Прощай Миледи ! - Максуд Ибрагимбеков

Помню, в этот вечер дядя Джебраил вернулся из Тбилиси, где проходил матч трех республик. Он сидел и рассказывал о матче, о прекрасной спортсменке-дискоболке Нине Думбадзе и о двух каких-то невероятно способных прыгунах - Хандадаше и Балададаше Мадатовых. Дядя Джебраил сказал, что он уверен, что кто-нибудь из нас впоследствии станет чемпионом или ре-кордсменом мира. И я очень рад сейчас, что дядя Джебраил так и не узнал, как он в нас здорово ошибся. Он сказал, что спорт - занятие благородных людей, и только хотел сказать что-то о непоправимом вреде курения в нашем возрасте, когда появилась Сайда. Наверное, дядя Джебраил тоже сразу увидел, что Саид-ка очень похожа на Констанцию Бонасье. Во всяком случае, он поздоровался с нею очень приветливо. Мы сказали Саидке:

- Это дядя Джебраил.

А дядя Джебраил сказал целую фразу по-французски. Он сказал:

- Ле-з-ами де ме-з-ами сон ме-з-ами... - что в переводе оз-начает: "Друзья моих друзей - мои друзья".

Мы потеснились и уступили ей место на ступеньке. Она села прямо напротив дяди Джебраила, и теперь казалось, что он рас-сказывает только для нее, а мы не в счет.

Это всегда так: стоит Саидке появиться, как все начинают с ней носиться. И дома у них все для Сайды, и везде. Но нам это было приятно, потому что мы все тогда в нее были влюблены...

Мы сидели и слушали дядю Джебраила. Он рассказывал очень интересные вещи, когда вдруг на улице раздался скрежет тормозов и крики. Мы все бросились на улицу и прямо перед нашими воротами увидели машину, которая стояла, развернув-шись боком к движению, а вокруг машины - толпу. Ну, мы, конечно, сразу растолкали всех, пробрались к машине и увидели, что под ней лежит собака, здоровая черная собака, и хрипит... И никто не знает, что делать... Кто-то сказал, что собаку надо застрелить, чтобы зря не мучилась.

Это всегда в таких случаях находится кто-нибудь, который говорит, что необходимо животное застрелить, чтобы оно зря не мучилось, как будто он видел когда-нибудь в жизни, чтобы стреляли собак, или кошек, или лошадей. Не знаю даже, откуда это выражение пошло...

Собака лежала под машиной и хрипела, а потом и хрипеть перестала. Тут шофер, который ходил вокруг машины, сказал, что ему надо ехать по делам, сел в машину и уехал, а собака осталась посреди улицы. И постепенно все начали расходиться, и из окон перестали смотреть.

Мм оттащили собаку на тротуар, чтобы еще раз не перееха-ла ее какая-нибудь машина, и стали думать, что с этой собакой сделать. Кто-то сказал, что собаку отвезут за город и похоронят там, на специальном собачьем кладбище и что об этом ему сказал сам управдом. Все начали спорить о том, есть ли специальное собачье кладбище или нет, когда собака вдруг открыла глаза. А мы-то думали, что она дохлая.

Она смотрела на нас очень серьезно, как будто хотела что-то спросить. Может быть, ей было интересно узнать, что же произошло после того, как она на какую-то секунду, перебегая улицу, столкнулась с машиной. Ведь собаки, наверное, об этом не знают, а когда узнают, обычно бывает слишком поздно. И вправду, откуда обыкновенной собаке, и, кажется, даже не особенно породистой, знать, что происходит, когда несколько тонн автомобиля на скорости шестьдесят километров в час стал-киваются с несколькими килограммами собачьего тела. По-моему, этого не знает ни одна собака на свете. Просто они до-гадываются, что ничего хорошего из этой встречи не получится, и держатся от машин подальше, ну, а этой не повезло. Она не визжала и не скулила, лежала и смотрела на нас. Задумчиво как-то смотрела.

Мы взяли эту собаку и перетащили во двор. Мы, когда несли, все боялись, что она укусит, не со зла, а так, от боли, ведь у нее были перебиты все кости, но она ничего, не укусила, только тяжело дышала, и все.

Саидка шла сзади и говорила, что нам попадет всем дома, потому что мы с ног до головы перепачкались в крови. Мы со-баку уложили в подвале и до поздней ночи провозились с ней, а дома нам всем и вправду здорово влетело.

Утром, только-только рассвело, мы прибежали в подвал, боялись, что она издохла. Собака еле дышала, но была жива. Мы помазали ей раны стрептоцидовой мазью, а потом те, кто учился в первую смену, ушли в школу, а остальные остались в подвале.

После школы мы пошли на 4-ю Параллельную улицу, в ве-теринарную лечебницу и попросили, чтобы нашу собаку осмо-трел врач. Нам сказали, чтобы мы принесли ее сюда, но это до того, как мы рассказали, в чем дело, а когда рассказали, один врач в очках - он очень был похож на доктора Айболита - засмеялся, взял с собой чемоданчик и пошел с нами. Мы с ним спустились в подвал и подвели его к собаке. Он осмотрел собаку и сказал, что удивляется, как это она до сих пор жива. Он ска-зал, что очень сомневается, что эта собака выживет, а если вы-живет, что это просто будет чудо. Он дал нам лекарства, объяс-нил, что с ними делать, и ушел. На прощание он сказал нам, что если собака в ближайшие два-три дня не издохнет, то пусть кто-нибудь из нас ему об этом сообщит, он придет еще раз...

Она не сдохла в эти три дня. Через три дня собака уже под-нимала голову, когда кто-нибудь из нас входил в подвал, и пробовала даже махнуть хвостом при этом. Все соседи нашего двора посылали этой собаке остатки супа или бульона: собака больше ничего другого, кроме супа, есть не могла, потому что у нее была перебита челюсть. Три раза в день мы мазали ее раны лекарством, которое нам оставил доктор. Мы старались делать это очень осторожно, но все равно ей, кажется, было очень больно, потому что она начинала легонько повизгивать и норо-вила лизнуть руку.

На третий день пришел врач и страшно удивился, что наша собака осталась в живых. Он сказал, что мы молодцы и что теперь эта собака уже точно выживет. Он ушел, а мы стали ду-мать, как назовем эту собаку, когда она выздоровеет. Мы назы-вали различные клички, но всем ни одна не нравилась.

Мы спросили у Саидки, как она хочет, чтобы мы назвали нашу собаку. Саидка сказала, что ей это все равно, потому что эта собака противная: от нее плохо пахнет и у нее, наверное, есть клещи. И вообще она ее видеть не может.

От собаки, вернее, от лекарств, которыми мы ее мазали, дей-ствительно пахло не очень хорошо, и клещи у нее, кажется, были, но собака же в этом не была виновата. Мы сказали Саидке, что искупаем собаку, как только она станет на ноги, но Саидка ничего не ответила, вид у нее был очень недовольный. Дядя Джебраил внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Так мы и не придумали кличку нашей собаке. Потом мы, как обычно, начали играть в мушкетеров, и, как всегда, Саидка была Констанцией Бонасье, а мы все по очереди в этот вечер были д'Артаньянами, и каждый из нас по очереди из-за нее побеждал всех.

Прошло еще полмесяца, и собака уже начала ходить. Она делала несколько шагов по подвалу и сразу же ложилась, оттого что уставала или ей становилось больно. Она уже ела и мясо, и хлеб, а, завидев нас, сразу начинала махать хвостом, и по всему было видно, что она нам очень рада. Это была большая черная собака, и ни у кого из ребят на нашей улице не было такой собаки.

Мы все уговаривали Саидку спуститься как-нибудь с нами в подвал, но она ни за что не соглашалась - она боялась там испачкаться.             

Мы никак не могли выяснить, какой породы наша собака, а у ветеринарного врача мы забыли спросить. Дядя Джебраил сказал, что самые умные собаки на свете - это ньюфаундленды и, может быть, наша собака как раз ньюфаундленд, но он, дядя Джебраил, в этом сомневается, потому что, насколько ему из-вестно, в Баку есть только немецкие овчарки, доги и один буль-дог, а о существовании ньюфаундленда он ничего не слышал.

-Но это ничего не значит, - добавил он. - Вполне вероят-но, что наша собака и есть тот самый до сих отсутствующий ньюфаундленд.

Мы еще раз спустились в подвал, чтобы убедиться в этом. Собака была большая черная и умная. Самый настоящий ньюфа-ундленд. Мы так и решили, а дядя Джебраил улыбался.

И вот наконец наступил день, когда собака сама, без нашей помощи, поднялась по лестнице из подвала. Она шла по двору и жмурилась от яркого солнца, а мы все шли за ней и радовались. Собака слегка прихрамывала, но дядя Джебраил сказал, что это скоро пройдет и недельки через две мы возьмем нашу собаку на пляж. Он хотел еще что-то сказать, но в это время собака вошла в раскрытую дверь квартиры Ляфруз-ханум, а там в коридоре за столом сидела и завтракала Саидка. Собака подошла к ней и лизнула ей ногу, а мы стояли все у дверей и смотрели, как наша собака знакомится с Саидкой.

- Мама, - сказала плачущим голосом Саидка, - эта про-тивная собака всю меня облизала!

Из комнаты вышла Ляфруз-ханум. В руках у нее была палка с надписью "Кавказ". И, прежде чем мы успели что-нибудь ска-зать, Ляфруз-ханум ударила этой палкой собаку. Ударила два раза и не особенно уж сильно. Собака вышла из их квартиры и пошла к подвалу, а Ляфруз-ханум кричала ей вслед, что вот только ей не хватало, чтобы в ее квартиру приходили собаки, что всего она в этом дворе повидала, только этого не видела. Саидка тоже что-то говорила, но мы уже не слышали, мы побе-жали в подвал... Вечером собака издохла...