Побасёнки. Браво - Владимир Ганзенко

Шизофреник бросается на кровать и затыкает уши руками.

Пауза.

ШИЗ Н. В.: – Экий скверный характер у человека. В разговор встрянет, да ещё и обругает. Спал бы себе.

ШИЗ Ф. М.: – Его можно понять. Всё-таки он из-за нашего брата, писателя, свихнулся…

ШИЗ Н. В.: – А вы говорите – читать! Вот, пожалуйте, – дочитался!

ШИЗ Ф. М.: – Ну, это ещё не пример. Подумаешь, один из миллиона свихнулся.

ШИЗ Н. В.: – Вы ещё молодой, вам должно быть стыдно так говорить! Душа любого человека бесценна, губить душу – великий грех! А вы прямо как Раскольников какой-то рассуждаете… Нехорошо, сударь мой.

ШИЗ Ф. М.: – А сколько нашими с вами трудами душ спасено? Не считали? И не сосчитаете! Да что нашими! А Александр Сергеич? «Глаголом жги сердца людей!» Михал Юрьич, Лев Николаич, Михал Афанасьич…

ШИЗОФРЕНИК: Невозможный какой-то бред. Ну при чём тут Михал Афанасьич? Вы его вообще знать не должны. Вы, между прочим, умерли к тому времени.

ШИЗ Ф. М.: – Эка невидаль – умерли! Человек смертен, а дела живут! А ведь не для того писали, чтобы славы снискать, а потому, что молчать не сумели. Не могли пройти мимо кривды, несправедливости, отчаянья человеческого, сердцем за всех болели…

ШИЗОФРЕНИК: – Надо же, какое бескорыстие! Пожалели, значит, сироток. Благородство фонтаном прёт, идеи гуманизма так и хлещут! Одного почитал – хорошо! Другого – ещё лучше! Непротивление злу насилием, возлюби всех подряд и облобызай, одному помоги, другому посочувствуй, злодея накажи и от награды в кусты спрячься, так, да?

ШИЗ Н. В.: – Что-то я не припомню у себя таких идей. А вы, Фёдор Михалыч?

ШИЗ Ф. М.: – М-м… Было что-то этакое. Но в такие крайности не впадал, да и выражался яснее. Экая у вас каша в голове, молодой человек!

ШИЗОФРЕНИК: – Каша? Каша?! А взгляните-ка на это! (показывает на книги) Пуды откровений, центнеры идей, тонны благих намерений – зудят в голове, перешёптываются, спать не дают в конце концов! Это ж надо было такие горы навалять, чтобы потом у людей мозги пухли и трещали! И что, меньше стало подлости на свете, оттого что вы все «сердцем за людей страдали»? Да как было, так и осталось! Ещё хуже стало! Старушек-процентщиц пачками валят, жулики толпами снуют… Взятки борзыми щенками?! Жизнями взятки берут, душами, детьми и родителями! Слыхали вы про такое в своём девятнадцатом?!

ШИЗ Н. В. (тихо): – А мы, стало быть, виноваты… Слыхали, Фёдор Михалыч? Ох, сердце что-то…

ШИЗ Ф. М.: – Да что вы, Николай Васильич? Да не берите вы в душу, ну мало ли что человек в сердцах ляпнет! Устал он, измучился, третью ночь уже не спит – вот и наговорил ерунды с три короба. Да вы прилягте, вы успокойтесь…

ШИЗ Н. В.: – Нет, нет, не могу… Он прав, прав! Всё пустое… И я ведь знал, знал… Ни для кого! Пустяки, публика… Ах, Фёдор Михалыч! Как это тяжело – своё, кровное губить, но я-то чувствовал – не к добру это, нет, нет, всё пустое… (затихает)

ШИЗ Ф. М.: – Довели. Опять «Мёртвые души» вспомнил. Жестокий вы человек, о себе только думаете.

ШИЗОФРЕНИК: – Ах ты, господи… Надо же так… Может, «скорую» вызвать?

ШИЗ М. А.: – И в смерти покоя нет. Не повезло нам, товарищи. Но, думается мне, не стали бы вы ни с кем судьбой меняться, так, Фёдор Михалыч?

ШИЗ Ф. М. (задумчиво): – Даже если бы было сие возможно… Но старика жаль.

ШИЗ М. А.: – Ничего. У него сильная, русская душа. Я, признаться, завидую ему иногда. Мне выдалось по-другому…

ШИЗОФРЕНИК: – А мне умирать – как в колодец. Никто не вспомнит. Страшно…

ШИЗ Ф. М.: – В бога не веруете, в себя не веруете – поделом вам, молодой человек!

ШИЗ М. А.: – Не судите, Фёдор Михалыч. Мне тоже было страшно.

ШИЗ Ф. М.: – Вам, Михал Афанасьич? Вот уж напрасно! Да неужто вы себя с этим психом сравниваете?

Конец ознакомительного фрагмента.