4 ночных магазина города К - Андрей Левкин

На майдане Н. имелось четырехзначное число людей - в июле-августе, да и в начале сентября, пока не пришли холодные дожди и ранние в 2002-м холода. Площадь была сильно заполнена телами, они сходились сюда, роились и млели. А чего ж не млеть, когда и в полночь плюс тридцать. А я шел мимо них с пакетом еды, купленной в ночном магазине. Млели они просто, при пиве, а у девушек были обязательно открыты пупки. Гармонисты играли западно-этническое, явно не просто так, а утверждая эту музыку в качестве национальной идентичности в самом центре страны У., хотя из репродукторов на площади орало русскоязычное, пока репродукторы не отключали в 23.00. Фонтаны, подсвечиваемые разными колерами, били вверх.

Тут же бывали и демонстрации и, в этой связи, торжественные концерты, причем торжественность достигалась за счет звука - мне даже на Михайловской приходилось в жару закрывать окна - так орали. После концертов бабахал низенький салют, и все стихало, разве что покидающие паб "О'Брайенс" иногда спiвали хором.

Город явно производил витальность - казалось бы, мое питание всухомятку, да еще и продуктами, закупаемыми в ночниках, неминуемо даст изжогу и т.п., между тем организм вел себя положительно, укрепляясь во всех без исключения членах.

При всей привязанности к _, я задумался: вполне ли я честен перед ней и своими чреслами? Не совершаю ли я волевое усилие, с тем чтобы заблокировать побуждения, свойственные телу, оказавшемуся наедине с комфортом? Нет, никакие скрытые намерения тела в отношении местных не возникали. Вообще, они тут крепенькие, наверное, - аппетитные для своих. Как не быть физически развитыми в городе, где много гор. Но мою чувственность так и цепляли только манекены, выпиравшие сосками из маек. Да, и в других местностях я хотел конкретно _, но там была и она сама, а тут - чистота физиологического опыта: она, когда не приезжала, являлась мне тут именно в виде манекенов (не любых, разумеется: из магазинчиков Polo Garage и X-treme - да, а вот из Akpic конечно, нет), отчего начинала приятно мучить продолговатая истома.

Не в этих переживаниях суть, но еще и такое отчуждение от местности направило меня исследовать метафизические проекции Страны У. В них же было очевидно, что собравшиеся на площади не просто так роились и млели, но еще и работали, участвуя в производстве вещества нации и культуры - той, которую ощущали своей. То есть ее не просто ощущаешь, а только она и дает людям радость быть съеденным ею. Так что эти их безмятежные спiлкувания были не просто так, не бессмысленными - какими казались мне со стороны, но актом коллективной гибели ради воспроизводства их вещества. Отчего им - файно, а мне-то какое дело? Впрочем, "файно" - львовское слово, здесь неуместное.

И вот я, идущий в квартиру с куском колбасы "Київска" (одна из множества київских, совсем квадратная в сечении), плошкой сметаны "Баланс", 20%-ной за 2 гривни 17 копеек, и минералкой "Миргородська". И как бы неприятно, когда вдруг почувствовал себя очищенной субстанцией. Легким, как пионер какой-то, что ли. Мне ж полагается тяжелеть и обмякать в родных пейзажах, среди столь же стекающих в небытие отношений с посторонними людьми, вместе с ними, равностекающими людьми. И тут я вдруг какая-то вневременная субстанция, чуть ли не худощавая, почти юная. Что и неприлично, да и дома у меня никого нет.

Из каких сгустков образуются в тех, которые тут, основания жизни и, т. п. цели, желания, оценивания? Что такое для них еда в быстрых закусочных как-то "Швiдко", "Картопля" или некая китайская точка, все - в душном летом и зябком с наступлением дождей переходе под майданом Н. - тоже ночном магазине, только там круглосуточно не работают. По нужде они там жрут или это даже доставляет им удовольствие?

МАГАЗИН 2, НАПРОТИВ ЗОЛОТЫХ ВОРОТ

Магазин номер два - тот, что в доме между ул. Владимирской и Златовратской, то ли по Проризной, то ли уже по Ярославову валу, выходя почти прямо на Золотые ворота, то есть на их муляж, сделанный к 1982 году (что у них было в 1982 году? Ага... - пролистал путеводитель - они считают, что тогда был основан город, то есть Олег пришел из Новгорода в 882 году, захватил местность, чем и объединил Киевские и Новгородские земли). А рядом с тупым муляжом ворот сидит глупая картинка из снулого металла, изображающая условного Ярослава Мудрого, держащего в руке макет св. Софии - она сама в квартале отсюда, если свернуть налево по Владимирской. Вообще, само название, то есть определение времени работы магазинов вызывает рвоту: "цилодобово", что и есть "круглосуточно". Еще у них было отвратное слово "шкира" - что, разумеется, означает кожу, давая понять смысл этого "за шкирку", а также что-то филологическое по части перехода "и" в "у", в шкуру то есть. Еще было так же внятно рвотное слово "смачного", что, кажется, означало "приятного аппетита", впрочем - непереводимое, что-то этнически-физиологическое. Не говоря уже о словах "вибух" (это взрыв), "вiдносини" (у них это означало "отношения") и "подарунок" (ну кто после "подарунка" не добавит "бля"?). Понятно и то, что свои слова не пахнут.

Тут были тяжелые темные деревья, просвечиваемые разным электричеством; каштаны, конечно, в большом количестве валились на улицы - когда я предпочитал этот магазин, был сезон их урожая. Магазин был в первом этаже весьма высокого дома, а как менялись мои предпочтения по части магазинов, не знаю. Непонятно, от чего они зависели, отчасти от погоды.

Если взять каву (1 грн. 90 коп.) и выйти на улицу, то там, под витриной с рекламой водки "Перша Гильдия", есть гладкий, гранитом облицованный подоконник, весьма уместный для питья там кофе. Впереди, слева от мемориальных ворот, впадина, в которой, между еще сочными деревьями, горят огни пивнушки - цивилизованной такой, чисто бирштубе. Пить кофе на улице, на подоконнике снаружи - это родной петербургский вариант, как на углу Пушкинской и Невского, вдоль Пушкинской в первой половине 90-х, но личное прошлое тут не зудело крылами. А неподалеку имелось совсем уже конкретное место, где пьют каву интеллектуалы и богема - возле магазина на углу Пушкинской (же, хм) и Проризной-Прорезной. Но там магазин работал до восьми вечера. Он был гастроном, в угловом отделе которого стояла вечная кофеварка с коническим пластмассовым раструбом кофемолки сбоку. Там кофе и пили, как в семидесятые: в небольших фаянсовых кружках (иногда - из пластмассовых стаканов, когда все фаянсовые запачканы). Штырь привычки сохранялся в точности, но если он и означал что-либо для них, то для меня ничего не значил. В городе М. такого не было никогда, а в городе СПб., где такое было распространено, когда он был городом Л., уже не было тоже. Да, в К. были, были люди, знакомые по М., и восстановление знакомства с ними в К. могло бы во что-то погрузить, на фиг. Эти люди были, наверное, все еще социально близкими, но зачем мне тут социальность? Я не хочу их времени, его дележа. Не времени даже, субстанции, суть которой понять не мог. То есть вот: некая субстанция тут была другой. А человек, как социальная тварь, связан, значит, именно с ней. То есть не были они мне уже социально близкими, тем более, если учесть, что я закупался исключительно в ночных магазинах.

Владимирская же улица в этой зоне была густым местом обитания покойников. Налево - бывший отель "Прага", причем - не просто так "Прага", а чех, некто Вондрак достроил три этажа (ну, по его заказу), с террасой для летнего ресторана на крыше. Терраса видна до сих пор, верхний этаж был застекленным, просто как завод какой-то, там вполне могли теперь делать все украинские буквы. Когда чехи в Первую мировую сдавались в плен, то там почему-то и отсиживались - вот Гашек, которой болтался тут в шестнадцатых-восемнадцатых годах, ну а в семнадцатом году вышел фельетон "Бравый солдат Швейк в плену", оттуда и пошел Швейк. Отель, кажется, так себе - в глубине холла видны двери лифта, железные, совсем как в московских домах, старые, бежевые. Теперь называется "Санкт-Петербург". Кажется, имелось влияние украинского яз. на Швейка: фраза, в пересказе Швейка приписываемая повешенному впоследствии угольщику Франтишеку Шквору "Никогда так не было, чтобы никак не было", имеет украинский вариант, "ще николы не було, щоб нияк нэ було", причем украинцы считают, что это их пословица. Конечно, они могли забрать ее у Гашека, типа плата за постой.

Напротив, чуть влево по диагонали, вполне уместно для Швейка прочно стояла Служба Безпеки Україны: мощные стены, построенные в 1913 году для губернской земской управы, а камень в основание уложила Ольга Столыпина. В СБУ было КГБ, до него - гестапо, а до гестапо - ЦК укр. большевиков. Опера же в квартале отсюда, но было нельзя совместить ее с тем, что именно в ней застрелили Столыпина. Все эти покойники городу были чужими. Напротив оперы торчит магазин с надписью "Здесь можна купити в кредит" - и я вовсе не уверен в том, что эта оранжевая надпись на стеклах сделана на украинском.

Далее, сверившись с путеводителем, утверждаю, что напротив, на углу Владимирской и Прорезной стоит бывшая гостиница "Лейпциг", а строился дом так пышно, что владелец его к завершению трудов разорился (да и теперь первый этаж отреставрированного красивыми цветами строения пустует, ждя арендатора). А все потому, что он был не сахарозаводчиком и не мукомолом, а всего-то продавцом оружия. Ну а весь центральный Киев, он сахарный и мучной. Похоже, до момента изобретения сахара из сахарной свеклы и прихода по этому поводу железной дороги его не было вовсе. Сахар, мука: что-то кондитерское довлеет строениям города. Возможно, что это натяжка, но здесь тяготеют к первому следствию, к первому же шагу внутри головы. И правильно, так надежней. Например: мы не Азия, ergo - мы Европа.