Хулиган - Игорь Середенко

Проходя тёмные, мрачные коридоры, Алексей, с трепетным предчувствием подошёл к квартире, в которой он жил с родителями. Чувство неотвратимой беды не покидало его сознание. Входная дверь была не заперта. Тихонько приоткрыв её, он проскользнул внутрь. Какой-то тихий и зловещий шёпот доносился из гостиной. Алексей замер, прижавшись к стене темной прихожей.

— Ну, вот и всё, можем идти.

— Не совсем, мы должны дождаться малого.

— И долго ты собираешься ждать?

— Ты козёл! Закрой свою пасть!

— А!

— Ты что, спятил, хочешь, что бы я тебя вместе с ним хлопнул…

— Не-т, — протяжно произнёс, заикаясь и пятясь назад напарник, его испуганный взгляд был направлен на потолок. — Посмотри. Он же двигается…

— О боже!

Тело майора висело на верёвке, привязанной к крюку, на котором раньше держалась люстра. Тело действительно подавало признаки жизни. Правая рука майора медленно поднялась в направлении своих убийц, пальцы правой руки выпрямились, и вдруг, неожиданно сильно сжались в кулак, в какой-то зловещей судороге, словно он хотел что-то передать им перед своей смертью, или уже с того света. Его глаза внезапно открылись, казалось, что они слегка блеснули.

— Он жив, надо добить его…

— Не трать силы… после того, что мы сделали, никто бы не выжил. Это просто предсмертная агония тела. Так бывает. Рефлекторные, предсмертные судороги. Я не раз видел это явление. Хотя такое вижу в первый раз. Страшно до дрожи, правда? У меня даже мурашки пробежали по спине.

Внезапно рука майора опустилась, и тело безжизненно повисло, а его глаза так и оставались широко раскрытыми, грозно взирая на своих убийц.

— Ну, с этим покончено, а что Иван Петрович приказал делать с этой, его женой-сучкой?

— Закрой пасть… и у стен есть уши. И вообще, это не наша забота. Хотя могу рассказать тебе по секрету, всё равно ведь проторчим здесь ещё час, надо дождаться пацана. Прямого приказа убивать его, нет. Если, конечно он не станет свидетелем.

— Ну… А может пойдём, не хочется марать руки о ребёнка. Дело ведь сделано.

— Да ладно, слушай. Сучку будут трахать сегодня, прямо на её рабочем месте. Ну как тебе это? Здорово? Шеф придумал.

— Да… Я хотел бы этим заняться. Вечно мне достаётся самая тяжёлая работа…

— Закрой пасть, кретин… Я, кажется, слышал шаги на лестнице.

Алексей стоял в тёмном коридоре, прислонившись к стене. Его голова дрожала, рот был слегка приоткрыт, с его глаз медленно струились слезы, он молча смотрел во мрак.

На похоронах присутствовало много людей: дальние родственники, коллеги по работе, чиновники, соседи, знавшие покойного майора.

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь двух замечательных людей…

Священник читал заранее подготовленный текст выступления. По завершении проповеди, перед гробом майора выстроились в шеренгу шесть сотрудников спецслужб и, выстрелив залпом короткими очередями холостых выстрелов, опустили автоматы. Эти выстрелы были сделаны в честь памяти погибшего офицера и товарища.

Двое мужчин, одетых в дорогие костюмы, тихо переговаривались между собой.

— Его нашли повешенным в собственной квартире, а его жену, какие-то подонки, изнасиловав, бросили умирать. Они погибли в одну ночь.

— Это ужасно… Я надеюсь, свидетелей нет?

— Никак нет. Их десяти летнего сына возьмут на попечение родители покойных.

— Верно, надо позаботится о нём…

— Да. Сейчас такие времена… никогда не знаешь, когда и кого…

— Так уж не знаешь? — он прищурил глаза и поглядел на собеседника.

— Я смотрю тебе всё известно.

— Да так, кое-что. Работа у нас такая. Должны всё знать.

— Я надеюсь, что в департаменте лишних разговоров не будет.

— Разумеется, Иван Петрович. Нынче держаться лучше вместе. А то, съедят ко всем чертям, не враги, так свои… А мы ведь с вами, хоть и дальние, но всё же родственники.

— Зайди ко мне завтра, во второй половине дня. Есть, что обсудить. Что же касается случившегося, то это только начало. Сегодня выигрывают только сильные… Много работы намечается.

— Это верно. Слабым не место в этой битве.

Алёша стоял возле раскрытого гроба покойного отца. Рядом находился второй гроб, в котором лежало тело его матери. Однако крышка этого гроба была закрыта. Её не раскрывали на протяжении всей церемонии похорон. Вероятно тело, находившееся в нём, было не в лучшем виде. Рядом с Алексеем стояли его дедушка и бабушка — родители покойных. Склонив голову, и обняв крышку запечатанного гроба, бабушка громко, что-то кричала, оплакивая покойных. Её слова было трудно разобрать, из-за переполняющих чувств скорби и любви. Старушку слегка придерживал её муж, дедушка Алексея. Он нежно поглаживал жену, пытаясь придать ей силы и поддержать ее. Алёша не плакал, он уставился своими детскими глазами на гробы и лишь слегка всхлипывал, все слезы у него высохли еще ночью, не оставив возможности успокоить трагические переживания днем. На их месте виднелись два высохшие до дна океана трагедии.

К мальчику подошла, какая-то женщина, по-видимому, знавшая его родителей.

— Поплачь Алеша, непременно поплачь. Вот увидишь, тебе станет легче, — трепетно, еле сдерживаясь от печальных переживаний, произнесла старая учительница из Алешиной школы. Она нежно, по-матерински обняла мальчика.

Через некоторое время его глаза наполнились слезами. Из-за них он уже ничего не видел. Скорбь и невосполнимая утрата, наполняли маленькое трепещущее сердце мальчика. Неимоверная тяжесть сдавила его детское сердце, мысли помутнели, а сознание затуманилось.

Где-то неподалёку кричали вороны, их стая пронеслась в воздухе мимо церемонии похорон, принося осенний холод в души людей. Пошел дождь, его капли, пройдя нижние слои атмосферы, с сокрушительной силой опускались на землю, впитываясь в ее недра. Капли дождя, словно слезы невидимого существа, градом опускались на два деревянных гроба.

После похорон, мальчика забрали к себе его бабушка с дедушкой. Жили они втроем другом районе города. Квартиру, в которой раньше жил Алексей, забрало государство, так как она числилась коммунальной собственностью департамента городской милиции. После похорон Алексей долгое время не мог прийти в себя. Он стал молчаливым, мрачным, начал пропускать учёбу в школе, которую пришлось поменять из-за места жительства. Вместо занятий в школе, Алексей бродил по городу с какими-то мальчишками, его новыми друзьями. Многие из них были беспризорниками. Почти каждый день он приходил на кладбище и подолгу сидел на голой земле у могил своих родителей. Фотографию на памятнике решили сделать общую. На ней были изображены отец и мать, они улыбались, обнявшись, словно на том свете они были счастливее, чем при жизни. Эта фотография была сделана более десяти лет назад, когда Алексея ещё не было на свете.

Алексею приходилось одеваться бедно, так как жили они на невысокую пенсию его дедушки и бабушки. Порванная старая куртка, купленная ещё отцом, летние кроссовки приходилось носить и зимой. Носки были тёплыми, их связала и подарила ему его бабушка. Алёша часто пропадал на улицах. Приходил домой всё позднее. Задерживался на тренировках у корейца. 

2. Беспризорность

Дедушка Алексея был летчиком во время Великой Отечественной войны, и более пятидесяти орденов и медалей свидетельствовали о его героическом прошлом. Алексей всегда с трепетом и уважением рассматривал боевые награды деда. Он часто расспрашивал его о каждой награде: где, и за какие заслуги ему вручили их. Дед с удовольствием поведал внуку о своих фронтовых подвигах: как защищал родные земли, летая, словно птица над ними; как в одиночку сражался против четырех мессершмиттов и выиграл бой, подбив три из них; как летал на немецком самолете в тылу врага — делая разведывательную операцию. Бабушка Алексея не многим отставала от своего мужа, она была санитаркой и выносила раненных с поля боя. Она до сих пор гордится и с трепетным волнением и гордостью вспоминала о том, как ее наградил командир дивизии, орденом «За личное мужество». Множество похвальных грамот и дипломов были вручены им, и до сих пор бережно хранились в толстой папке. Боевые награды дед хранил в нескольких коробках. Он не любил надевать их и хвастаться перед нынешней молодежью. Его жена не однократно просила его надеть парадный костюм увешанный орденами и отправится в исполком, для решения вопроса об улучшении их жилищных условий (жили они тогда втроем с дочерью — мамой Алексея, в однокомнатной квартире на пятом этаже). Дед гордился своими наградами и потому не мог себе позволить так их унизить — снизойти до милости чиновников. Но дед так и не смог совершить еще одну боевую вылазку, на этот раз к чиновникам, и попросить об улучшении жилищных условий. А когда их уже взрослая дочь вышла замуж, и переехала к мужу, то и отпала надобность в этом походе.