DISHONORED: Порченый - Адам Кристофер

Неизвестно, что стало с нижней половиной тела этого человека. В такой близости от лагеря несостоявшийся беглец, скорее всего, умер от холода, а не погиб в схватке с волками. Хотя, если зима выдалась особенно суровой, вполне вероятно, что его ноги отгрыз отчаявшийся зверь, рискнувший подойти к человеческому жилью ближе, чем обычно, и не успевший сожрать ничего, кроме нижних конечностей, пока его не спугнули огни и громкие голоса надзирателей. Оставшаяся часть тела прекрасно сохранилась на холоде. Может, несчастный пролежал здесь всего день, а может, и целых пятьдесят зим.

Так вот, это тело было первым. Ходили слухи, что в ясный день с северной башни Ютаки были видны и другие замерзшие трупы, лежащие даже ближе к лагерю. Но Узник ни разу не забирался на северную башню и не проверял, так ли это на самом деле.

Теперь забираться было не на что. Башня осталась позади.

Вскоре они обнаружили второе тело. Затем третье. Затем еще больше. Некоторое время Узник и его закованные в цепи спутники шли по тропе, от трупа к трупу, каждый из которых был холоден, как лед, и выглядел так, словно прилег отдохнуть на снегу и больше уже не поднялся.

Некоторые были целехоньки. От других остались лишь куски.

Вечером второго дня Узник зарезал второго надзирателя, а потом расчленил ножом с золотой рукояткой и хитрым двойным лезвием. Пока Узник вершил свое дело, последний его пленник сидел на снегу и наблюдал за всем происходящим остекленевшими глазами, словно зачарованный. Затем Узник положил волкам красное мясо и кости. На залитом кровью снегу под холодным солнцем мяса казалось мало, а от костей и вовсе не было проку, но на самом деле этого было достаточно. Не страшась волков, Узник и его последний пленник успеют добраться до ледниковой долины.

До его спасения.

Узник осмотрел три замерзших тела, только для того, чтобы убедиться, что они не подходят. Хотя он и ожидал найти немало окоченевших трупов, он подозревал, что ни один из них не подойдет для его целей. И осмотр это подтвердил. Плоть их была твердой, но ее все же можно было разрезать его ножом с двумя лезвиями, а вот кости под ней ни на что не годились: мириады кристалликов льда лишали их той прочности, которой они когда-то обладали.

Они были бесполезны.

Ему нужны были человеческие кости – живые кости живого человека. Чтобы выбраться из тундры и вернуться в мир, ему надо было прибегнуть к помощи весьма специфической магии. Поэтому он и захватил третьего пленника. Второй был нужен ради плоти. Третий – ради костей.

Узник осмотрел простирающуюся перед ним ледниковую долину. Пропасть, над которой он стоял, резко обрывалась вниз не меньше чем на тысячу футов. Этот утес казался жутким черным наростом среди бескрайних, ослепительно белых пустошей, где земля сливалась с небом, а горизонт был лишь грязно-серым пятном, маячившим в уголках его глаз.

За обрывом простиралась глубокая и широкая долина, покрытая плотно утрамбованным снегом, по краям которой поднимались высокие зубчатые стены из огромных ледяных глыб, сиявших такой глубокой синевой, словно это был не лед, а сапфиры.

Кое-кто считал, что это настоящее чудо света, пейзаж неописуемой красоты. Это ледяное поле открыли сотни лет назад и с тех пор не единожды запечатлели на картинах, но даже гравюры в географических талмудах, собранных в Академии натурфилософии в Дануолле, не могли передать всей невероятной красоты этой местности, от которой захватывало дух.

Это место было ключом.

Узник плотно замотал шарф. Широкие поля его шляпы подрагивали на ветру. Он отвел защищенные красными стеклами очков глаза от долины и посмотрел на своего последнего пленника, скрючившегося позади него на снегу. Несчастный поднял голову. Может, он почувствовал, что момент настал, даже несмотря на то что его мысли путались, плавая в море сумятицы и безумия. Так действовала магия Узника – магия, которая позволила ему выбраться из лагеря и поможет выбраться из тундры и вернуться в мир, в цивилизацию.

И отомстить.

Глядя на собственное отражение в снежных очках своего повелителя, последний пленник пошевелил губами, как будто желая что-то сказать, но не произнес ни слова. Стоя на коленях в снегу, пленник, бывший лагерный надзиратель, раскачивался из стороны в сторону, словно очарованный собственным искаженным отражением. Но его взгляд был расфокусирован, зрачки превратились в черные точки, кожа на лице покраснела и огрубела от холода и ветра, который завывал без умолку.

Узник под шарфом улыбнулся.

Магия, аура, не рассеивалась.

Его спасение было близко.

Свободной рукой, не прикованной к концу цепи, он, не снимая перчатки, скользнул под толстый воротник шинели несчастного. Еще даже не коснувшись ножа, он почувствовал тепло, исходившее от двух его лезвий. Вполне возможно, подумал он, ему не нужны были ни шинель, ни шляпа, ни шарф. Вполне возможно, у него не было необходимости убивать того надзирателя, только чтобы забрать его одежду.

Но это было неважно. К тому же, ему понравилось первое убийство. В этой смерти было даже некое удовлетворение – слабое, но оттого не менее приятное. Возможно, потому что это был первый вестник мести, первое военное выступление против его гонителей.

Первая смерть из многих, что последуют за нею.

Узник вытащил нож из-за ремня, и взгляд зачарованного пленника тут же метнулся к лезвиям и остановился на них. Несчастный во все глаза смотрел, как они сияют золотом, вбирая холодный свет солнца и превращая его в нечто совершенно другое – в электричество, мерцающее за его закрытыми веками, в отражение огня, Великого пожара, который бесчисленное количество лет назад положил конец одному миру и дал начало другому.

Нож в ладони Узника источал тепло, и это тепло разливалось по руке и согревало все его тело. Казалось, он погружается в удивительный вулканический источник из тех, что то и дело встречались в тундре и снабжали лагеря теплом и энергией.

Затем Узник поднял нож и приставил кончик лезвия к горлу своего пленника.

– Народ Тивии благодарит тебя за службу, – сказал он.

Пленник непонимающе посмотрел на него стеклянными глазами. Узник надавил сильнее, и на белый снег хлынула горячая алая кровь.

НЕПОДАЛЕКУ ОТ ДАНУОЛЛА

7-й день, месяц дождя, 1851 год

«Боюсь, юной леди Эмили недостает дисциплины. Здесь, в Дануоллской башне, она обучается у лучших наставников Островов, но мать балует ее, поэтому девочка почти всегда витает в облаках, понапрасну тратит время на рисование или просит Корво научить ее сражаться на деревянных палках. Однажды эта девочка может стать правительницей Империи; каждая потраченная на игры секунда – это секунда, потерянная навсегда».

– ПОЛЕВЫЕ ЗАПИСКИ: ГЛАВА КОРОЛЕВСКОЙ ТАЙНОЙ КАНЦЕЛЯРИИВыдержка из мемуаров Хайрема Берроуза, датированных несколькими годами ранее

Спрыгнув с карниза и оставив его позади, она подумала сразу о трех вещах.

Во-первых, что этот карниз напротив оказался гораздо дальше, чем она прикидывала, поэтому у нее появился немалый шанс упасть, и, скорее всего, встретить мучительную и жуткую смерть, разбившись о каменную мостовую четырьмя этажами ниже.

Во-вторых, месяц дождя был не просто самым депрессивным временем года – дайте мне вечный месяц великого холода, умоляла она, – его сырые, дождливые ночи, пожалуй, меньше всего подходили для бега по городским крышам.

В-третьих, ее близкая и явно неотвратимая гибель была не самым славным концом для императрицы Островов, а значит, отец точно очень, очень в ней разочаруется.

Четвертая мысль – о Корво, стоящем над ее бездыханным телом, без печали, но очень расстроенным тем фактом, что она не справилась даже с таким простым прыжком, – быстро вылетела из головы Эмили Колдуин, как только она коснулась ногами плоской крыши соседнего здания. Ее тело, гибкое и атлетичное, ведомое инстинктами, которые без остановки тренировали последние десять лет, смягчило удар от неудачного прыжка, тотчас сделав кувырок. Полы ее черного плаща окунулись в собравшиеся на крыше лужи, и в воздух взметнулся миллион мелких брызг.

Завершив кувырок, Эмили сделала паузу и встала на четвереньки. Капли дождя стекали по ее капюшону и падали в лужу прямо перед ней.

Один вдох…

Второй…

Третий.

«Что ж, не так уж и плохо, – подумала она. – Лучше уж прыгнуть дальше, чем не допрыгнуть. И не просто в темноте, но еще и в дождь».

Эмили позволила себе слегка улыбнуться под капюшоном.

«Неплохо, императрица, весьма неплохо». Видел бы ее сейчас отец! Пожалуй, теперь его бы не постигло разочарование.

Она развернулась, поднялась на ноги и снова подошла к карнизу. Улыбка исчезла с ее худенького личика. Нахмурившись, Эмили велела себе быть, черт возьми, внимательнее! Иначе следующая ошибка действительно может стать роковой.