Кофе в час Волка - Андрей Дмитрук

...Что делать дальше? Разориться на червонец-другой, заказать ребятам из выставочного цеха складную брезентовую ширму? Толку нет. Все равно солнце будет проникать о т т у д а, и скоро полуподвал накалится так, что придется работать при открытом окне. От чужих глаз никуда не денешься. Тем более что и время суток в двух мирах не совпадает - значит, станет сиять на весь двор среди ночи... Ах, черт бы тебя побрал! (Он курил машинально, чувствуя отвратительный вкус во рту). Опускай глухую штору на ночь, приходи в банную жару... Да, это сейчас жарко, а потом? Если там кончится лето? Вычерпывать ведрами ноябрьский ливень? Мерзнуть, зарабатывать воспаление легких, когда в комнате валит снег?

Страх сменился яростной досадой. Он уже едва не плакал, глядя на островок. Он горько сожалел, что не может забить окно досками, навесить амбарный замок и навеки не показываться на этой улице. Работа. Крымов. Кроме того, даже если бы удалось скрыться - грозовой потоп, подмывающий дом; удар молнии, лесной пожар. Страшные сюрпризы, после которых уже никому ничего не докажешь.

...Наконец он окончательно осознал, что и с чудом, и с мастерской придется распрощаться. Вот так-таки пойти и доложить. В ту же самую милицию. Видимо, и досада-то, и ярость происходили от глухого изначального чувства неизбежной утраты. Несмотря на все грозящие неудобства - ох, как же не хотелось снова смотреть на загаженные половицы!.. Успел отогреться, прильнуть душой к маленькому раю. Ведь не было, не было в его жизни до сих пор ни волшебства, ни тайн. Куда там! Училище, провал на экзаменах в художественный, армия; и вот уже восемь лет, как навязчивый мотив, рекламный комбинат. Крымов, Лана, похмелья, денежные заботы: "сделать потолок"; "втереть очки" худсовету, выдав дешевую работу за более дорогую; сорвать щедрый "левый" заказ, и так далее...

Пока не натикало семь, он курил и со всей осторожностью, как минер, бродил вокруг оазиса. В общем, уголок был вполне земной, среднеполосный, хотя поручиться за полное совпадение он не смог бы из-за постыдного незнания ботаники. Определенно был знаком орляк, с его грубыми перьями на голых рыжих стеблях - плебей среди папоротников. Ну, лопух, изгрызенный жуком или червем... та же на нем паутина, тот же лиловый отлив мясистых черенков. Белые лепестки ежевики начинают осыпаться, обнажая кулачки будущих ягод, - август? Привычные скромные звездочки багряных гвоздик, лепешки тысячелистника. А такая штука есть в наших лесах? Ажурный сизо-голубоватый шар, на вид жесткий, как сталь, с торчащими шипами. Плохо быть невеждой в делах природы, выхолощенным горожанином...

Натягивая водолазку, джинсы, проверяя содержимое карманов пиджака и пальто - удостоверение, платок, деньги, талоны на транспорт, - он ощущал, как растет сердцебиение. Дико, невообразимо. Не упасть бы на улице, как записные инфарктники. Однако никуда не денешься - надо идти, ждут...

От порога он обернулся на слабый, вкрадчивый шум, подобный топоту крошечных человечков. Редкие капли постукивали по ягодам, скатывались по ложбинкам листьев... но через минуту стало ясно, что дождь не состоится. В последний раз кивнул ушибленный каплей колокольчик, и вновь брызнул полдень, заплясали огненные мошки.

Выйдя на темную подвальную площадку, он привычно нагнулся и сунул было ключ под резиновый коврик. (Недавно у них с Крымовым было два ключа, затем Лана посеяла один из них.) Итак, наш герой уже отогнул край коврика, но, повинуясь все тому же вещему голосу, вдруг отпустил его. И положил ключ в карман...

...Выпив в гастрономе бутылку пива, он отправился колесить по городу. Ездил целый день, и день не удался. Даже погода была под стать событиям. Промозглый ветер катился из улицы в улицу, хозяйничал как в аэродинамической трубе, залеплял водой ветровое стекло такси, и "дворники" противно взвизгивали, размазывая грязь...

...Строго говоря, наш герой вообще не любил бывать там, где уже окончил работу. Восемь лет оформительской лямки сделали его мудрым. Заказчик всегда егозит, когда договаривается с тобой, он прямо-таки излучает предупредительность. Заказчик верит, что твой стенд (витрина, рельеф, щит, набор знаков для торгового зала) сделает эпоху в рекламе. И вот - слаб человек! - ты сам начинаешь верить, что создашь н е ч т о, разорвешь будничный круг... Ах, не разорвешь ты его никогда! По мере выполнения убеждаешься, что работенка будет рядовая, и дай бог, чтобы приняли ее и свои, и чужие; и прощаешься с заказчиком скомканно, отводя глаза, а он, деликатная душа, молчит.

...Торгово-экономический институт - здесь он оформил кабинет общественных наук... Худсовет работу принял, как вполне ординарную. Декан, обидно заметив - "на твердую троечку", все же обещал подписать приемо-сдаточный акт. Что ж, и то хлеб... Следовало побывать у трех заказчиков, а также в бухгалтерии художественного комбината...

И опять надсадно трубил ветер проспектов, и сбивались под низким грязным небом автомобильные пробки, и постовые в опущенных капюшонах шествовали угрюмо, как чернецы.

Из дневной круговерти он выпал около шести вечера, вконец издерганный, голодный и преследуемый дразнящим видением, которое, безусловно, было связано с походом в расчетную часть комбината, где усталые женщины копошились в месиве бланков. Представилась ему груда лимонно-желтых, кирпичных и кровавых листьев. Когда т а м наступит осень, опавший груз невидимых, где-то за перекрытиями бормочущих крон затопит островок. Печальный и пряный запах будет в мастерской, и шелест, похожий на жалобу леса.

Почувствовав, что на глазах выступают слезы, он опрометью свернул в какой-то мокрый, зябкий палисадник и стоял там один над ноздреватыми сугробами, пока не отхлынула горечь. Вспомнились давние, наивные надежды, похороненные под цинизмом и суматохой. Как мальчишкой тщательно срисовывал эти самые осенние листья, любовно отобранные в парке; как старался не пропустить ни одной жилки, ни одного зубчика... Как, чуть повзрослев, строил натюрморты: кружка, яйцо, фарфоровый слоник... Грезилась ему тогда жизнь живописца, вольная и ясная, точно игра детей за уэллсовской "дверью в стене", и в то же время вдохновенно-аскетическая, подчиненная одному лишь пафосу творения. Дивные полотна складывались на пороге сна, поражая гармонией и смыслом. Вот цель его земных дней... Не будет суетной погони за удовольствиями, мелочных расчетов; темные порывы инстинктов не одолеют его... В четырнадцать лет он засыпал счастливым, с холстом и красками у постели, чувствуя себя посвященным в рыцари и готовым на подвиг.

...А не оборвать ли все одним ударом? Заявление на стол, и в аэропорт. Вещмешок, этюдник... Много ли ему надо?

Струсил. Сцепив зубы, втиснулся в очередной троллейбус и поехал в центр.