Ветувьяр - Сия Кейс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что за ней смотреть? Двадцать лет ничего не происходит!
Если бы Джеррет выпил на несколько бокалов меньше, он бы заострил внимание на досадливом тоне и недовольстве Эйдена собственной должностью. Другу было легко судить со своей колокольни — что он знал о городских восстаниях двадцатилетней давности? Лишь то, что не поленились записать монахи и секретари.
А Джеррет видел все это своими глазами, глядя с балкона на пылающую площадь, слыша крики и вдыхая запах дыма. Но самым страшным было не это, а то, о чем он думал в тот момент… Положение казалось безвыходным, оно таким бы и стало, если бы не тот, на кого он сейчас не хотел поднимать глаза и которого всем сердцем ненавидел. Шерод Лукеллес — глава торговой гильдии. Продажная мещанская мразь, почуявшая выгоду и уникальную возможность приблизиться к трону. Да уж, толстяк не продешевил, когда попросил у Тейвона в обмен на деньги принцессу…
Воспоминания всплывали перед глазами ожившими картинками, но вино неплохо помогало отгонять их. Джеррет и не заметил, как опустошил очередной бокал, чтобы тут же налить еще. Он слышал, что многие от вина звереют, но обыкновенно вспыльчивый и несдержанный Джеррет наоборот становился все добрее и терпимей с каждым глотком. Именно поэтому он пропустил слова Эйдена мимо ушей и с одобрением плюхнул руку ему на плечо:
— Так может, потому и не происходит, что ты всех в узде держишь?
Эйден имел дурацкую привычку принижать свои собственные заслуги — то ли в силу своей застенчивости, то ли из-за того, что случилось с его семьей… В любом случае, друг был ответственным и справлялся со своими обязанностями начальника столичной гвардии лучше некуда, да еще и успевал согревать постель сестрицы, причем уже много лет.
Раньше Джеррет гадал — что она в нем нашла? Нет, Эйден, конечно, отличный парень, но первой красавице королевства он не ровня. Из красивого в нем были только пышные золотые кудри, а в остальном… Зубы здоровущие, брови облезлые, а раньше ведь еще был тощий, как жердь, с возрастом хоть немного выправился. Ржать как конь он, конечно, не перестал, но это то же самое, как если бы сам Джеррет прекратил беситься на каждую мелочь.
— И правда — у тебя, дружище, не забалуешь! — Престон пил и улыбался — то ли он был пьян, то ли тоже соскучился по Эйдену, — Видели мы твоих ребят…
Договорить адмиралу помешал грохот внезапно открывшихся парадных дверей, который друзья бы и не услышали в общем шуме, если бы не сидели так близко, пусть и спиной. Удивленный наглостью какого-то непрошенного гостя, Джеррет повернулся.
Гвардейцы — из числа тех самых ребят Эйдена — безропотно пропустили в зал высокую белесую фигурку, которой явно было здесь не место. Ну что могла забыть столь изящная дама среди грубых изрядно подвыпивших мужчин?
Вот только дама была настроена весьма решительно — у Джеррета было всего несколько секунд на то, чтобы осознать всю незавидность своей участи, вглядываясь в разъяренное лицо и сжатые кулачки стремительно приближавшейся гостьи.
— Сестрица! — С наигранной радостью взвыл он, понимая, что голос его гораздо пьянее, чем недавно казалось, — Зачем ты здесь?
— Не называй меня сестрицей, наглец! — Разъяренная дама явно боролась с желанием отвесить пьяному мерзавцу пощечину.
— Согласен, нечего отнимать эту привилегию у Тейвона…
— Ремора, — Позвал Эйден, естественно, безуспешно.
“Сестрица” бегло оглядела всех сидящих за столом и снова вернулась к Джеррету. Он был готов поклясться, что половина присутствующих вообще не заметила ее вторжения, как сама Ремора не замечала своего любовничка Эйдена.
— Так и знала, что у тебя нет совести! — Обрушилась она на Джеррета, — Вставай! Живо!
Он хотел бы подчиниться, лишь бы не слушать эту истерику и неизбежно последующие за ней тирады, но понял, что если встанет прямо сейчас, то на ногах устоит вряд ли. Нужно было все-таки рассчитывать свои силы — пил Джеррет не больше, чем раньше, но не зря же даже торгаш Лукеллес это заметил: похудел он не то что бы сильно, но все же ощутимо, а значит, и пьянел быстрее, а за подобное Ремора его точно загрызет.
— Да что такое!? — Джеррет попытался собрать последние остатки трезвости.
— А то ты не догадываешься?
Нет же, он давно уже догадался. Точнее, знал наверняка — Реморе от него нужно только одно, и это — Тейвон.
— У меня еще четыре полноправных месяца! — Поднял палец обороняющийся Джеррет, — Может, я хочу пожить в свое удовольствие?
— Ненавижу тебя! — Пылко бросила Ремора. Казалось, она сейчас закипит от злости — обыкновенно бледное лицо буквально горело, волосы были взлохмачены, руки едва не тряслись, — Живо пошел со мной!
Не дожидаясь очередного вялого протеста, “сестрица” схватила Джеррета за руку, не оставив ему никаких путей к отступлению. Пальцы ее были ледяными, но сжимали так крепко, что стало даже страшно — сколько силы таилось в этом хрупком тельце?
Выбора у Джеррета не было, и он все же поднялся, как-то умудрившись даже не качнуться и в последний момент успев схватить свою треуголку, чтобы водрузить ее на голову. Упрямая рука тянула его прочь из теплого, пропахшего вкусной едой и вином зала, прочь от друзей и ненавистного Лукеллеса, в прохладный коридор с гвардейцами вдоль стен, в ликующий город, опьяненный известием о его, адмирала Джеррета Флетчера, — не Тейвона! — победе, и во мрак, куда этому самому победителю придется кануть…
Престон что-то сказал Эйдену, и оба рассмеялись. Уходящий Джеррет шутку уже не слышал.
*
Ремора тащила эту пьяную никчемность за собой, даже брезгуя на него оборачиваться. Честь поганцу делало разве только то, что ему хватило совести не пререкаться еще и здесь, при гвардейцах и прочей мелочи, которая не упустит возможности перемыть кости и адмиралу, и принцессе, и королю.
Добравшись наконец до безлюдного коридора, Ремора остановилась и развернулась к этой морской гадине лицом. Высказать ему хотелось многое, но это терпело, в отличие от королевства, которое в короле как раз нуждалось неотложно.
— Давай, — Принцесса прожигала бесстыжую пьянь глазами.
Джеррет заметно похудел, но жалко его не было — эта зараза с детства громыхала костями, но при этом проявляла такие чудеса силы и выносливости, что на ней можно было пахать. Вот и сейчас щеки у него хоть и провалились, но лицо было бронзовым от загара, какой никогда не получишь в их пасмурных холодных краях. Адмирал даже казался посвежевшим и помолодевшим, глаза блестели, хотя… глаза могли
