Одержимые - Анджей Пшипковский

Отец понимающе улыбнулся и спросил, любит ли Роберт тоже такого рода занятия.

— Ты удивишься, — сказала она серьезно, — но Роберт даже не подозревает об этом моем намерении. Да у него и нет времени. Этот твой коллега, у которого он работает, страшно требовательный человек.

— Но он хорошо ему платит, правда? Если бы Роберт работал в моей канцелярии, то получал бы поменьше.

— Не верю, — приняла она вызов, — ты не кровопийца и не скряга.

Отец поцеловал ее в лоб и вышел. Он был прекрасным отцом. Мать ушла от них, когда Монике исполнилось шесть лет. Она просто однажды вышла из дома и никогда уже обратно не вернулась. Домом — огромной мрачной квартирой, занимающей весь этаж особняка на виа Долороса — занималась повариха и горничная. Монике было лет двенадцать, когда как-то вечером отец разложил перед ней картонную модель домика словно из сказки. Красная черепичная крыша, две террасы, белый фасад. Потом на плане он нарисовал, как будет выглядеть ее комната для занятий, спальня, ванная.

— Все это будет только твое, слышишь? Тебе будет значительно удобнее, чем в этой большой, но темной комнате.

Как раз тогда начался строительный бум. Земельные участки стали дорожать, огромные суммы платили за находящиеся в центре трущобы, которые тут же ломали, чтобы поставить высокие коробки из стали, алюминия и сверкающего золотом стекла. Отец не хотел жить в центре. Он получил предложение одного американского консорциума, который строил микрорайон — предмет мечтаний с неспокойной, но неоднородной архитектурой, где предусматривалось все — от жилых небоскребов, словно башни стерегущих границы застраиваемого участка, разной высоты корпусов с апартаментами до так спроектированных односемейных домов, чтобы они обеспечивали их обитателям максимальную изоляцию от соседей. Садики вокруг домов имели форму патио и были окружены белыми каменными оградами, крытыми красной черепицей. В микрорайоне был собственный торговый центр с магазинами и со всевозможными предприятиями бытового обслуживания, свой спортивный клуб с плавательными бассейнами, полем для игры в гольф и прекрасно содержащимися теннисными кортами, а также с рестораном, баром и залами для приемов на случай, если бы кто-то из жителей района хотел принять гостей. Микрорайон охранялся частной полицией. На его территорию могли въехать лишь имеющие пропуск местные жители или их гости, о прибытии которых следовало заранее по телефону предупредить охрану. Все это стоило огромных денег. У отца они уже имелись. Его адвокатская канцелярия представляла интересы многих влиятельных и богатых людей, и прежде всего тех, кто за океаном нажил состояние, а сейчас хотел вложить деньги в какое-нибудь дело на родине, полагаясь на защиту своих интересов со стороны солидной юридической конторы и требуя полной гарантии от всякого рода мошенничеств, которыми славилась эта страна. Фирма адвоката Пирелли снискала репутацию самой солидной фирмы города, тем более что отец Моники в течение уже нескольких лет занимал пост сенатора республики и тем самым играл серьезную роль в политике. Поэтому деньги поступали постоянно, гонорары исчислялись сотнями тысяч швейцарских франков, ибо местная валюта, подверженная сильной инфляции, по сути дела не годилась для расчетов. Такая процедура была не совсем легальной. Моника об этом знала, и у нее появились кое-какие сомнения. Отец не отмахнулся от сомнений дочери и прочитал ей серьезную лекцию о гражданском долге, и прежде всего о естественном неравенстве людей в зависимости от тех обязанностей, которые они выполняют, что должно было означать: чем большее бремя долга несет на себе человек, тем большими привилегиями он может пользоваться. Все это звучало довольно неубедительно, а равенство согласно закону оставалось чистой теорией.

Отец глубоко втянулся в политику. Он не номинально выполнял обязанности сенатора, пользуясь лишь привилегиями, а работал в комиссиях, был советником руководства своей партии, ее лидеры считались с его мнением. Следовало ожидать скорого назначения сенатора членом Главной комиссии христианских демократов. Это означало, что он в ближайшее время получит министерский портфель. Ранее он противился этому, ибо ему пришлось бы отказаться от ведения дел в своей канцелярии на время работы в правительстве, что означало бы потерю важных и прибыльных контактов с заокеанскими клиентами. Вначале Пирелли считал, что его отсутствие в фирме ничего не изменит, но, направив в США своего заместителя и компаньона, убедился, что хотя с тем везде разговаривали вежливо, но конкретных результатов эта поездка не принесла. Пирелли пришлось исправлять положение, он срочно выехал в Соединенные Штаты, откуда вернулся очень довольный успешной поездкой. Случившееся подтверждало тот факт, что отсутствие шефа в адвокатской фирме несомненно отразится на ее делах. Но в глубине души Пирелли мечтал об участии в работе правительства. Стало бы оно важной ступенькой в правильно развивающейся политической карьере. Ведь наверняка наступит день, когда президент республики попросит его сформировать новое правительство. Потом, уже до конца жизни, он будет бывшим премьером, одним из главных политиков этой страны.

Моника знала об этой мечте отца, она для нее была результатом естественного хода событий в политике, важность которой она не ставила под сомнение. С детских лет девочка читала рекомендованные отцом комментарии в газетах. Вначале она считала все эти рассуждения нудными, но, когда отец обратил ее внимание, что некоторые из них затем имеют последствия, признала их интересными и даже забавными. С детских лет Моника привыкла к людям с первых страниц газет, друзьям отца. Президент, очередной премьер или занимающий свой пост лишь в течение нескольких недель министр были для нее почти что людьми из отцовской фирмы. Политика была в этом доме делом обычным, другими словами, она ее не замечала.

Каждый вторник она ждала этот голос с нарастающим нетерпением. Моника уже понимала, что ей необходимо с ним встретиться. Она внушала себе, что эта встреча для нее не будет иметь никакого значения. Просто удовлетворит свое любопытство, чтобы этот такой уже знакомый ей голос мог ассоциироваться с конкретным человеком, вот и все. Целый месяц она готовилась, чтобы попросить его назначить встречу. В конце концов неожиданно сама решила пригласить его, и как можно скорее. Он может прийти, скажем, в любой вторник, лучше к ужину, ведь ему наверняка известно, где Моника живет. В тот раз она услышала короткий смешок и столь же короткий отказ. Неделю спустя он принял ее предложение, сказал, что придет в клубный бассейн в полдень и сам подойдет к ней. И если она хочет, то это может быть во вторник.

И вот сегодня как раз этот вторник. Одиннадцать. К ней подходит Джино, мальчишка из бара, чтобы спросить, не хочет ли она что-нибудь выпить. Моника заказала «Кампари» со льдом. Потом она охлаждала пальцы на покрытом росой стакане и мокрый холод размазывала по щекам. Ей не хотелось вставать с места, хотя обычно к этому времени она уже по нескольку раз плавала в бассейне, потому что после купания заниматься было приятнее. Сегодня не до плавания, не до чтения учебников. И все из-за такой глупости. Таинственный незнакомец. Честное слово, можно умереть со смеху. Но ее нетерпение не слушалось разума, и она была зла на себя. Еще есть время, она может уйти, но это было бы похоже на бегство, а ведь она сама предложила ему встречу.

Моника еще раз взглянула в зеркало. Хочется хорошо выглядеть перед этим нахалом, который придет и ничего не добьется. Было что-то нехорошее в том, как она готовилась к встрече и с каким нетерпением ее ждала. Девушку охватила злость, но ничего с этим поделать она не могла.

Молодые женщины, покрикивая на детей, начали собираться домой. Это безошибочный знак, что наступает полдень. Скоро она останется одна у бассейна или почти одна. На своем месте будут лишь бармены, Джино и спортивный инструктор, скучающий в шезлонге под огромным зонтом. Зеркало воды разгладилось. Вокруг стало пусто. Даже в баре, где нет стен, никого не осталось, вероятно, бармены едят обед в подсобном помещении. Только маленький Джино собирает оставленные на столиках бутылки, бокалы и стаканы. Моника наблюдает за ним, ведь ей же надо хоть чем-то заняться в этом нетерпеливом ожидании.

— Добрый день, — неожиданно слышит она сзади. — Не оборачивайся сразу. Сначала отгадай, какой я, хорошо? Высокий или низкий? Сколько мне лет? Попытаешься?

Моника соглашается, хотя ей страшно хочется повернуть голову, увидеть наконец того, кто звонил, мучил ее. Но она не делает этого. Закрывает глаза и начинает игру.

— Ты невидимка, поэтому у тебя нет ни роста, ни возраста. Тебя нет, есть только твой голос. Скажи еще что-нибудь. Почему ты молчишь?

Моника открывает глаза, он уже сидит напротив, улыбается и снимает темные очки. Моника чувствует, что случилось что-то необычное, проглатывает слюну, немного приходит в себя. Он все еще улыбается. Красив, хорошо сложен, молод. Белые шорты подчеркивают загар. Из висящей на ремне сумки вынимает сигареты.