Там, где цветут дикие розы. Анатолийская история - Марк Арен

Оставшись один, он понюхал бумажный квадратик, и ему показалось, что тот источает пьянящий аромат. Блаженно улыбнувшись, Даниэл бережно спрятал его в карман. Затем, отойдя на свой привычный пост, посмотрел на окна ее дома. Через некоторое время в одном из них зажегся свет, и появившаяся в нем Кэт махнула ему сверху рукой. Помахав ей в ответ, он вскочил в седло своего мотоцикла, завел его и, подняв на дыбы, как заправский ковбой своего мустанга, помчался домой. А из окна, до тех пор, пока он не исчез за поворотом, ему вслед, улыбаясь, смотрела Кэт…

Придя домой, Даниэл все никак не мог успокоиться и найти себе место, все пытался чем-то заняться, чтобы поскорее прошел бы вечер и наступила бы ночь, а за нею долгожданное утро, когда можно будет позвонить и вновь услышать ее голос и, быть может, если ей разрешат, вновь увидеть ее, причем не крадучись, как вор за спинами прохожих, а идя рядом и наслаждаясь счастьем от ощущения ее тепла в своей ладони.

Чтобы хоть как-то убить время, он включил «Евроспорт». На экране телевизора замелькали фигуры футболистов, а комнату заполнил взволнованный голос комментатора, живописующего перипетии спортивной борьбы. Еще вчера этого было бы достаточно, чтобы занять его до окончания матча. Но то было вчера! А сегодня его хватило не более чем на пять минут. Причем эти пять минут он делал вид, что смотрит телевизор. У него даже не возникло желания понять, кто играет и каков счет. И если раньше он порою забавлялся тем, что, наблюдая за игрой не сначала, по косвенным признакам старался понять, в чью пользу складывался матч, то сейчас на вопрос вошедшего в комнату отца «а кто играет?» в неведении пожал плечами.

Зайдя на кухню, удивленный этим отец спросил у жены:

— Наш, часом, вдруг не заболел? Он смотрит футбол и не знает, кто играет. Такое раньше за ним не наблюдалось.

— Я сама теряюсь в догадках, — вытирая о передник руки, ответила мать Даниэла. — Вернулся с занятий сам не свой; какой-то весь взбудораженный. Напевая что-то, лез ко мне танцевать и целоваться.

— Может быть, выпил?

— Да нет, — покачала головой мать. — Я бы почувствовала. Здесь что-то другое.

Отец прикрыл кухонную дверь и сказал, понизив голос:

— Слушай, мы сейчас должны быть очень внимательны к нему. Среди студентов есть такие, которые давно нюхают всякую гадость и стремятся приучить к ней как много больше новых ребят, потому что за это получают от наркодилеров большие скидки. Как бы они его не взяли в оборот.

— Упаси боже, — испуганно всплеснула руками его супруга. — В нашей семье этой гадости не было никогда. И если твоя тоже этим не грешила, то и наш мальчик к этому не пристрастится.

При этом она с подозрением глянула на супруга.

— Ты на что намекаешь? — вскинув брови, спросил ее муж.

— Да на то, что у нас в Советском Союзе этой заразы и в помине не было. А вот у вас, на Востоке, этим делом промышляют даже в кафе, — ответила ему жена, подбоченившись и всем своим видом выражая гордость за нравственные устои Советской Армении.

— Знаем, знаем, — усмехнувшись, ответил ее муж. — В вашем Советском Союзе не было не только наркотиков, но и секса. Сам когда-то слышал, как одна женщина сказала об этом во время телемоста. А что касается того, что ты имеешь в виду, так то кальяны, и они имеют отношение к наркотикам, как аккумулятор к ишаку.

Супруга, закипая от возмущения, уже приготовила разящую ответную фразу, но в кухню вошел Дэн и попросил у мамы чаю.

— Садись, сыночек, сейчас налью, — ответила ему мать и, подвинув сыну стул, направилась к чайнику. Налив в стакан заварки и залив ее кипятком, она поставила чай перед сыном и села напротив него. Поймав взгляд мужа, она слегка кивнула в сторону сына. Тот, понимающе кивнув в ответ, прокашлявшись, спросил:

— А что, сын, э… Как там у вас в университете насчет наркотиков?

— Тебе нужны наркотики? — удивленно посмотрел на него Дэн.

— Что ты, что ты! Зачем они мне, я даже не знаю, что это такое, — перехватив возмущенный взгляд жены, испуганно ответил отец. — Просто везде пишут, что у вас ими балуются многие, а некоторые и промышляют. Ты, часом, ничего об этом не слышал?

— Вообще-то нет, но, если хочешь, я могу поинтересоваться, — думая о своем, машинально ответил ему Дэн.

— Нет, сыночек, — смерив мужа испепеляющим взглядом, вмешалась мать. — Папа этого не хочет. Вообще-то он хочет покурить. Так что ты возьми чай и пойди в свою комнату.

— Я вовсе не хочу курить, — удивился отец, — я же недавно выкурил сигарету.

— Нет хочешь, — чуть повысив голос, сказала неумолимая супруга, — ты же поел жирного, а после этого тебя всегда тянет покурить.

Пожав плечами, Дэн взял свой чай, пару печений и ушел к себе.

— Вот с чего ты сейчас взяла, что я хочу курить?! В другой раз ты же сама против того, чтобы я курил дома, а сейчас, нате, пожалуйста, сама и предлагает. Ей-богу, вас, женщин, невозможно раскусить.

— А нас не надо кусать, нас надо слушаться, — назидательно ответила ему жена и продолжила в том же духе: — И еще надо думать, прежде чем говорить. Особенно с сыном. Если в разговоре с ним ты хоть раз отвлечешься от своего телевизора, то заметишь, что он вырос. А ты продолжаешь говорить с ним словно с ребенком. Вот зачем ты привязался к нему со своими наркотиками? Начитался своих дурацких газет. Ты бы еще его о проститутках спросил!

Потеряв от возмущения дар речи, отец взял с полки сигареты и, хлопнув дверью, вышел на балкон.

— Я же говорила, что ты хочешь курить, — торжествующим голосом сказала ему вслед жена.

Пока родители препирались на кухне, Дэн включил в своей комнате музыку, надел наушники и, погрузившись в уютное кресло, незаметно для себя уплыл в сказочный мир ночных сновидений.

И снилось ему, будто они с Кэт бегают по залитому солнечным светом лугу, пестрящему россыпью разных полевых цветов. И будто на голове у Кэт венок из этих цветов, а у него в руках тар, доставшийся ему от маминого деда…

Проснувшись поутру, он поначалу не сообразил, как так случилось, что он заснул одетым в кресле… Но тут же вспомнил, что за чудо произошло с ним вчера. А вспомнив, подскочил от радости. Посмотрев на часы и увидев, что пока еще восемь, он начал думать о том, когда ей можно или нужно позвонить.

Было ясно, что звонить слишком рано — нельзя, а слишком поздно — опасно; ведь, не дождавшись его звонка, она могла бы спланировать свой день как-то иначе. Хотя, по имеющимся разведданным, у нее и не было для этого особого выбора: так, пара подруг, мама да папа, вот и все ее реальные спутники по прогулкам в уик-энд. Но тем не менее, как говорится, чем черт не шутит, когда другие спят! Ведь сказано «не искушай», поэтому и позвонить следует не слишком рано, чтобы не разбудить, но и не очень поздно, чтобы не прозевать. Оставалось неясным только «когда?».

Помучавшись еще минут пятнадцать-двадцать и решив, что это должно быть никак не раньше и ни в коем случае не позже 11 часов, он надумал, чтобы хоть как-то убить время, прибраться в своем столе, где уже трудно было что-либо найти, и сбегать в магазин. По его прикидкам, на это могло бы уйти не менее часа.

Вытащив из стола большущий ящик и вытряхнув его содержимое на ковер, он стал методично отделять полезные вещи от хлама, который скорее всего когда-то тоже был полезным. В первые минуты он сам себе казался Золушкой, отделяющей черную фасоль от белой. Возможно, что и ему, как и Золушке, помогли какие-то — в его случае явно невидимые — друзья, потому что, закончив работу и глянув на часы, он с огорчением увидел, что прошло-то всего лишь десять минут.

Тогда он начал прибирать в шкафу, где в общую кучу была свалена вся его одежда. Очевидно, что при таком способе ее хранения одевание сопряжено с некоторыми сложностями, но зато каждый знает, что раздевание при этом же происходит почти мгновенно. Однако раз многовековой опыт человечества предлагает полки и плечики, он решил потратить еще какое-то время для того, чтобы приобщиться к этим общечеловеческим ценностям.

Взявшись за новое дело, развесив все, что было призвано висеть, и разложив все то, чему предписано лежать на полках, он смог «убить» еще порядка двадцати минут. Распрямив затекшую от возни в три погибели спину, он посмотрел по сторонам в поисках нового занятия. Увы, делать было решительно нечего. Пока он соображал, чем бы себя еще занять, за дверью послышался голос мамы. Обрадовавшись, что можно идти в магазин, Дэн забежал на кухню и, узнав, что нужно купить, надел куртку и, переобувшись в ботинки, выскочил за дверь.

Едва он вышел за порог своей квартиры, как прямо перед его носом стала закрываться дверца лифта. Но Дэн успел разглядеть за нею фрау Хофманн. Эта была странная женщина. Ей доставляло удовольствие закрывать дверцу лифта прямо перед носом своих соседей. Как и всегда в таких случаях, Дэн стремглав кинулся вниз по лестнице. Ибо не меньшее удовольствие ему в таких случаях доставляла возможность обогнать лифт, с тем чтобы, выскочив первым на улицу, в свою очередь захлопнуть перед носом у зловредной соседки дверь парадной. Он уже вычислил закономерность: если он успевал разглядеть в лифте соседку, то обгонял ее в их состязании по гонкам вниз и успевал выскочить из парадной так, чтобы хлопнуть дверью перед носом фрау Хофманн. И наоборот, если дверца лифта закрывалась раньше, чем он успевал разглядеть в нем соседку, то она выходила из парадной раньше него. Вот и сейчас, успев разглядеть в лифте довольное лицо фрау Хофманн, он оказался внизу раньше нее и захлопнул перед ее носом дверь их парадной. Обрадовавшись такому удачному началу дня, он, как мальчишка, вприпрыжку побежал в минимаркет.