Протозанщики. Исцеление Меди - Сергей Брацио

– Вы называете?

– Ну… Мы тут не любим точных терминов. В разных местах названия могут быть разными. И Олово, и Медь, Золото, Серебро – все это так, для примера, для лучшего понимания. Принято так называть. В других краях другие названия, другие ценности. Итак, по оловянному летоисчислению я тут около десятка лет, – захихикал толстяк.

– То есть время в разных Мирах разное? Типа, здесь минута – там год? Или наоборот?.. Как в космосе?

– Не совсем… Это сложный вопрос, ответа на который я точно не знаю – не мое это дело. Для этого есть спецы. Если в общем, то время тут и там – это вообще разные вещи. В Олове время идет, то есть отсчитывает секунды жизни, минуты отведенного бытия. Для каждого это расстояние от рождения до смерти – то есть личное время ограничено, у него есть начало и конец. Здесь у времени нет завершения… наверное. Здесь оно просто констатация интервала существования…

– Что? – захохотал Леха, – «Констатация интервала»? Ты откуда такие фразы берешь?

– Из учебника… – покраснел гид, – Не перебивай. Вот, представь, что ты пробыл тут веков пять, а потом тебя снова вернули в Олово. Было время первого захода с началом и концом, время в Меди с началом и…

– Концом! – заявил Волна, – Здесь время закончилось, чтобы там начаться.

– А вот и нет, не закончилось, а прервалось, ведь когда-то снова сюда. Причем эта пауза только лично для тебя, остальные остаются тут и для них медное время существует. Но, в зависимости от обстоятельств, и соотношение времен может меняться. Находясь здесь, этого не замечаешь, но, говорят, иногда минута к минуте совпадает с Оловянным, а иногда у нас минута прошла, а там уже час. Или год, или еще как… Это очень сложные дела, я их не касаюсь.

– То есть толком ты ничего не знаешь.

– Я ж с этого начал, – ухмыльнулся толстяк.

– Все у тебя как-то странно… Ладно, когда тебя переместят в Золото-Серебро?

– Я не знаю… – развел руками гид, – Это не мне решать.

– Но кого-то же перемещали? Сколько они пробыли до этого?

– Я видел множество казней – это когда уничтожают дезертиров из Олова. Самоубийц, – пояснил Макс, ответив на вопросительный взгляд Волны, – Человеку отвели определенный путь в Оловянном Мире, а он взял и свалил. Хитрый какой! Таких казнят…

– И куда они?

– Говорят, что в никуда…. Совсем в никуда… Нам объясняют, что это самое плохое, что может быть. Нельзя идти наперекор судьбе.

– Значит, все-таки судьба?

– И да, и нет, – гид снова перешел на поучительный тон, – Предопределены основные направления, а детали в руках самого человека. Вот смотри, пример из нашего учебника: за некие прегрешения человека приговаривают к возврату в Олово, к новой жизни с тяжелой судьбой. Он будет, к примеру, нищим. Но один будет писать картины, ставя очередную заплатку на штаны, а другой сопьется ко всем чертям или пойдет грабить. В принципе, у обоих жизнь не сахар, но почувствуй разницу! В следующий приход в Медь, к ним будет разное отношение.

– С этими разобрались. А выше кого-то отправляли?

– Должны… – промямлил гид, – Мне не известно о таких людях, но я и не знаю всех! Здесь же миллиарды и миллиарды людей. Или еще больше. Да и вообще, моя работа встречать – провожают другие.

– Из тех, кого ты встречал, все здесь?

– А я всех помню? Вроде, тут еще, но я недавно прибыл, по местным меркам, а Решение принимается обдумано. Тут некоторые и десятками веков сидят, ждут. Каждому свое!

– Эх, ничего пока не понимаю, – с улыбкой отмахнулся Волна, – Когда будут рассматривать «мое дело»? Когда будут решать?

– Не переживай, тебе сообщат! В любом случае, это очень долгий процесс: ты должен почувствовать возможную эйфорию, ты должен понять, чего можешь лишиться, ты должен получить шанс заработать прощение…

– Работать? – удивился Алексей.

– Конечно! А ты думал, что на пенсию вышел?

Разговор продолжался несколько часов. Каждый ответ гида порождал все новые и новые вопросы, и Макс добросовестно расписывал прелести местного бытия. Алексей долго не мог понять, как миллиарды людей не мешают друг другу. Гид объяснил не особо вразумительно, мол, Медный Мир так устроен – все существуют параллельно, пересекаясь лишь по собственному желанию.

– Это еще как?

– Ну… Тут нет привычного по Олову понятия пространства. Тут их, как бы множество. Все поделено на три части: место, где оказываешь сразу после смерти. Оно у каждого свое и похоже на ту местность, где ты умер. Мы называем его Предбанник или Преддверие.

– Лес! У меня был лес!

– Точно. У тебя лес, у меня больница. Далее, есть место, где ты существуешь, никому не мешая. Для тебя это коттедж, для другого замок, дворец, пещера или юрта – то, о чем мечтал в Олове. Мы говорим просто – Дом. Вы не встречаетесь, не мешаете друг другу. Присутствовать в Доме может только хозяин и те, кого он пожелает видеть.

– Я желаю тебя видеть? – съехидничал Алексей.

– Ты еще не адаптирован. Не умничай. У каждого поселения есть своя Площадь – место, где люди могут находиться все и сразу. Там есть харчевни, всякие административные и развлекательные здания. Все площади соединены между собой дорогами – это как в Олове, ходи себе свободно, броди от одной к другой.

– Пошли на Площадь! – вскочил на ноги Волна, желая действий и потех.

Люди, толпа, тусовка. Это было понятно Алексею куда больше, чем невнятные рассуждения о времени и пространстве, в которых сам гид разбирался гораздо меньше, чем пытался показать.

– Подожди ты, – засмеялся Макс, – Не все сразу. Медь не сельский клуб, а сложный, интересный Мир. Например, кого ты можешь встретить, знаешь? То-то же. Слушай, тут имеет место географическая привязка. На ближайшей Площади собираются люди, прибывшие с области, где сейчас Зеленоград и окрестности. На соседних – ближайшие районы. И так далее. Таких площадей – не счесть!

– А религии не важны? Кем я был… или считал себя?

– Все важно! Каждая деталь. Но это… не моя тема – тебе позже объяснят. Скажу лишь, что деяния твои первичны. За хорошее – хорошее, за плохое – плохое. Я лично формулирую основной принцип так: «Не будь козлом, и тебе это зачтется!». Если придерживался его при жизни…

– Как-то быдловато звучит, не находишь?

– Ага… Сказал парень в красном тренировочном костюме! – обиделся автор сентенции.

– Ну, типа того… Кстати, а мне теперь всегда в этом костюме ходить?

– А ты бы что хотел? Белую хламиду, арфу и на облачко? – расхохотался толстяк. – Шучу-шучу. В шкафах потом посмотри, может что и найдешь.

Алексей посмотрел на телевизор. Чудо техники не давало покоя с первой минуты. Зачем? Что показывает? «Рай-ТВ»? «Светские новости ада»? Гид ухмыльнулся и объяснил, что это средство связи – одностороннее общение с Оловянным Миром. Способ увидеть оставшихся там.

Многое проводит информацию: личные вещи, предметы обихода, но лучший способ «увидеть Олово» – фотографии и портреты; через них поступает четкий сигнал, напрямую связанный с человеком. Сам приемник выглядит по-разному: у кого-то это телевизор, у другого книга, кто-то смотрит через картину или даже камень. Информатор имеет привычный, удобный вид.

Волна смело нажал кнопку на медном пульте. Экран загорелся, проявилась неподвижная фигура. Через мгновение картинка ожила, и из колонок, сначала тихо, но все более разрастаясь, донеслись рыдания…

Знакомая комната в квартире Алексея. Старый шершавый ковер, диван и… мама! Грустная, внезапно постаревшая, но такая любимая. Знакомые руки бережно вытирают несуществующую пыль с фото сына; кусочек черного хлеба осторожно поправляется на стеклянной стопке; обожаемые, дорогие глаза, обрамленные паутиной морщин, изливают ручьи материнского горя.

Счастье мгновенно покинуло Алексея! Горечь пронзила горло, и слезы подкатили к глазам. Обида – безадресная, необъяснимая обида – накрыла целиком, погружая в тошнотворную, невыносимую боль.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – громко вскрикнул Алексей, – Пожалуйста, сделайте так, чтобы мама успокоилась!

– Не проси, – тихо перебил Макс, положив руку на плечо Волны, – Это невозможно. Ничто не может унять материнского горя от потери ребенка. Нет такой силы, кроме времени…

– Но я же… но мне же… хорошо тут! Что же делать?

– Терпеть. Другого выхода нет. Всегда будет становиться плохо, когда по тебе плачут.

– Всегда? Всю вечность терпеть такой кошмар?

– Вечность? Считаешь, по тебе всегда плакать будут? – ухмыльнулся гид, – И не надейся! Все пройдет…

4

Бесцеремонное солнце вторглось в маленькую комнату. Рустам желал продолжить сон: отбивался от света одеялом, накрывался подушкой, но светило настырно лезло на кровать, вытаскивая из забвения. «Что мешало вечером задернуть шторы?» – злился на себя молодой мужчина. Пришлось выползать из сладкой дремы. Выныривать в страшную действительность.

А здесь, в реальности, беда. Горе! Сегодня хоронят лучшего друга Рустама – Алексея. Бесшабашного, веселого, никогда не взрослеющего Волну, убитого безвестными отморозками.