий ледок. Петухи горланили в далеких селениях, однажды какой-то человек перебежал дорогу.