Последний в черном списке - Евгений Сухов

— Пялить пьяных шлюх — слишком дешево, — покачал головой Егор. — И скучно. Предлагаю бомбануть кого-нибудь.

— Звучит заманчиво. — Паша прикурил сигарету и выставил локоть в раскрытое окно. Свет приборной панели отразился в его глазах, и повернувший голову Егор только сейчас заметил, насколько сильно остекленели глаза его приятеля. И как он только умудряется водить машину в таком состоянии? — У меня уже всю неделю кулаки чешутся. Сгодится любая харя…

— Нас-то хоть пощадишь? — Тимур засмеялся.

Андрей не принимал участия в общем веселье. Откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза, он старательно прислушивался к тому, что происходило у него внутри. Ехать в ночной клуб или куда-либо еще ему совсем не улыбалось. Сегодня ночью он с куда большим удовольствием растянулся бы дома на диване. Но показывать слабину перед товарищами не хотелось.

— Ты как, Андрюх? — Егор повернулся к нему лицом. — Поддерживаешь?

— А то! Когда я киксовал? — слова давались ему с трудом.

Дальний свет встречных фар ослепил Павла, он машинально крутанул руль вправо и чертыхнулся. Старенькая «копейка» с седовласым пожилым мужчиной за рулем пронеслась мимо.

— Старый пень! — Павел так неожиданно ударил по тормозам, что Егор едва не впечатался головой в лобовое стекло. Тимур ухватился обеими руками за спинки впереди стоящих кресел. — Ну откуда столько козлов развелось на дорогах! Включи ближний и езжай себе!.. Баран!.. Нет! Таких учить надо. Согласны?

— Мы-то согласны, — хмыкнул Тимур. — Только из тебя учитель хреновый.

— Да? Сейчас посмотрим!

«Десятка» лихо развернулась прямо на проезжей части и, набирая скорость, устремилась в обратном направлении. Ветер со свистом врывался в раскрытые окна, но Павел все так же уверенно держал ногу на педали акселератора, вдавливая ее в пол.

«Копейку» нагнали минут за десять, хотя и у той была весьма приличная скорость.

— Пристегните ремни, братва! — скомандовал парень.

Вместо этого Егор только уперся в приборную панель руками и ногами. Голова Андрея оказалась рядом с головой Тимура. Все трое внимательно наблюдали за действиями Павла и ждали, чем закончатся его показательные выступления.

Передний бампер «десятки» со скрежетом врезался в зад «копейки». Затем Павел ударил по тормозам. Жертва полетела вперед, закрутилась волчком и остановилась, только повиснув одним задним колесом на обочине дороги.

— А теперь кулаки почешем.

С этими словами Павел первым выбрался из салона. За ним последовали Егор и Тимур. Последним на свежий воздух вылез Андрей, но, почувствовав, как к горлу подкатывает очередной приступ тошноты, к «копейке» за приятелями он не пошел, а остался стоять рядом с их автомобилем.

Павел резко дернул на себя водительскую дверцу, и к его ногам вывалился тот самый седой мужик с окровавленным лицом. Брякнувшись на асфальт, он так и остался лежать в этой позе без признаков жизни.

— Окочурился, что ли, Шумахер? — в голосе Тимура не было ничего, кроме презрения.

Павел поддел мужика носком ботинка под ребра, и тот перевернулся на спину. С губ его сорвался едва различимый на слух стон. Грудь медленно вздымалась и опускалась, но дыхание было редким и тяжелым.

— Живой. В отключке просто, — Павел еще раз ударил жертву ногой. — Эх, козел! Такое шоу испортил! Тряпка!

— Да это не он козел, а ты, — понимая, что ничего интересного он тут больше не увидит, Егор развернулся и медленно пошел обратно к «десятке». — Правильно сказал Тимур. Хреновый из тебя учитель. Он ведь даже и не понял, за что его наказали.

— Ну и черт с ним! — Павел махнул рукой. — Потом поймет. В следующий раз…

— Если живой останется, — внес коррективы в его рассуждения Тимур. — Может, «Скорую» вызвать? Ну, типа, по-человечески.

— Обойдется! — Павел уже двинулся вслед за Егором, но, заметив замешательство Тимура, остановился и обернулся через плечо: — Чего ты там завис?

— Так оставлять нельзя.

— В смысле?

— Машина, — Тимур кивком головы указал на покореженную «копейку». — Я слышал, есть какая-то экспертиза, где по стукнутой тачке можно вычислить ту, которая ее стукнула. Надо от его колымаги избавиться…

— Спалить предлагаешь? — глаза Павла азартно заблестели.

— Да ты с ума сошел? — для пущей убедительности Тимур покрутил пальцем у виска. — На кой черт нам такой геморрой? Ментов привлекать фейерверком? Отгоним ее подальше, и в воду. Езжай, Паш, а я за вами.

И уже без лишних колебаний Тимур забрался в салон «копейки». Павел только пожал плечами.

— Сможешь меня обставить? — предложил он.

— Тебя-то? С закрытыми глазами!

— Замазали!

И он бегом устремился к «десятке». Егор и Андрей уже ждали его в салоне.

Легкий моросящий дождик вскоре перешел в серьезный затяжной ливень. Тучи сгустились, и небо стало похоже на низкий свинцовый купол.

— Счастливого вам полета. — Лерайский снял с головы наушники, откинулся на спинку кресла и лениво перевел взгляд за окно. — Да, не самая удачная погодка. Смотри, как зарядил, Дэн!

— И, как назло, в нашу смену, — недовольно и даже с некоторой долей агрессии откликнулся второй диспетчер, опускаясь на соседнее место и ставя перед собой чашку дымящегося чая. — Почему такое невезение, Влад? Я уже раз третий или четвертый подряд дежурю в дождь…

— И что? — Лерайский нагнулся вперед, щелкнул одним из тумблеров на пульте, и картинка на экране монитора слегка увеличилась. — Я тоже не раз дежурил в такую погоду. Обычное дело. У нас-то какие проблемы? Принимай сообщения, координируй… Если что — докладывай выше. Это вон пусть пилоты парятся. У них ответственность.

Красная точка на экране, обозначавшая только что ушедший со взлетной полосы лайнер Москва — Женева, медленно и поступательно двигалась вверх, то вспыхивая чуть ярче, то превращаясь в едва заметное блеклое пятнышко. Помимо него на экране перед Лерайским находились еще три аналогичные точки, но все они располагались на периферии экрана.

— Там почти одни дети…

— Что? — Кулемин уже успел выключиться из разговора.

Вместе с чашкой чая он придвинул к себе газету и сосредоточил все свое внимание на расположенном в левом нижнем углу наполовину разгаданном кроссворде.

— Какие дети?

— Вылетели этим рейсом, — короткий толстый палец Лерайского с обгрызенным ногтем ткнулся в пульсирующую точку. — Медалисты, награжденные путевкой в Швейцарию. Целый месяц будут развлекаться в Женеве на зависть тем, кто учился хуже.

Кулемин усмехнулся:

— Да брось ты, Влад! Тебе тридцать с лишним лет, а ты все в сказки веришь. Какие там медалисты? Наверняка полетели те дети, чьи родители больше денег заплатили. У нас всегда так, — он сделал обжигающий глоток чая, а затем простуженно шмыгнул носом. — Вон у меня малец пятый класс окончил без единой четверки, и никто его ничем не премировал…

— Так это пятый. Он же не медалист у тебя. Вот когда будет…

— Тогда и посмотрим, — философски заключил Кулемин, но в его голосе по-прежнему были заметны агрессивные нотки. — Продолжим? — он постучал кончиком карандаша по кроссворду.

— Давай, — охотно согласился Лерайский.

На самом деле Владислав только старался выглядеть беспечным. С самого утра его одновременно подтачивали аж два червя. Первый зародился после последнего разговора с бывшей супругой и ее нынешним сожителем. Уладить вопрос с квартирой полюбовно, как всегда, не получилось. Все закончилось скандалом. Благо дело, что еще Виталий, новый Ларискин муж, человек не особо конфликтный и не такой вспыльчивый, как сам Владислав. Второй червь заключался в непреодолимом желании выпить. Лерайский и сам понимал, что стал все чаще и чаще закладывать лишнего за воротник, но поделать с собой ничего не мог. Он не прикасался к алкоголю уже двое суток, и теперь душу словно невидимыми тисками выворачивало наизнанку. Лерайский поклялся самому себе, что после окончания сегодняшней смены он обязательно зайдет в какой-нибудь бар и пропустит стопку-другую. А может, не дожидаться конца смены? Кто заметит? Дэн? Вряд ли. Этот эгоист целиком и полностью сосредоточен исключительно на самом себе… Одну стопочку. Ничего не изменится, а его самого отпустит наверняка. Эти чертовы проблемы сами собой уйдут на второй план. Перестанут так волновать его.

— Кому принадлежит фраза: «Понять — значит простить»? — прочел очередной вопрос из кроссворда Кулемин и по привычке сунул в рот карандаш. — Ты как с философией, Влад? На «ты»?

Лерайский не сразу понял, о чем толкует его напарник. Облизав пересохшие губы, он повернулся к Кулемину и свел брови над переносицей.

— Я не думаю, что это имеет какое-то отношение к философии, — изрек он. — Скорее всего, фраза принадлежит кому-то из классиков. Я читал…