Долгая дорога - Антонина Глушко

Мимо пробежала медсестра из перевязочной палаты. Из пищевого блока вышли двое солдат с водяным баком, держа его за ручки, по тропинке стали осторожно спускаться к извилистой горной речке.

– …сказал, они приедут к обеду. Нужно успеть приготовить угощение из… – сквозь дрему уловила Анна обрывки разговора.

«Сегодня прибывают волонтеры», – протекло в мыслях.

– Аннушка! – высунувшись, из дверного проема, позвал девушку Олег Петрович, ведущий хирург их медбада, и ее напарник. Вернее она была у него постоянной напарницей, его операционной сестрой.

– Ты мне приносишь удачу, – постоянно говорит ей комплементы этот уже немолодой врач, жутко тоскующий по своей семье, оставленной в Союзе.

Иногда, для снятия страшной усталости и стресса после сложнейших операций пил неразбавленный спирт, чем приводил девушку в мурашковую дрожь. Спирт помогал врачу ускорить засыпание.

– Аннушка, иди, есть работа! – врач посмотрел на небо, повертел по сторонам головой, увидев солдат с водяным баком, поинтересовался: – Чем удивите на сегодняшний обед?

Солдаты любили этого добродушного доктора и охотно общались с ним при любой возможности.

– Приказано готовить праздничный стол, у нас сегодня заграничные гости.

– Это замечательно, что гости, – сказал хирург, скрываясь вслед за медсестрой в глубине бокса.

Анна надеялась, что в их медбат приедут, по крайней мере, человек шесть-семь медиков. А когда из машины, посланной на аэродром встречать врачей, выбрались всего трое молодых людей, в сопровождении офицеров, не столько удивилась, сколько разочаровалась. Она надеялась на сменные дежурства.

Выходит, зря надеялась.

Дело в том, что Олег Петрович, сразу заявил:

– Как только прибудет мне замена, тут же уезжаю в Союз. Устал, да и семья без меня уже пятый год.

Врач в Афганистане с самого начала войны.

Из троих прибывших: один фельдшер, второй врач-травматолог, лишь один из тройки оказался хирургом.

– На безрыбье, как говорится… – проворчал Олег Петрович, после представления иностранных гостей.

Через два дня пришло распоряжение: фельдшера и врача-травматолога откомандировать в Кабульский ЦВГ. В медбате остается двадцатишестилетний немец-хирург, предполагаемая замена советскому хирургу Олегу Петровичу Лапину, сколь профессиональному специалисту, столь и человеку ответственному и сердобольному.

– Посмотрю, на что пригоден фриц. Не потянет нагрузку, придется распрощаться с мечтой о возвращении на родину, – сидя в столовой за обеденным столом поделился он мыслями со своей бессменной напарницей Анной Святой.

Немецкий хирург Алекс Вальтер Вейгель, с небольшим акцентом свободно общается на русском языке.

– В детстве наша семья жила в Германии в местечке Дюссельдорфа на территории поселения русских немцев, репатриированных из Советского Союза откуда-то с Поволжья, – пояснил он свое знание языка. – Мы детьми много общались между собой, играли в одни игры, читали одни книжки. Мне было интересно прочесть вашего Чуковского, Маршака, а потом и Пушкина. «Евгения Онегина» прочел на родном языке поэта.

Знание русского языка мне сильно помогло в дальнейшем. Два раза был в Москве на медицинских симпозиумах, когда между нашими странами установился относительный мир. Работал в госпитале на территории ФРГ. Так что у меня богатый опыт по изучению русского языка.

Алекс Вейгель с самого начала показал себя толковым и профессиональным хирургом. Не терялся в экстремальных ситуациях, моментально определял характер ранений и травм. Отсюда мгновенно принимал решение очередности хирургической помощи. Человеком оказался контактным, с обширными знаниями не только в области медицины.

Ни перед кем не кичился, со всеми был ровен и приветлив. За эти качества «немца» полюбили, так за глаза между собой стали называть хирурга сотрудники госпиталя. Однако в этом не было ни насмешки, ни пренебрежения.

Однажды произошел случай, повлекший за собой окончательное решение Олега Петровича доверить Алексу пост у хирургического стола, посчитав его толковым специалистом, хотя и нерусским. А было так: шли тяжелые бои возле Южного Баглана.

Там действовал коварный и талантливый командир Афганских бандформирований жестокий и безжалостный Гаюр. «Духи» стояли насмерть. Но и советские не уступали. Бились, как говорят, до последнего пульса. Только вот за что?

Потом, позже, История задаст людям этот вопрос, когда Афганистан станет для них иллюзией, сном. А пока из этой мясорубки беспрерывным потоком, навалом в КАМАЗах, на бронетранспортерах везли и везли в госпиталь изуродованных советских солдат и офицеров.

Олег Петрович почти сутки не отходил от операционного стола. Ему ассистировал «немец». Закончив основную часть операции, дорабатывать раненого оставлял ассистенту, сам Олег Петрович переходил к другому столу, где лежал подготовленный к операции следующий изувеченный. На какое-то время случилось затишье.

Закончив очередную операцию, Олег Петрович в полном смысле валился с ног, это было заметно по его шатающей походке и вялой речи.

– Прилягте на диван, отдохните, пока мы обрабатываем раненого. В случае чего мы разбудим вас, – сказала ему Анна.

Хирург тут же рухнул на диванчик, даже не стянув маски с лица. Медсестра осторожно отвела ее, освободив дыхание. Но этого врач уже не слышал.

Буквально через четверть часа прибыл КАМАЗ с восемью ранеными. Двоим из них, требовалась срочная операция. Остальных принялись обрабатывать медсестры во главе с фельдшером. Санитары перенесли тяжелораненых на столы.

Посмотрев на спящего хирурга, Алекс сказал:

– Олега Петровича не будить. Операцию проведу сам.

Предстояла ампутация нижней конечности. Спасти ногу солдату не представлялось возможным. Голень полностью отсутствовала. Вместо нее от колена болтались кровавые ошметки. В остальном солдат был целым и даже в сознании.

– На мину наступил, – в горячке твердил он, – не заметил, – словно оправдывался. Ему грозила полная потеря крови.

От мин-сюрпризов страдали не только советские военные, но и местные жители. Дело в том, что те были изготовлены в виде зажигалок, часов, авторучек, магнитофонов и даже чайных термосов. Многих поубивали они, но большею частью покалечили.

От них страдали не только шурави, так «духи» называют русских, против которых эти мины замышлялись, но и афганские мальчишки, бача, бочонки, как зовут их советские солдаты. Погрузившийся в наркоз страдалец, уже ничего не чувствовал.

Для него война закончилась. Через день-два его отправят на самолете в Ташкент, в ЦВГ долечиваться, там изготовят ему новую ногу. Парню повезло еще, что целым остался коленный сустав.

Быстро управившись с ампутацией, Алекс перешел к другому столу, на котором лежал офицер. Располосованная санитаром гимнастерка, обнажила на груди развороченную рану. Алекс определил сложность ранения. Задета кость ключицы.

Очистив рану от костных осколков, обработал мягкие ткани, сшил кровеносные сосуды. Плечевая артерия не задета, уже хорошо, что собственно спасло капитана от потери крови, при транспортировке. Мелкие осколочные ранения обработала медсестра. Наложив шину для неподвижной устойчивости плечевого пояса, Алекс отдал санитарам команду: раненого капитана снимать со стола.

Далее ранения были попроще, не требовали особого напряжения. Едва закончили с последним раненым, как в модуль ворвались два десантника, они сами, как потом выяснилось, на руках, вынесли из боя своего тяжелораненого командира и доставили того в госпиталь на БэТээРе. Офицер был в сознании, закрыв глаза, слабо стонал. У капитана тяжелое ранение в области правого бока.

Кишки фиолетовыми вздутостями пузырились из развороченной плоти. Раненый тяжело дышал.

– Вот так, док, подставился, – едва шевеля посеревшими губами, пробовал шутить тот с хирургом.

Ему немедленно был введен наркоз. И операция началась.

Потом, где-то спустя с полгода, Алекс случайно встретит этого капитана в Кабуле, где окажется по делам. Офицер сам первым подойдет к хирургу, и они подружатся.

– Спасибо, док, – сказал бывший капитан, теперь уже с погонами майора. – Думал тогда, все хана мне. Я видел, как кишки мои повылазили наружу. А ты помог им вернуться назад, – засмеялся он. – Давай зайдем в чайхану, отметим нашу встречу, да и мне хотелось бы тебя отблагодарить не на ходу, а по-человечески, за то, что спас мне жизнь. Знаешь, – он как-то засмущался и добавил, – я у мамки один, не вынесла б она моей гибели. Да ладно тебе, пошли, пошли, – ему показалось, что врач вроде бы заколебался составить ему компанию…

Они выпили по рюмке русской водки.

– Вот уезжаю в Союз, – сказал майор. – Отвоевался. Ухожу в запас.

Алекс не стал уточнять причину его ухода из армии. По всей видимости они были у майора. На родине, родного Пскова осталась вдовой его престарелая мать. Батя, окучивая картошку в огороде, рухнул на межу и в одночасье помер. Остановилось сердце. Мать, изболевшаяся за сына, добитая смертью мужа попала в больницу.