Пещерный лев - Жозеф Рони-старший

— У Фаума только один язык. Если Нао принесет огонь, он получит Гаммлу без выкупа. Он станет сыном Фаума!

Подняв одну руку вверх, он говорил с расстановкой, веско и торжественно.

Кончив, он сделал знак Гаммле. Девушка, трепеща, приблизилась.

Гаммла знала, что в сумерках Нао подстерегает ее в чаще и боялась его. Но иногда она мечтала о нем. И противоречивые чувства боролись в ней: то ей хотелось, чтобы он погиб под ударами людоедов, то она жаждала, чтобы он вернулся победителем и принес племени огонь.

Тяжелая рука Фаума упала на плечо девушки.

— Кто из дочерей человеческих сравнится с моей Гаммлой? — гордо воскликнул он. — Она может унести на плече лань, бежать без отдыха от утренней зари до вечерней, без ропота переносить голод и жажду, переплывать озера и реки. Она родит своему мужу много сыновей. Если Нао сумеет принести огонь, он получит Гаммлу без всякого выкупа — ему не придется отдавать ни рогов, ни мехов, ни ракушек!

Тогда Агу, сын Зубра, самый волосатый из уламров, выступил вперед:

— Агу хочет завоевать огонь, — сказал он. Вместе со своими братьями он пойдет добывать его у врагов по ту сторону реки. Агу либо погибнет от руки врагов, в пасти тигра, в когтях у льва-великана, либо принесет уламрам огонь, без которого они слабее оленя и сайги!

Все лицо Агу, казалось, состояло из одной пасти, окаймленной кровавой полосой губ. Глаза его дико сверкали. На тяжелом коренастом теле уродливо выделялись длиннейшие руки и непомерно широкие плечи. Облик его выдавал звериную, беспредельную, не знающую пощады мощь и жестокость.

Агу никогда не боролся ни с Фаумом, ни с My, ни с Нао. Но все знали, что сила его огромна. Агу не мерялся ни с кем силами в мирной схватке, но все те, кто становились поперек его пути, терпели поражение, и счастлив был тот, кто отделывался одним лишь увечьем в единоборстве с ним.

Он жил в стороне от остальных уламров, с двумя братьями, такими же волосатыми, как он сам, и с несколькими женщинами, несчастными, забитыми существами, обреченными на самое жалкое прозябание.

Даже среди суровых к самим себе и беспощадных ко всем остальным уламров сыновья Зубра выделялись своей жестокостью и кровожадностью. Смутное недовольство нарождалось среди всего племени. Это недовольство было первым проблеском сознания общности интересов массы людей перед лицом опасности, угрожающей всем вместе и каждому в отдельности.

Хотя большинство соплеменников осуждало Нао за излишнюю мягкость и кротость, у него было немало приверженцев. Незлобивость такого могучего воина привлекала к нему сердца тех, кого природа обделила силой.

Фаум ненавидел Агу не меньше, чем сына Леопарда, и боялся его еще больше. Союз косматых братьев казался непобедимым. Если один из них жаждал чьей-либо крови, двое других не успокаивались, пока враг был жив. Всякий, объявивший им войну, должен был погибнуть или уничтожить их.

Фаум мечтал о союзе с косматыми братьями. Но его заискивания натыкались на глухую стену недоверия. Сыновья Зубра знали только один вид лести — животный страх во взгляде у всех, кто общался с ними.

Фаум был, пожалуй, не менее жестоким и недоверчивым, чем Агу и его братья. Но наряду с этим он обладал и качествами, необходимыми вождю: он был ласков со своими приверженцами, заботлив к нуждам племени, решителен, настойчив, беззаветно храбр и по-своему справедлив.

В резком ответе Фаума чувствовался, однако, оттенок уважения к Агу:

— Если сын Зубра вернет огонь уламрам, он без выкупа получит Гаммлу и станет вторым вождем племени, которому все воины будут подчиняться!

Агу слушал речь вождя, не отрывая жадных взглядов от Гаммлы. Его маленькие глазки вдруг сверкнули угрозой:

— Дочь Болота будет принадлежать сыну Зубра. Всякий другой, кто осмелится прикоснуться к ней, будет уничтожен!

Эти слова задели Нао. Принимая вызов, он возбужденно крикнул:

— Гаммла будет принадлежать тому, кто вернет племени огонь!

— Сын Зубра сделает это!

Нао и Агу скрестили взгляды. До сих пор у этих людей не было повода для вражды. Каждый знал о силе другого, но, не имея поводов для соперничества, они до сих пор еще не сталкивались. Речь Фаума зажгла в них ненависть друг к другу.

Агу, еще вчера не обращавший внимания на Гаммлу, вздрогнул всем телом, когда Фаум стал восхвалять девушку. Он мгновенно загорелся к ней страстью, неутолимой и яростной. С этой минуты он обрекал смерти всякого соперника.

Нао понимал это. Он крепче сжал топор левой рукой и палицу правой. Услышав ответ Нао, братья Агу стали рядом с ним, молчаливые и угрожающие.

Все три брата были поразительно похожи один на другого: темнокожие, волосатые, с крохотными глазками, словно затянутыми пеленой, как надкрылья у жуков.

Все трое подстерегали каждое движение Нао, готовые броситься на него. Но среди племени поднялся ропот. Даже те, кто осуждал Нао за мягкость, не хотели его гибели: ведь он взялся вернуть им огонь. Все знали, что он изобретателен и хитер, неутомим, искусен в обращении с огнем. Наконец многие верили в его удачливость.

Агу также обладал силой, хитростью и упорством, и племя могло только выиграть от того, что одновременно два лучших воина отправятся на поиски огня.

В сильном возбуждении все вскочили на ноги. Приверженцы Нао сгрудились вокруг сына Леопарда, готовые защищать его от нападения косматых братьев.

Сын Зубра не знал страха, но и осторожность не была чужда ему. Он решил отложить сведение счетов с Нао.

Гоун, самый старый из уламров, выразил словами неясные мысли, будоражившие толпу:

— Разве уламры хотят своей гибели? Неужели они забыли, сколько воинов вырвали из их рядов враги и волны реки? Из четырех остался один! Все, кто способен держать в руке топор и палицу, должны жить! Нао и Агу, сильнейшие из наших охотников; если один из них умрет, племя ослабеет так же, как если бы погибли четыре других воина. Гаммла будет служить тому, кто принесет огонь. Такова воля племени!

— Такова воля племени! — повторили воины. И все женщины подхватили в один голос:

— Гаммла будет принадлежать покорителю огня.

Агу не боялся племени, но понимал, что спорить с ним опасно. Сделав знак братьям, он повернулся и ушел к своему логовищу.

Глава 2

Мамонты и зубры

Это происходило на заре следующего дня.

Высоко в небе ветер быстро гнал тучи, но над самой землей воздух стоял неподвижно — раскаленный, напоенный тысячами запахов, душный воздух. Небо казалось гигантским синим озером. Дрожа и переливаясь, растекалась по этому озеру пена утренней зари. Тут она образовала ярко-желтую лагуну, здесь изумрудный залив, там розовый поток…

Раненые уламры стонали — их томила жажда.

Один из воинов ночью скончался. Окоченевший труп его лежал на траве, посинелый, с кровавым пятном вместо лица, обглоданного ночными хищниками.

Фаум приказал бросить труп в воду.

Жалобное бормотанье старого Гоуна проводило воина в последний путь.

После похорон все внимание племени сосредоточилось на охотниках за огнем — Агу и Нао, собиравшихся в поход.

Косматые братья вооружились палицами, топорами, рогатками, дротиками с кремневыми наконечниками. Нао выбрал себе в спутники вместо зрелых воинов двух юношей, быстроногих, неутомимых в беге. У каждого из них было по рогатине, топору и дротику. Сын Леопарда, сверх того, захватил палицу — мощный дубовый сук, конец которого был обожжен в огне костра. Он предпочитал это оружие всякому другому. С палицей в руках он привык сражаться один на один с самыми свирепыми хищниками.

Фаум обратился к косматым братьям с такой речью:

— Агу увидел свет раньше Нао, — сказал он. — Пусть он выбирает свой путь. Если он пойдет к реке, сын Леопарда пойдет к Болотам. Если же сын Зубра решит пойти к Болотам, Нао направится к Большой реке.

— Агу еще не знает, куда пойдет! — возразил сын Зубра. — Он будет искать огонь повсюду: утром он может пойти к Болотам, вечером — к реке. Разве может знать преследующий вепря охотник, где удастся убить его?

— Агу должен сказать, какой путь он выбирает, — ответил старый Гоун, и одобрительный ропот толпы поддержал его. — Он не может идти одновременно и на закат, и на восход. Пусть Агу скажет, куда он пойдет!

Кивнув злой взгляд на толпу, сын Зубра крикнул:

— Агу пойдет на закат!

И, сделав знак братьям, он решительно зашагал по направлению к Болотам.

Нао не сразу последовал его примеру. Ему хотелось повидать на прощанье Гаммлу. Она стояла под ясенем среди кучки стариков.

Нао направился к ней; она не тронулась с места; взгляд ее блуждал по саванне.

Сердце Нао часто-часто застучало от гнева против тех, кто становился между ним и Гаммлой.