Ущелье печального дракона (в сокращении) - Валерий Демин

- Представьте раннюю весну сорок пятого года, - продолжал Керн. - Тяжелые кровопролитные бои за Восточную Пруссию. После внезапной атаки по вздутому льду лесной речушки советская часть прорвала оборону немцев. Противник беспорядочно отступал в направлении Кенигсберга. Однако наступление приостановилось: мост немцы успели взорвать, а пухлый, истолченный снарядами лед не выдерживал тяжести человека. Чтобы переправить технику и артиллерию, приходилось спешно восстанавливать поврежденный мост. Пока саперы устанавливали в бурых полыньях опоры, остальные солдаты валили в лесу сосны и стаскивали на берег по обе стороны реки бревна для починки моста. Там-то, в лесу, за лысым пригорком, и натолкнулся кто-то на полуразрушенную часовню.

Мост чинили до утра. Спали где придется. У костров грязь от растаявшего снега, а по лесу носился студеный порывистый ветер. Посреди ночи сменялись посты. Под бугром, где притаилась часовня, притопывали обледенелыми валенками солдаты-дозорные. Начальник караула поднялся к часовне посмотреть, не видно ли сверху костров. Сплошная тьма - руины и то едва различались во мгле. Вдруг между камнями мелькнул желтый огонек и сейчас же исчез. Советский офицер выхватил пистолет и замер возле узкой расщелины, прислонясь к шершавой стене. Черный пролом дышал ледяным сквозняком. Начальник караула подождал несколько минут, напряженно вглядываясь во мрак, - наверное, почудилось. Но не успел он решить, стоит или нет спускаться к часовому за фонарем, как внезапно прямо перед ним вспыхнул огонек. Внутри часовни, у самого входа, к земле склонилась фигура человека в немецкой форме. Одной рукой немец держал зажигалку, Другой что-то искал в куче щебня. Советский офицер вскинул пистолет и внятно произнес: "Руки вверх!" Немец вздрогнул, медленно встал и так же медленно, точно нехотя поднял руки над головой...

На этой фразе Керн прервал рассказ. Он встал с дивана, походил взад-вперед вдоль стеллажей, просматривая названия книг, иногда бережно прикасаясь кончиками пальцев к переплетам. Наконец, освоясь вроде бы с библиотекой, он вернулся ко мне и, глядя прямо в глаза, сказал:

- Дело в том, что этим немцем был я. Мой родной город - Кенигсберг, нынешний Калининград. Там я родился и прожил до конца войны. Да, время моей юности совпало не с лучшими временами германской истории. К счастью, в нашей семье никогда не изменяли великому наследию немецкой и мировой культуры. Мой отец, известный ориенталист, с детства привил мне любовь к истории и восточным языкам. Когда Советская Армия вступила на территорию Восточной Пруссии, всех поголовно отправили на фронт. Я попал в отряд особого назначения - один из тех, в чью задачу входило уничтожать военные и промышленные объекты по мере отступления немецких войск.

В ту памятную мартовскую ночь, когда русские перешли в наступление, я оказался вблизи подземного склада, который не успели взорвать. Неподалеку от излучины реки, где еще утром проходила линия фронта, на пригорке в глубине леса сиротливо выделялась полуразрушенная часовня. Она-то и служила ориентиром секретного бункера. За часовней давно не присматривали. Крыша прохудилась. Сквозь выбитые двери виднелось надгробие, на нем еле проступала латинская надпись. Никто толком не знал, кто и когда здесь похоронен.

Спасаясь от обстрела, я пробрался к разрушенной постройке. Один угол был полностью снесен снарядом, в двух уцелевших Стенах зияла пробоина. Потолок провис и держался каким-то чудом. На месте развороченного осколком надгробия возвышалась бесформенная куча камней, щебня и прелых щепок, где я нечаянно заметил книгу - старую-престарую книгу в истлевшем кожаном переплете, тронутом плесенью и сыростью,

Времени на размышление не оставалось. В лесу уже показались советские солдаты. Почти машинально я схватил книгу под мышку, скакнул через пролом в стене и, утопая в рыхлом снегу, побежал вниз, к зарослям мелкого сосняка. Не без труда удалось проникнуть в законсервированный подземный бункер, где под многометровым слоем земли и бетона хранились оружие, боеприпасы и продовольствие, которых на многие недели хватило бы не одному десятку людей. Я намеревался пробыть в убежище до тех пор, пока наступающие советские войска не продвинутся дальше вперед. Возвращаться в Кенигсберг не имело смысла. Нетрудно было предугадать, что война кончится через несколько месяцев, а падение Восточной Пруссии - дело ближайших недель. Поэтому я решил пробираться на побережье и оттуда, быть может, бежать в Швецию. Однако судьба распорядилась иначе.

Сквозь толстые бетонированные стены убежища до меня доносился приглушенный шум боя: сухо трещали пулеметы, сердито ухали пушки, потолок поминутно сотрясало дальними и ближними разрывами. Я обошел комнаты и кладовые убежища, разыскал аккумуляторы и включил свет. Предчувствуя долгие томительные часы ожидания и безделья, я принялся рассматривать старинную книгу, подобранную среди развалин часовни. На ветхих, изъеденных временем листах пергамента, прошитых толстой провощенной ниткой и вставленных в самодельный кожаный футляр, была описана жизнь некоего Альбрехта Роха, монаха францисканского ордена, дипломата и крестоносца, собственноручно составившего сей удивительный труд, когда на склоне лет, разочарованный и надломленный, он удалился в тевтонские земли замаливать грехи прошлого.

По-видимому, он умер, как и подобает отшельнику: почувствовав приближение смерти, лег в заранее приготовленный гроб, положил рядом манускрипт подробный реестр действительных и мнимых грехов, который намеревался вручить пред райскими вратами не иначе как самому апостолу Петру, - накрыл гроб крышкой и тихо скончался. Много позже над могилой затворника, ставшей к тому времени местом поклонения, возвели часовню, которая и простояла до наших дней. Латинская рукопись захватывала с первой же страницы. Из дали средневековья нелюдимый монахаскет поведал не ведомую никому и почти невероятную историю...

ЗАВЕЩАНИЕ КРЕСТОНОСЦА

Немало пережил Альбрехт Рох за годы долгой и трудной Жизни. Сын богатого немецкого купца, осевшего в Лангедоке, он осиротел в тринадцать лет после альбигойской резни в Провансе. На глазах мальчика каратели растерзали мать, отца я старших сестер. Чудом уцелев при разграблении дома и лавки, он стал бродягой. В тот год прошел по Европе слух, что немыслимо добиться освобождения Святой земли с помощью огня и меча. Лишь безгрешные дети, чьи сердца не исполнены корысти и жажды наживы, могут отвоевать у нечестивых сарацин священную реликвию - господен гроб. По всем городам и селам скликались на Небывалый крестовый поход толпы голодных детей. Вскоре тридцатитысячная армия оборвышей во главе с ловкими авантюристами устремилась на юг Франции. Альбрехт Рох одним из первых оказался в Марселе и вместе с тысячами других стал жертвой гнусного обмана. Ничего не подозревавших подростков без воды и пищи погрузили на корабли, но вместо Святой земли отправили в Египет, где полумертвых детей прямо из трюмов доставили на невольничий рынок и за бесценок продали в рабство.