Вампир высшего класса - Юлия Набокова

— Я должен убедиться, что Фабиола никуда не пойдет сегодня ночью, — мрачно ответил мне Вацлав.

— А носильщик тебя не убедил? — возразила я.

Мы вошли в гостиницу на окраине Праги спустя пятнадцать минут после Фабиолы. В поздний час персонала было мало, а постояльцев, жаждущих заселиться, еще меньше. Фабиоле повезло — она отхватила последний стандартный номер, так что Вацлаву пришлось раскошелиться на апартаменты для новобрачных. А провожал нас на этаж тот же носильщик, что нес багаж Фабиолы. Пока я думала, как бы так ненавязчиво расспросить парня об интересующей нас девице, Вацлав просто пристально взглянул ему в глаза, задал несколько вопросов и получил всю исчерпывающую информацию: новая постоялица просила ее не беспокоить, жаловалась на утомительный перелет и сказала, что собирается проспать до следующего вечера. Причем носильщик тут же забыл об этом странном происшествии и, обведя нас осоловелым взглядом, пожелал счастливого медового месяца и убрался восвояси.

— До рассвета еще пара часов, и я не хочу упускать ее из виду, — упрямо возразил Вацлав. — Носильщику она могла и соврать.

Я пожала плечами — делай что хочешь. Только спросила:

— Моя помощь не нужна?

Вацлав покачал головой:

— Отдыхай.

Он пересек комнату и плотно задернул шторы, словно не собирался возвращаться в номер даже с наступлением дня и решил заранее обезопасить меня от солнечного света.

И что я ему такого сделала, размышляла я, глядя на его напряженную спину. Подумаешь, у стойки регистрации не удержалась и, услышав про то, что мы вынуждены взять номер для молодоженов, пошутила: «Дорогой, не забудь попросить, чтобы в номер принесли шампанское и осыпали кровать лепестками роз. Я это обожаю!» Глупо получилось, согласна. Но Вацлав тогда дернулся так, будто я его в наручниках под венец тащу. Больно надо с таким мужем всю вечность мучиться. Мало того что по характеру совершенно невыносимый, так еще и практически бессмертный… И вообще до недавнего времени я считала, что настоящий мужчина должен посадить денежное дерево в швейцарском банке, построить виллу на Канарах и вырастить Билла Гейтса. Или хотя бы Тома Круза. И уж Вацлав, бывший главой Московского Ордена Гончих, меньше всего вписывался в этот идеальный образ.

Я смутилась, заметив, что Вацлав уже развернулся и пристально смотрит на меня. Черт, неужели он опять читал мои мысли? Я поторопилась перевести тему:

— И все-таки откуда ты так хорошо знаешь чешский? Ты так и не сказал.

Когда мы сели в такси у аэропорта, Вацлав свободно заговорил с водителем на чужом языке, объясняя, что следует ехать за машиной с Фабиолой. И всю дорогу я слушала журчание незнакомой речи, а когда я умудрилась вклиниться в оживленную беседу со своим вопросом, Вацлав просто от меня отмахнулся. Причем вид у него был такой, словно я помешала ему добывать информацию государственной важности. Похоже, разговор коснулся и меня, потому что водитель, глядя на меня в зеркало заднего вида, заулыбался и сказал что-то Вацлаву, отчего тот помрачнел, как Дракула при виде распятия, и что-то недовольно буркнул. В тот момент я готова была отдать новенькую сумочку от Шанель, купленную в Париже, лишь бы узнать, о чем речь! Интересно, сколько лет Гончий прожил в Праге, если так свободно выучил язык?

— Я здесь родился, — неохотно ответил он и смерил меня тяжелым взглядом, давая понять, что эта тема закрыта.

— Вацлав — это же чешское имя, да? — чувствуя себя полной идиоткой, уточнила я.

Гончий коротко кивнул и стремительно вышел вон. Я в смятении уставилась на захлопнувшуюся за ним дверь. Что бы с ним ни случилось в этом городе и как бы давно это ни было, ясно одно: для Вацлава это по-прежнему болезненная тема. И именно здесь произошло то, что сделало Вацлава тем, кем я его знаю. Одиноким, отчаянным, неприкаянным Гончим. Тем, кто безжалостно расправляется с преступниками. Тем, кто спас меня от верной гибели в Париже. Тем, кто равнодушно разбил мое сердце.

Наверное, это была самая скучная ночь из тех, что видели на своем веку эти стены. Нашу первую с Вацлавом ночь в номере для молодоженов я крепко проспала. И даже не знаю, спали ли мы в одной постели или нет. Засыпала я в одиночестве, проснулась тоже. Дневной свет струился из-под задвинутых штор, рисуя солнечные узоры на полу. Вампирам бы в это время еще спать да спать, но Вацлава в кровати уже не было. Или — еще не было? В любом случае задерживаться в постели не стоит.

Замотавшись простыней, я прошла в ванную и поплескала в лицо холодной воды. Короткий сон отразился на коже: лицо в зеркале выглядело иссиня-белым, не добавляли красоты и тени, залегшие под глазами. Сейчас я выглядела как настоящая вампирша из фильмов ужасов — бледная кожа, длинные темно-каштановые волосы, запавшие глаза, кажущиеся совсем черными, злорадная ухмылка. «Сейчас я вас тут всех съем!» Я оскалилась своему отражению и потянулась за зубной щеткой. Надо отполировать клыки, чтобы не выпадать из образа.

Горячий душ вернул меня к жизни. Кожа чуть порозовела, мокрые волосы завились кольцами, так что и в зеркало теперь было взглянуть приятно. Все-таки я довольно симпатичная. Недаром даже искушенный в женской красоте Жан Лакруа считал меня хорошенькой. У меня большие карие глаза, выразительные губы и тонкий нос, которым не устает восхищаться мамина подруга Клара Петровна, работающая пластическим хирургом. По ее словам, мой нос — мечта половины ее клиенток. Остальные, кстати говоря, мечтают о груди Анны Семенович. А вот я совершенно не комплексую из-за своего второго номера — благодаря ему я всегда могу найти бюстгальтер по размеру и на распродажах в магазинах белья не страдаю от ограниченного выбора. Так что Кларе Петровне никогда не заполучить меня в качестве своей клиентки, хотя она, в приступе душевной доброты, и обещала мне хорошую скидку! Скидка, конечно, рубль бережет, но своя грудь, знаете ли, ближе к телу. А вот с волосами мне не повезло, я с досадой взглянула в зеркало. Вьются как хотят! После мытья их даже щеткой не расчешешь, приходится распутывать пальцами. Выполнив эту утомительную процедуру, я слегка подсушила волосы феном и осталась довольна результатом. Теперь можно и в мир, и в шоп, и в добрые люди. Одеться бы еще! Я в сомнении потопталась у двери, переводя взгляд с полотенца на простыню. Одежду я с собой не захватила. Из комнаты вроде не доносится ни звука. Но что, если Вацлав вернулся? Не могу же я выйти из ванной в чем мать родила! Подумает еще, что соблазняю. И кстати, будет прав. А если не соблазнится? Вот стыд будет!

Завернувшись в банное полотенце, я прошла в комнату и ахнула от неожиданности: от зашторенного окна метнулась крупная тень. В голове пронеслись десятки версий: от банальной «в номер пробрался вор» до провальной «Фабиола заметила слежку и пришла разобраться». Но уже через мгновение я нащупала выключатель на стене, включила верхний свет и с облегчением перевела дух: тень обрела знакомые очертания Вацлава. Высокий рост, крутые плечи, правильный профиль. Благородно-строгое лицо — крутой изгиб бровей, широкие скулы, мужественная линия рта, резко очерченный подбородок, смуглая кожа. Необычный цвет глаз — серые с карими крапинками, словно россыпи солнечных брызг но талому льду. Отросший ежик смоляных волос — у парикмахера Вацлав не был уже с Москвы. С волосами такой длины он выглядел моложе, чем обычно. Если при нашей первой встрече я решила, что Гончему лет тридцать, то сейчас он выглядел не больше чем на двадцать пять, даже принимая во внимание неизменную щетину, которая придавала ему сходства с пиратом. Особые приметы: белая ниточка шрама на правой щеке, которой я касалась солеными от слез губами, когда думала, что Вацлав погиб. Смутившись от этого воспоминания, я сердито пристыдила его: