Весенние грозы - Виктор Ночкин

Когда паренек возвратился, в печи уже развели большой огонь, гости разделись, насколько позволяли приличия, и сушили мокры плащи. Юный хозяин сунулся туда, сюда… его суета не требовалась, в фургонах нашлось достаточно припасов, чтобы накрыть стол. Затем парня кликнули к королю. Ингви хотел расспрашивать мокрогорца, что за новые люди объявились в пределах державы, но юноша ничего не знал толком. Его оставили на хозяйстве, теперь приходится одному за всем присматривать – головы не поднять, не то, что еще куда-то отлучаться, на чужаков глядеть.

– Надо же, – заметила Ннаонна. – Тут миротрясение начинается, народы с места сдвинулись, того и гляди все кругом задрожит и развалится, а ему головы не поднять…

– Люди не любопытны, – поддакнул Ингви. – Тем более, здесь, на окраине Мира.

Юнцу, должно быть стало обидно за себя и за родные края. Во всяком случае, он набрался смелости буркнуть:

– И вовсе не окраина Мира у нас, а самое, что ни есть, замечательное королевство!

– Я знаю, – кивнул Ингви. – Замечательное.

– И хозяйство, опять же! – разошелся паренек. – Куда я от него? Мне батя велел. Ну, побегу я на этих оборванцев глядеть, на пришлых, а ну как лиса опять ограду подкопает? Или еще чего? Как я бате на глаза покажусь, ежели беда какая стрясется? Опять же, налоги вашему королевскому величеству платим исправно, мы добрые подданные! Миротрясение или еще чего, а нам хозяйство содержать надобно.

– Вот видишь, – обернулся король к Наонне, – как рассуждают мои подданные? Налоги им платить надо, значит, любопытство подождет.

Ннаонна не нашлась, что ответить, поэтому на всякий случай показала верноподданному мокрогорцу язык.

– А чего? – покраснел юный фермер. – Разве не так?

– Воистину так, – торжественно провозгласил Ингви. – К тому же Гуэнверны еще не протрубили. Пока что можно заниматься хозяйством.

Всем ведомо, что конец Мира будет возвещен призрачными всадниками – Гуэнвернами. Пока не звенит над Миром вой серебряных труб, значит, рано волноваться.

Глава 2

Ванетиния

Услыхала ли Гунгилла Прекрасная молитвы верующих, или решила так по иным причинам – но весна в этом году выдалась ранняя. В течение двух недель снежные одеяла, укутавшие столицу Империи, осели, прохудились, истаяли. Повсюду журчали ручьи, все пело, звенело и пробуждалось. Столица преобразилась. Улицы в центральной части вокруг Валлахала, омытые талой водой, сияли чистотой. Прохожие останавливались, подставляя лицо теплым солнечным лучам, блаженно жмурились… На окраинах, конечно, повсюду была грязь, но и беднота радовалась приходу тепла. Люди весной частенько радуются просто так, без причины – радуются тому, что пережили зиму с метелями и холодами, дотянули до теплых дней. Весной легко надеяться на лучшее…

Алекиан, приняв решение о предстоящем походе, сразу успокоился. Если прежде было заметно, каких усилий стоит юному самодержцу поддерживать равнодушную маску, то, едва энмарские послы торопливо отбыли восвояси, Алекиан преобразился. Теперь он стал медлительным, немного рассеянным, движения утратили нервную быстроту. Санелана с тревогой приглядывалась к мужу – слишком уж часто он меняет повадки. Да и император стал внимательней к супруге, не напоказ, а в самом деле. Мало-помалу и жизнь Валлахала стала спокойней. Установились порядки, собрался круг придворных – хорошо одетых знатных бездельников обоего пола, без которых невозможно представить себе императорский дворец. Сперва, напуганные суровыми мерами Алекиана, царедворцы разъехались по своим поместьям и, сидя в глуши, жадно ловили новости, исходящие из столицы. Постепенно они вновь потянулись ко двору. Зимняя тоска, любопытство, надежды занять при заново формируемом дворе более высокие, чем прежде, должности – все это подталкивало в путь. Кто привык жить при дворе, в центре Империи, кто привык ощущать сопричастность дыханию Мира, тому нелегко обходиться без привычного наркотика. Многие поместья к югу и востоку от столицы были разорены прошлогодними войнами, жить там стало тяжко и неуютно. На западе тоже стало страшновато – сантлакскую границу стерегли, но слухи о бандах мародеров не стихали… а на севере – беженцы из Анновра. Рассказы о жесткости и коварстве нелюдей заставляли забыть о страхе перед суровым императором. Выходило, что в столице сытней и безопасней.

Явившись в Валлахал, господа нашли, что слухи о безумии и жестокости Алекиана оказались сильно преувеличены. Его величество выглядел скорее замкнутым, чем сердитым, а с императрицей бывал по-настоящему нежен.

Придворные дамы приглядывались к округлым формам ее величества – искали признаки того, что Санелана в тягости. Никаких поводов для подобных предположений не было, но дамы поопытней подмигивали: мол, мы-то видим, как они смотрят друг на друга, их величества.

Вместе с тем Коклос Полгнома так и не сумел возвратить влияния на «братца». Император глядел холодно и время от времени напоминал о предстоящем походе, куда карлику надлежит отправиться с войском.

Проповедник Когер по-прежнему находился при особе императора и ежедневно молился в часовне вместе с его величеством. Когеру также было велено готовиться к походу, и архиепископ даже не пытался спорить с решением Алекиана. Мунт намеревался отправляться на север к войскам Белого Круга, и хотел, чтобы вдохновенный чудотворец следовал в архиепископской свите, но решения его величества не подлежали обсуждению.

Придворных мало интересовали предстоящие походы. Они распределили должности, заново обжили покинутые покои. Кто был робок – избегал императора, зато Санелана всегда оказывалась готова принять и выслушать…

Весной, когда стало ясно, что холода больше не возвратятся, неожиданно для всех при дворе объявился король Сантлака Метриен Первый. Прежде придворные слыхали, что верзила содержится под стражей, как изменник – теперь они не знали, как следует держать себя с поверженным королем. Впрочем, на людях Метриен почти не показывался, лишь несколько раз на торжественных приемах верзилу демонстрировали двору и послам. Держался Метриен сдержанно и скромно. Его неизменно сопровождали гвардейцы с оружием наголо и несколько Изумрудов – и эта свита куда больше напоминала конвой, нежели почетный караул.

Не укрылся от внимания царедворцев и металлический ошейник на мощной шее Метриена, однако назначение такого странного украшения оставалось тайной… Опального монарха старались не поминать, при дворе и без него хватало тем для бесед. Праздных обитателей Валлахала куда больше занимала погода. Весной всех занимает погода.

С возвращением придворных у Коклоса прибавилось забот. Теперь повсюду можно было столкнуться с праздными вельможами, занятых единственно поисками развлечений в унылом Валлахале. Скучающие кавалеры и дамы слонялись там и сям, так что карлику приходилось теперь трижды оглядеться, прежде чем лезть в какой-либо из тайных проходов. К тому же Полгнома взял себе за правило присматривать и за этими ничего не значащими людишками – не для какой-то пользы, нет, от бездельников не зависело ровным счетом ничего, они исполняли в Валлахале роль мебели. Но Коклос не упускал случая подглядеть какой-нибудь мелкий секрет, подслушать невзначай произнесенную шутку с двусмысленным подтекстом. В конце концов, рассуждал карлик, если придворные – мебель, то ведь и за мебелью следует следить.

Единственным местом во дворце, которого шут старательно избегал, оставалось логово Изумрудов. Во-первых, подобраться к чародеям было трудно, они давно обнаружили и замуровали большую часть тайных лазов, которые вели в их покои. Во-вторых, никогда не знаешь, что под силу тому или иному магу, а что нет. А ну как он тоже следит за тобой? Между тем именно Изумруды интересовали сейчас Полгнома. Гиптис явно был осведомлен относительно положения короля Метриена, да и кому, как не магам, было знать о загадочном даре проповедника Когера? Чудесная сила, которой владел провинциальный клирик, некоторое время оставалась темой придворных сплетен, но к ней привыкли, перестали удивляться. Появились новые темы, легкомысленные валлахальские щеголи увлеклись другими новостями, а Коклос никак не мог успокоиться. Разумеется, он частенько следил за Когером, но ничего особенного в неуклюжем увальне не находил. Внешне – обычный клирик, каких в империи сотни и сотни, ничего примечательного.

Наконец Коклос решился – если за Изумрудами не получается следить тайком, остается пойти и поговорить с Гиптисом открыто. Только момент подходящий улучить. Придворный чародей редко бывал в хорошем настроении. Забот у него много, а численность клана порядком сократилась, да отношение к Изумрудам из-за предателя Велиуина стало куда как менее почтительным. Гиптис убил изменника своими руками, но человека погубить легко, куда сложней одолеть вздорные слухи… Словом, Коклос решил дождаться удобного момента и потолковать с магом начистоту – ну, разумеется, настолько начистоту, насколько это возможно между придворным магом и придворным шутом.