Мститель. «Мыльный» детектив - Семён Ешурин

Регель, проклиная жадность адвоката, разорвал первый чек и выписал второй на требуемую сумму.

Адвокат стал собирать чемодан. Миллионер проговорил:

– Вы, мистер Скотт, можете впоследствии как бы случайно проговориться. Беднягу Джерри Вы этим всё равно не спасёте, но пострадает репутация моя, шерифа, Сэнди и двух будущих свидетелей.

– Раз уж я взял чек, – проговорил молодой человек, – то это молчаливо подразумевает, что я буду молчать и не проговорюсь ни случайно, ни специально. Но раз уж вам этого мало, то торжественно клянусь, что пока жив хоть один из перечисленных пяти «достойных» джентльменов, их репутация по моей вине не пострадает!

Шериф рассмеялся:

– Значит, сперва сам или с чьей—либо помощью «спровадишь» всех пятерых на тот свет, и лишь потом опорочишь их репутацию!

– Для любителей конкретики уточняю: ни прямо, ни косвенно не буду марать руки о такую мразь, как эта «великолепная пятёрка»!

Эб Регель усмехнулся:

– Хорошо, молодой человек. Если меня не будет в живых, то как-нибудь переживу потерю репутации!

Шериф и миллионер вышли из комнаты.

Адвокат кончил собирать чемодан и отбыл в Мемфис.

Шериф вернулся в свой рабочий кабинет и позвонил Килки:

– Джерри, зайди ко мне. Надо кое-какие детали обговорить.

Как и предполагал Эб Регель, Килки оказался примерным семьянином. Спасая жизнь жене и дочери, он согласился взять на себя вину за убийство бармена Билла Франкфорта.

Прошло две недели. Эб Регель организовал дочери роскошную, хотя и поспешную свадьбу.

Подружки невесты догадывались о причине такой поспешности и много «судачили» на эту деликатную тему.

Минули ещё две недели, и в Гринфилде состоялся суд над Джерри Килки, обвиняемым в убийстве бармена.

Настоящий убийца Сэнди Кэртис по совету отца на суд не пошёл. Но его молодая беременная ничего не подозревающая супруга не отказала себе в этом удовольствии.

Домой Вел пришла в подавленном настроении – обвиняемого приговорили к электрическому стулу.

– Ты знаешь, – спросила она мужа, – на кого убийца чаще всего смотрел?

– На жену и дочь, наверно? – предположил настоящий убийца Сэнди.

– На них тоже, но чаще всего – на меня! Сама не знаю: почему?

Муж резонно предположил:

– Может, кто-нибудь сидел рядом с тобой, и Джерри смотрел на него?

– Слева от меня какая-то негритянка что-то там вязала, а справа какой-то высокий тип что-то строчил в блокноте.

Сэнди передал слова жены отцу. Шериф забеспокоился и сообщил про «какого-то высокого типа» Регелю. Эб тоже забеспокоился и уточнил у дочери примерный рост обладателя блокнота. После этого успокоился – судя по росту это не мог быть Фрэнк Скотт, даже загримированный. Видимо, это какой-то журналист. Судя опять-таки по росту – не местный.

Вскоре Вел заявила мужу:

– Эта Саманта словно с цепи сорвалась!

– Она тебя ударила?! – встревожился Сэнди.

– Нет. Но так на меня смотрит, что уж лучше бы избила! … Только чтобы наш будущий малыш при этом не пострадал! Как будто это Я её муженька приговорила!

Эб и Вуди тоже заметили, что Саманта Килки смотрит на них с ненавистью и презрением. По этому поводу Регель сказал своему соучастнику:

– А ты хотел, чтобы она глядела на нас с любовью?!

Глава 2

Девятого января Сэнди пришёл домой в подавленном настроении. На расспросы жены нехотя ответил, что вчера был приведён в исполнение приговор над Джерри Килки.

У Вел сразу заболела голова, и она решила прогуляться. Миссис Кэртис задумалась о печальной судьбе Килки и поскользнулась. При падении она сломала ногу. Боль была такая сильная, что у несчастной женщины произошёл выкидыш. Врачи сказали, что Вел не сможет иметь детей!

Эб перепугался и сказал шерифу:

– Это Бог покарал Сэнди за Билла, а нас с тобой – за Джерри!

– ПОд ноги надо было твоей Вел смотреть! – огрызнулся Вуди Кэртис.

После этого трагического случая Вел Кэртис стала замечать, что миссис Килки перестала её презирать. Но отношение вдовы к Эбу Регелю и Вуди Кэртису осталось без изменений.

Третьего февраля Кэт Килки исполнилось 10 лет. В этот день её мать Саманта получила странное письмо без обратного адреса.

«Уважаемая миссис Килки! – писал неизвестный автор. – Поздравляю с круглой датой Вашу дочь и… мою юную сестрёнку Кэт! Не удивляйтесь – она моя сестра (разумеется, только по отцу!). Не осуждайте Вашего мужа. Хотя бы потому, что он этого всё равно, к сожалению, не услышит! Мой папа до самой смерти не знал, чем закончилось лёгкое увлечение его юности.

Я глубоко обеспокоен судьбой сестры, которая после папиной смерти осталась почти без средств к существованию. Моё финансовое положение тоже незавидно, но не до такой степени! Поэтому я могу позволить себе (надеюсь, Вы тоже позволите!) оказывать сестре (а до её совершеннолетия – Вам, миссис Килки) посильную финансовую помощь.

Ежегодно (начиная с этого года) в день рождения моей милой сестры на Ваш счёт в банке будет приходить денежный перевод. Заранее прошу простить, если присылаемые деньги покажутся Вам недостаточными.»

Подписи под письмом не было, даже неразборчивой.

Саманта несколько раз перечитала письмо и спросила дочь:

– Помнишь, ты в детстве часто просила завести братика?

Девочка удивилась и обрадовалась:

– Мамочка! Поздравляю!

– НЕ с чем меня поздравлять! – хмуро ответила Саманта.

Кэт тоже нахмурилась:

– Неужели твой будущий ребёнок не от папы?!

– От папы. Но не от меня! И уже не ребёнок!

В тот же день Саманта Килки пошла в банк и узнала, что на её счёт переведены пять тысяч долларов. Хороший подарок ко дню рождения дочери!

Деньги были переведены из банка, расположенного в Мемфисе. Почта, с которой было направлено письмо, судя по почтовому штемпелю, находилась там же.

Когда Саманта вернулась домой, Кэт неожиданно сказала:

– Мама! А я видела своего брата!

– Как?! – удивилась миссис Килки. – И давно он ушёл?

– А он не ушёл, … потому что и не приходил! Я его видела не сейчас, а на суде. В его сторону папа очень часто смотрел!

– Это такой высокий в очках?! – воскликнула мать.

– Конечно! Он чего-то там чирикал постоянно.

– Но рядом с ним должна была сидеть его мать! – предположила Саманта.

– Рядом с ним сидела миссис Вел Кэртис. Но она не могла быть его матерью. Разве что ещё одной сестрой!

И девочка рассмеялась собственной шутке.

Во время суда над мужем Саманта видела, что Джерри часто смотрит на Вел Кэртис. Правда, рядом с той сидела какая-то негритянка, вяжущая что-то, но на такую страшилу её муж вряд ли «клюнет». По городу к тому времени ходили слухи, что Вел вступила в брак, уже будучи беременной. Саманта тогда решила, что Вел ждёт ребёнка от её Джерри и поэтому тот так на неё глазеет. Видимо (как считала тогда Саманта), шериф узнал об этом и в виде мести свалил на Джерри вину за нераскрытое убийство бармена. Поэтому миссис Килки так ненавидела Вел (а заодно её папашу и свёкра). Правда, когда соперница потеряла ребёнка, Саманта перестала её ненавидеть – она понимала, что к клевете на Джерри эта смазливая дурочка отношения не имеет, иначе бы всем растрепала правду!

Теперь же выходило, что Джерри смотрел вовсе не на Вел, а на своего высокого внебрачного сына, и вся «конструкция» рухнула. Получалось, что у шерифа не было мотива «подставлять» из мести Джерри Килки. (То, что он его «подставил», спасая собственного сына, Саманта знать не могла.) А если учесть, что обвиняемый во всём признался, то возможно, он и впрямь убийца бармена.

Миссис Килки изложила дочери гипотезу о виновности её отца. Кэт возмутилась:

– Мама! КАк ты только могла это подумать?! Ну, не мстил Регель папе за якобы совращение его «бесценной» дочурки Вел. И что с того? Значит, был другой мотив.

– Ну и какой же?

– Подумать надо.

Девочка подумала и придумала:

– Например, бармен случайно узнал что-то, чего знать не должен. Он стал шантажировать шерифа или Регеля. Тем это не понравилось, и они подготовили убийство бармена. Заранее подкупили свидетелей. Бармена застрелили, а папу чем-то запугали, чтобы он признал вину. А улики умело подтасовали.

– Пожалуй, доченька, ты правА! – согласилась Саманта.

С тех пор она хоть и перестала ненавидеть Вел, но по-прежнему с ненавистью взирала на её отца и свёкра.

Как-то Кэт попросила у матери деньги на мороженное. Та вздохнула, но дала.

– Жалко с деньгами расставаться? – спросила девочка.

– И не говори! Словно от сердца отрываю!

– А ты, мамочка, оторви от сердца только раз в году, но сразу тысячу! И больше я у тебя ни цента не попрошу.

– Зато Я у тебя из этой тысячи попрошу! … Но ты не давай!