Танец смерти - Линкольн Чайлд

За кафедрой бубнил профессор.

– После того, что было сказано, позвольте перейти к рассмотрению...

Неожиданно Гамильтон снова остановился.

– Прошу прощения.

Лицо его снова помертвело. Он выглядел... каким? Смущенным? Взволнованным? Нет, он казался страшно напуганным.

Дивейн подался вперед: в нем пробудился интерес.

Профессор потянулся за платком. Вытащил из кармана, уронил, поднял и попытался донести до лба. Начал озираться по сторонам, взмахивал платком, словно отгонял от себя муху. Затем рука его отыскала собственное лицо, стала легонько к нему прикасаться. Казалось, он ослеп. Дрожащие пальцы ощупали губы, глаза, нос, волосы и снова замолотили по воздуху.

Лекционный зал затих. Ассистент, сидевший на подиуме, отложил ручку. Лицо его выразило озабоченность. Что происходит? – недоумевал Дивейн. Сердечный приступ?

Профессор сделал неуверенный шажок и ударился о кафедру. Теперь и другая его рука взлетела к лицу, ощупала его, на этот раз крепко, натянула кожу, оттопырила нижнюю губу, несколько раз похлопала по голове.

Затем Гамильтон неожиданно остановился и оглядел аудиторию.

– С моим лицом что-то не так?

Мертвая тишина.

Медленно, очень медленно доктор Гамильтон расслабился. Прерывисто вздохнул – один, другой раз, и постепенно черты лица его приняли прежнее, спокойное выражение. Откашлялся.

– Итак, как я говорил...

Дивейн увидел, что пальцы профессорской руки снова пришли в движение – задрожали, судорожно задергались. Рука вернулась к лицу, пальцы мяли, щипали кожу.

Жуткое зрелище.

– Я... – начал было профессор, но рука не давала ему говорить.

Рот открывался и закрывался. Слов не было, раздавался лишь хрип. Еще один шаркающий шаг, и профессор, словно робот, снова ударился о кафедру.

– Что это такое? – спросил он надтреснутым голосом.

Господи! Он стал щипать свою кожу, веки при этом жутко растянулись. Теперь уже обе руки нещадно скребли лицо. Появилась длинная неровная царапина. На щеке выступила кровь.

Аудитория взволнованно вздохнула.

– Вам нехорошо, профессор? – спросил ассистент.

– Я... задал... вопрос, – простонал профессор, казалось, против собственной воли.

Голос его был приглушен и искажен из-за того, что руками он закрывал лицо.

Еще один шаткий шажок, и профессор неожиданно завизжал:

– Мое лицо! Почему никто не объяснит мне, что случилось с моим лицом?

И снова тишина.

Пальцы вонзались в плоть, под ударом кулака хрустнул нос.

– Уберите их! Они пожирают мое лицо!

Черт подери! Из ноздрей ручьями хлынула кровь, залила белую рубашку и костюм цвета маренго. Пальцы, словно хищные когти, рвали лицо. Дивейн, застыв от ужаса, смотрел на это. Палец профессора вонзился в глазницу.

– Вон! Пошли прочь!

Вращательное движение, звук, напомнивший Дивейну выскребание в ложку мороженого, и из глазницы выскочило необычно большое глазное яблоко и под немыслимым углом уставилось на Дивейна.

В зале раздались крики. Студенты в первом ряду повскакали с мест. Спрыгнул со стула и ассистент, подбежал к Гамильтону, но профессор в бешенстве отбросил его в сторону.

Дивейн, словно парализованный, прирос к стулу. В голове – пустота.

Профессор по инерции сделал шаг, другой, не переставая при этом царапать лицо, вырывать клочья волос. Он зашатался и, казалось, вот-вот упадет прямо на Дивейна.

– Врача! – закричал ассистент. – Вызовите врача!

Все вдруг очнулись. Поднялся шум, студенты разом повскакали с мест, послышался стук падающих книг, громкий гомон испуганных голосов.

– Мое лицо! – голос профессора перекрывал шум. – Где оно?

Настал хаос. Одни студенты бежали к дверям, некоторые плакали. Другие устремились к профессору, вскочили на подиум, пытаясь остановить самоуничтожение. Профессор, визжа, слепо отмахивался. Лицо его превратилось в красную маску. Кто-то, пропихиваясь по ряду, больно наступил на ногу Дивейна. Капли горячей крови обрызгали Дивейну лицо, но он не мог отвести глаз от профессора, не мог избавиться от кошмара.

Студенты боролись с Гамильтоном на подиуме, пытаясь удержать его за руки, и скользили в лужах профессорской крови. Дивейн видел, как профессор с демонической силой отшвырнул их от себя, схватил стакан с водой, разбил его о подиум и, продолжая визжать, принялся за шею. Пальцы его старались что-то из нее выдрать.

И затем, совершенно неожиданно, Дивейн обнаружил, что может двигаться. Он вскочил и побежал по проходу, поднялся по ступеням к выходу из зала. Все, чего он хотел, – это выбраться из необъяснимого ужаса, которому только что стал свидетелем. Он пулей вылетел из дверей и, набрав максимальную скорость, понесся по коридору. В голове без конца звучала все та же фраза: «Я покажу тебе страх в пригоршне праха».

Глава 2

– Винни? Вин? Тебе точно не нужна помощь?

– Нет! – Лейтенант Винсент Д'Агоста пытался придать своему голосу спокойствие и уверенность. – Нет, все в порядке. Будет готово через две минутки.

Он взглянул на часы: почти девять. Две минутки. Ну-ну. Хорошо, если обед будет готов к десяти.

Кухня Лауры Хейворд – он до сих пор думал, что кухня ее: ведь он въехал сюда всего полтора месяца назад – обычно представляла собой воплощение порядка, спокойное и безупречное помещение, под стать самой Хейворд. Но сейчас выглядела, как поле боя. В раковину свалена грязная посуда. В мусорной корзине и рядом, на полу, валялось полдюжины пустых банок, истекающих остатками томатного соуса и оливкового масла. На рабочем столе лежало почти такое же количество раскрытых кулинарных книг. Страницы засыпаны хлебными крошками и мучными хлопьями. Даже стекло единственного окна, выходившего на перекресток 77-й и 1-й стрит, было заляпано жиром, попавшим туда во время обжаривания колбасы. Хотя вытяжной шкаф включен был на полную мощность, в воздухе висел запах жареного мяса.

Вот уже несколько недель, когда их выходные совпадали, Лаура без видимых усилий кормила его великолепным обедом. Д'Агоста был потрясен, поскольку его бывшая жена, переселившаяся с некоторых пор в Канаду, давала ему понять, что готовка – страшное испытание. Она вздыхала, гремела сковородками, и результат был неудовлетворительный. Да что там! В сравнении с Лаурой это был ночь и день.

К изумлению примешивалась и легкая тревога: будучи капитаном нью-йоркской полиции, Лаура не только была выше его по званию, но и лучше готовила, а ведь всем известно, что мужчины – лучшие повара, особенно итальянцы. Французам до них далеко. Д'Агоста давно уже обещал ей приготовить настоящий итальянский обед, какой готовила его бабушка. Каждый раз он повторял свое обещание, и будущий обед становился все сложнее и изысканнее. Сегодня настал тот долгожданный вечер: он вознамерился приготовить бабушкину лазанью по-неаполитански.

Придя в кухню, он обнаружил, что не помнит в точности, как готовила бабушка неаполитанскую лазанью. О да, он присутствовал при этом десятки раз. Часто помогал ей. Но из чего конкретно состояло рагу, которое она выкладывала на слои пасты? И что именно добавляла к крошечным фрикаделькам, вместе с колбасой и разнообразными видами сыра? Все это употреблялось в качестве начинки. В отчаянии он обратился к кулинарным книгам Лауры, однако все они давали противоречивые советы. После нескольких часов напряженного труда ингредиенты находились в разной степени готовности, а беспокойство усиливалось с каждой секундой.

Он услышал, как изгнанная в гостиную Лаура что-то сказала. Глубоко вздохнул.

– Что ты сказала, малышка?

– Сказала, что завтра вернусь домой поздно. 22 января Рокер устраивает собрание для всех капитанов. В понедельник вечером придется срочно подготовить доклады.

– Да уж, Рокер любит бумажки. Кстати, как у него дела? Ведь комиссар твой приятель.

– Никакой он мне не приятель.

Д'Агоста снова вернулся к булькавшему на плите рагу. Он был убежден, что вернулся на старую работу и восстановился в должности только потому, что Лаура замолвила за него словечко Рокеру. Ему это было неприятно, но что поделаешь?

В этот момент из кастрюли с рагу поднялся большой пузырь и, взорвавшись подобно вулкану, брызнул соусом ему на руку.

– Ух! – завопил он и сунул руку в миску с водой.

Убавил пламя горелки.

– Что такое?

– Ничего. Все в полном порядке.

Он помешал в кастрюле деревянной ложкой и обнаружил, что соус пристал ко дну. Торопливо переставил его на дальнюю горелку. Поднес ложку ко рту и осторожно попробовал. Что ж, неплохо, даже хорошо. Комков нет, вкус приятный, хотя и чувствуется, что слегка пригорело. Ну, до бабушки ему, конечно, далеко.

– Что же еще положить в рагу, бабушка? – пробормотал он.

Если ответ и поступил, Д'Агоста его не услышал.