Праздные дни на Янне - Лорд Дансени

Жуки, совершая свой путь, тоже вносили свои звук. Но они неуловимы для человеческого уха. В их полете сквозила некая зависть к нарядно разодетым модницам бабочкам.

Бабочки рассказывали о многом – диковинных, разнообразных цветах и заброшенных поселениях, о ярких красках гибнущих джунглей. Человек не слышал их голосов. Их не различало человеческое ухо. Песня бабочек летела над рекой, над берегом, над лесом, привлекая только птиц – их извечных врагов. А иногда садились они на огромных восковых цветах растения, которое обвивается вокруг лесных деревьев; и их большие, яркие крылья полыхали на пестрых цветах, подобно тому, как переливаются на базарах чудесные шелка, расстилаемые ловкими купцами на удивление жителям славных Холмов Нура.

Солнце, этот дневной властелин, пригрело и сморило всех. И люди, и звери, и неведомые прибрежные чудовища задремали. Кто где Обитатели реки просто уткнулись в ил. Для своего капитана матросы соорудили прекрасный шатер. Сами же, оставив вахту, разлеглись под парусом, натянутом между двумя мачтами на манер навеса. Устроившись там поудобнее, они лениво перекидывались историями, рассказанными уже сотни раз. В основном, будучи людьми набожными, они говорили про богов, каждый про своего, пока не уснули мертвым сном. Капитан пригласил меня под сень своего шатра с золотыми кисточками, и там мы говорили. Поговорили про его корабль, про товары, которые он везет для продажи, про прекрасный Белзунд, про то, что он повезет обратно. Глядя на птиц и бабочек, убаюканный рассказом капитана, я заснул. И мне приснилось, будто я монарх и въезжаю в свою столицу под яркими флагами, и сотни музыкантов ублажают мой слух самыми изысканными мелодиями, слышна только их музыка.

Первым человеком, которого я увидел, проснувшись, был капитан. Он будто не ложился отдыхать. Стоя у борта корабля, окутанный вечерней прохладой, он готовился к заходу в гавань.

Мы подходили к просторному дворцу Ашатахан, выходившему на реку. Чудные старинные лодки были привязаны здесь к ступенькам. Корабль подошел поближе, и стали видны открытый мраморный двор, колоннада городских фасадов, надвигавшаяся на двор со всех сторон. По улицам, площадям, по мраморному двору вдоль колонн прохаживались граждане города с той важностью, будто участвуя в древних Церемониях. Это и правда был очень древний город; редкий орнамент на домах сохранился от стародавних времен, хотя время его не щадило, и его не восстанавливали, и везде были каменные статуи существ, давно ушедших с лица Земли: драконов, грифонов, крылатых коней и горгулий. Все было древним, старинным в Аштахане. Ничего нового, вещи, люди, обычаи – все древнее. Торжественные горожане не обращали ни малейшего внимания на нас, проплывающих мимо. Они продолжали свои странные для других людей ритуальные шествия, а моряки, знающие их обычаи, не обращали на них никакого внимания. Вот мы подплыли поближе, и я, увидев человека у воды, решил окликнуть его.

И спросил, что делают люди в Ашатахане, каковы их товары и с кем они торгуют. Он отвечал:

– Мы здесь опутываем, связываем Время, чтобы оно не убило наших богов.

Я поинтересовался, что же это за боги, которым они поклоняются, и он отвечал:

– Это те боги, которых еще не убило Время.

Потеряв ко мне интерес, он отвернулся и больше не произнес ни слова, снова вернувшись к своим торжественным церемониям.

А мы между тем медленно поплыли вперед и миновали Аштахан. В нижнем своем течении река сделалась шире, и мы увидели множество птиц, ныряющих за рыбами. Это было странное зрелище. Красиво разодетые, ярко раскрашенные, они были похожи на диковинные стрелы с заостренным наконечником – клювом. Они пронзали поверхность реки, настигая свою добычу.

Тем временем вечер вступал в свои права. Он заявил о себе густым белым туманом, повисшим над рекой. Опутав белизной деревья, он поднимался все выше, холодя воздух, вызывая в памяти различные страшные предания о чудовищах и призраках. О душах умерших, возвращающихся на' землю за новыми жертвами.

Солнце совсем спряталось за яркие, пестрые поля различных цветов, которые цвели на густо заросшей вершине, разные речные чудовища выползли из ила, куда забрались отдыхать в полуденный зной, и неизвестные огромные животные выходили из джунглей на водопой. Зато дневные красавицы бабочки улетели отдыхать, изрядно устав за целый день танцев. В узеньких протоках, по которым мы плыли, уже воцарилась ночь. Солнце, перед тем как уйти на покой, посылало свои последние лучи.

Лесные птицы срочно заторопились домой в лес, в джунгли. Пролетая над нами в последних отблесках солнечных лучей, казалось, обессилев, опускали крылья и камнем падали в гущу деревьев. Разных размеров, расцветок, почти уже не различимых, они свистели и потом неожиданно взмыли ввысь и снова опустились. Рассекая воздух со свистом, над нами пронеслась небольшая стая гусей, которые, как рассказали матросы, повинуясь закону природы, недавно прилетели сюда; из года в год совершают они один и тот же путь, огибая пик Млуна. Повинуясь своему закону, их поджидают разные хищные птицы. Орлы знают их путь, говорят – даже час их появления, и каждый год повторяется одна и та же картина, предопределенная природой, в которой побеждает сильнейший. Когда тьма окончательно сгустилась, не было видно ничего, и все движение различалось только по доносившимся до нас звукам. Наконец все успокоились на берегах реки. Настало время птиц ночных. На корабле зажгли фонари, и конечно же, на их яркий свет прилетели ночные бабочки и закружились вокруг корабля. Они отбрасывали разнообразные тени при свете фонарей. Матросы снова молились, потом подали ужин, и снова все провалились в сон.

Когда я проснулся, было уже светло. Корабль стоял в знаменитом городе Педондарис Это было очень приятное зрелище после нескончаемых джунглей, которые достаточно нас утомили. Бросив якорь близ базарной площади, капитан и команда тут же развернули товары, и подошедший купец из Педондариса стал рассматривать их. Сцена была самая обычная. Капитан держал в руке ятаган, стуча им по палубе; цена, названная торговцем, показалась всем возмутительной, и капитан призывал своих богов в свидетели своему гневу. Он также обещал страшные кары на голову купца и его родственников, а также всей страны. Купец же совершенно невозмутимо призывал на свою сторону своих богов, которые должны были засвидетельствовать его честность. Он оправдывал себя тем, что покупает все для бедняков, котором и хочет продать по самой низкой цене, даже не мечтая о прибыли. Большей частью товары были нужные и полезные в обиходе. Значит, сказал торговец, если он даст хоть на один пиффек больше, то бедный народ останется зимой без ковров и вечерами без трубки, а он и его старый отец будут голодать. Это была игра, понятная самим актерам. Капитан поднес ятаган к горлу, заявив, что ему остается лишь умереть. Делал он осторожно, стараясь не задеть горло и бороду. Купец, оценив этот шаг, снова взглянул на товары и сказал, что не позволит умереть столь достойному капитану, человеку, к которому питает чувства сродни любви, едва завидел его корабль, и что пусть и станет голодать сам, но дает еще пятнадцать пиффеков сверху.