Страстная пятница - Френсис Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Эй, глянь! - сказал один из ребят. На шее у него был кожаный ошейник с металлическими остриями, угри под белым гримом лица. - Монашки!
- Пингвины! - добавил кто-то еще.
Это показалось им очень остроумным, и все шестеро зашлись в хохоте.
"Мы не пингвины", - подумала Кэрол. Она уже много лет не носила полного облачения - только наголовный плат.
- Блин, и удивятся же они завтра утром! - сказала грудастая девица в шелковой остроконечной шляпе.
Еще взрыв смеха у всех - кроме одной. Высокая худощавая девушка с тремя вытатуированными на щеке большими черными слезами и белыми корнями крашеных в черное волос отодвинулась, будто ей было не по себе. Кэрол всмотрелась. Что-то знакомое...
Она опустила стекло.
- Мэри Маргарет? Мэри Маргарет Фланаган, это ты? Еще хохот.
- Мэри Маргарет? - крикнул кто-то. - Это же Викки! Девушка шагнула вперед и глянула Кэрол в глаза.
- Да, сестра. Так меня звали когда-то. Но я больше не Мэри Маргарет.
- Вижу.
Она помнила Мэри Маргарет. Милая девушка, исключительно способная, но очень тихая. Прожорливая читательница, ей всегда было не по себе с другими детьми. В первый год ее оценки резко упали, а на следующий она не вернулась. Когда Кэрол позвонила ее родителям, ей сказали, что Мэри Маргарет осталась дома. Она не была в состоянии ничего больше выучить.
- Ты сильно изменилась за то время, что я тебя не видела. Сколько три года?
- Это ты говоришь о переменах? - сунулась в окно девушка в остроконечной шляпе. - Подожди до ночи. Вот тогда ты увидишь, как она переменится!
Она расхохоталась, показав хромированный шип в языке.
- Отвали, Кармилла! - сказала Мэри Маргарет. Кармилла не реагировала.
- Они сегодня придут, сама знаешь. Владыки Ночи будут здесь после заката, и это будет смерть твоего мира и рождение нашего. Мы отдадим им себя, мы подставим им горло, чтобы они выпили нас, и мы станем ими. И будем вместе с ними править ночью!
Это было похоже на отрепетированную речь, которую она наверняка не раз повторяла своей облаченной в черное труппе.
Кэрол глядела на Мэри Маргарет поверх головы Кармиллы.
- И это то, во что ты веришь? Чего ты действительно хочешь?
Девушка пожала высокими худыми плечами.
- Получше всего, что мне светило бы.
Старый "Датцун" наконец ожил, трясясь. Кэрол услышала, как Бернадетта включает передачу. Коснувшись ее руки, Кэрол попросила:
- Погоди. Пожалуйста, одну минутку. Она хотела еще что-то сказать Мэри Маргарет, но тут Кармилла ткнула пальцем почти ей в лицо и заорала:
- И тогда вы, суки, и тот занюханный бог, под которого вы, бляди, стелетесь, исчезнете на хрен!
С неожиданной силой Мэри Маргарет отдернула Кармиллу от окна.
- Езжайте лучше, сестра Кэрол, - сказала Мэри Маргарет.
Машина поехала.
- Какого ты хрена, Викки? - услышала Кэрол крик Кармиллы, когда машина отъезжала от темной группы. - В религию ударилась? Тебя, может, надо называть "сестра Мэри Маргарет"?
- Она одна из немногих, кто был со мной честен, - ответила Мэри Маргарет. - Так что отвали, Кармилла, на хрен.
Они остались позади, и разговор стал не слышен.
***
- Что за ужасные создания! - сказала Бернадетта, выглядывая из окна комнаты Кэрол. Она все никак не могла забыть происшествие. - Почти моего возраста и такие ужасные выражения!
Комната Кэрол в монастыре была оштукатуренной коробкой десять на десять футов с потрескавшимися стенами и отстающей на потолке краской. Здесь было одно окно, распятие, комод и зеркало, рабочий стол и табурет, кровать и ночной столик. Не много, но Кэрол рада была называть ее своим домом. Обет бедности она принимала всерьез.
- Наверное, мы должны за них помолиться.
- По-моему, им нужно больше, чем молитва. Поверь мне, они плохо кончат. - Бернадетта сняла висевшие у нее на шее слишком большие четки с распятием и собрала их в руку. - Быть может, мы могли предложить им кресты для защиты?
Кэрол не смогла подавить улыбку.
- Очень гуманная идея, Берн, но не думаю, что они ищут зашиты.
- Да, конечно. - Бернадетта тоже улыбнулась, но скорбно. - Нет, не ищут.
- Но мы будем за них молиться, - сказала Кэрол. Бернадетта села на стул, просидела не больше секунды, встала снова, заходила по тесной комнате. Казалось, она не может сидеть спокойно. Она вышла в холл и почти тут же вернулась, потирая руки, будто умывая их.
- Все так тихо, - сказала она. - Так пусто.
- Очень на это надеюсь, - ответила Кэрол. - Сейчас только нам двоим полагается быть здесь.
Маленький монастырь был наполовину пуст даже когда все его насельницы были на месте. А теперь на следующую неделю школа св. Антония закрылась на каникулы, почти все монахини отправились по домам провести пасхальную неделю с братьями, сестрами, родителями. Даже до тех, кто мог бы в прошлые годы остаться вблизи монастыря, дошли слухи, что сюда движется нежить, и они разбежались на юг и на запад. Единственным среди живых родственников Кэрол был брат в Калифорнии, и он ее не пригласил; и даже если бы пригласил, она не могла бы себе позволить слетать туда и обратно в Джерси просто на Пасху. Бернадетта несколько месяцев уже не имела известий от семьи из Ирландии.
Так что они вдвоем и были оставлены удерживать форт.
Кэрол не боялась. Она знала, что в монастыре св. Антония опасность им не грозит. Монастырь входил в комплекс, состоящий из самой церкви, дома священника, зданий младшей и старшей школы и приземистого старого двухэтажного жилого здания, где сейчас был монастырь. Им с Бернадеттой достались комнаты на втором этаже, а на первом жили монахини постарше.
Всерьез не боялась, хотя ей бы хотелось, чтобы в комплексе остался еще кто-нибудь, кроме нее, Бернадетты и отца Палмери.
- Не понимаю я отца Палмери, - сказала Бернадетта. - Запереться в церкви и не дать прихожанам приложиться к кресту в Страстную пятницу. Где это слыхано, спрашиваю я? Просто не понимаю.
Кэрол думала, что понимает. Она подозревала, что отец Альберто Палмери боится. Этим утром он запер свой дом, забаррикадировал дверь и спрятался в подвале церкви.
Прости ее Господь, но, по мнению сестры Кэрол, отец Палмери был просто трус.
- Как мне хотелось бы, чтобы он отпер церковь, хотя бы ненадолго. Мне необходимо там побыть, Кэрол. Просто нужно.
Кэрол "знала, что чувствует Берн. Кто это сказал, что религия - опиум для народа? Маркс? Кто бы он ни был, он не был совсем уж не прав. Для Кэрол сидение в прохладе и покое под готическими сводами церкви св. Антония, молитва, сосредоточение и ощущение присутствия Господа было как ежедневная доза привычного наркотика. Доза, которой они с Берн сегодня были лишены. Муки абстиненции у Берн были сильнее, чем у Кэрол.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});